Комментарий | 0

Переведи меня в иной контекст

 
 
 
 
 
 
 
Ей сам Эразм подыскивает дело
 
 
Ирония, как лёд, как сталь, как соль, как слон в посудной лавке, непреложна,
Когда явь прорывается сквозь сон, неважно, внутривенно иль подкожно.
Травой некошеною буйствуют слова в заброшенности, где косою острой
Сверкает, и в брезгливости права, стремясь к сарказму на суровый остров,
Не обитаемый ни людом, ни зверьем, ни немотой, ни даже черепахой,
Ни глупостью, ни страстью, ни ворьём, ни — вымолвить не смею — даже страхом.
Уж там она вольготничает смело,
Ей сам Эразм подыскивает дело.
 
 
 
 
И про того, кто ищет и обрящет
 
 
Смести. Остатки крошек подобрать, собрав в горсти, чтоб всё увидеть — к свету,
И, как по нотам, чудо разыграть — себя насытить дерзостно обедом.
И дать обет: обед не позабыть, всё записав до крошки самой зряшной
Про сущность хлеба и про волчью сыть, и про того, кто ищет и обрящет.
Но — что искать? И обретать — зачем? Хоть волком вой, хоть пой, но нет ответа.
Отверзи гроб! Кому печаль повем? Молчание — прескверная примета.
 
 
 
 
Забудем о бесстыжем Гераклите
 
 
Вернемся, в воду прежнюю войдем, забудем о бесстыжем Гераклите,
Исчезнувшую юность обретем, парок подкупим: нить переплетите.
Ведь драхма лишняя тем вовсе не в укор, нет проку им чужую жизнь корежить,
За это пощадит их глад и мор, да и уныние их не настигнет тоже.
Ну, кто внакладе? Тёмный Гераклит? Чем знаменит? Эфесский диалектик.
Из камня высечен? Из бронзы он отлит? Кого он побеждал, угрюмый скептик?
Бери весло, от берега отчаль, махни рукою праздному народу,
Кто бы он ни был, не его печаль, кому когда входить в какую воду.
 
 
 
 
Я жребий брошу
 
 
Я жребий брошу: что укажет Бог, куда стопы мне дерзостно направить,
И что мне впрок, какой назначен срок, кого бесчестить, а кого мне славить.
Или внимать, свой изощряя слух, лишь уху чуткому себя решившись вверить,
Вживаться в тишину, внимая ей, сам-друг стремясь постичь, не тщась её измерить.
Неизмеримость звезд, любви, песка, идей, в песок ушедших дней необратимость,
Неукротимость суетных затей, и зычно приговор: невозвратимость.
 
 
 
Бурлили мысли, и дрожал котел
 
 
Бурлили мысли, и дрожал котел, идеи в нем неистово варились,
И собирались из далеких сёл послушать, как философы ярились,
Всех приобщая к истине своей, сих малых в свою веру обращая,
Мол, жни не жни, и даже сей не сей, зато люби грозу в начале мая.
Что может быть прекрасней и светлей, что может быть игривей и резвее,
Воду на мельницу чужую лей не лей, перл дождевой лаская и лелея.
А что с бурлением, и как дела с котлом, какой там вышел от идей приварок?
Кипя, бурлило, вышел суп с котом, и мысли выварились жаждущим в подарок.
 
 
 
 
Жую обрывки сумрачных теней
 
 
И, покидая светлый мир идей, в тело немыслимо мучительно вползая,
Жую обрывки сумрачных теней, свет истины постигнуть не дерзая.
В пещере мрачной жалкий костерок, да горсть золы, да пара тонких сучьев,
Над котелком от голода парок, да всё не впрок, и не измыслить лучше.
Что тут придумаешь? Тень тени сочинишь? День ото дня в пещере не светлее,
Глотая голод, о себе ты мнишь: мол, Царское, бог весть куда аллея.
Хотя б и Царское, но всё едино тень, какой бы день чудесный ни случился,
Та же пещера, та же дребедень, раз даже в Царское Платон сам заявился.
 
 
 
 
Осмеивать других — тяжёлый крест
 
 
А что теперь? Смеяться над собой! Ведь обхохочешься, до смерти насмеявшись
Над истиной глумительно простой: свободу обретешь, лишь в рабство сдавшись.
Осмеивать других — тяжелый крест, а сам ты без извилистых излишеств,
И воткнуты в тебя взоры судьбы и перст, указывая: путь твой крив и илист.
В болотном мареве себя не разглядеть, не лицезреть себя за поворотом,
Чтоб различить — взгляд пристальный надеть, улыбку шире: смейся над уродом!
Ему бы кротости и мудрости чуток, беспечности да мыслей посвежее,
Чтобы платок — хоть на какой роток, или удавку — хоть кому на шею.
 
 
 
 
Открою — обнаружу пустоту
 
 
Открою — обнаружу пустоту, наружу выгляну — себя в ней расплескаю,
Одеждой уничтожу наготу, которую, увы, не доласкаю.
Чужие буквы ластиком сотру и палимпсестно новые впишу я,
Урок исполнив рано поутру, слёзы утру, удачу торжествуя.
Прекрасных рифм осенний полон сад, садки полны речною рыбой сладкой,
И, лакомясь стихами невпопад, от музы лирики пишу роман украдкой.
Не кровожадный, Господи спаси, не для детей, хотя вполне приличный,
Успев сказать последнее прости, герой уехал к чёрту на кулички.
Ей — замуж уж, а жениха всё нет, вокруг одно сплошное сумасбродство,
Годы идут, и вдруг: большой привет, герой вернулся. Свадьба. Благородство.
И я там был, и я там что-то пил, везде текло и даже в рот попало,
А у поэта: там она, где ил, и водоросли. Братьев не хватало.
 
 
 
 
А с холерой делать что же?
 
 
Галерностью насытившись сполна, преодолев холерные заслоны,
Вдохну: душа свободою полна, плоть — вольностью, а самомненьем — стоны.
Тугая существительность судьбы и бытия глухая пуповина
Удушат хваткой мёртвою борьбы, виной нелепой, явкою с повинной.
Куда идти с повинной головой, куда повинной явкою являться?
Заранее какой готовить вой? Как и когда какою клятвой клясться?
Кто надоумит? Кто составит текст? Какой тираж? И шрифт какой предложат?
А что с охотой к перемене мест? Галеры? А с холерой делать что же?
 
 
 
 
Переведи меня в иной контекст
 
 
Переведи меня в иной контекст, быть может, в нем хоть как-то приживусь я,
А в этом изнемог от бед и бегств, крадусь во тьме, от страха к стенам жмусь я.
Там, в новом — свет и ясная печаль, нет, не фанфары, флейты, а не трубы,
Степь серебрится, золотится даль, ребёнки не груб´ы, отцы не гр´убы,
Традиции не гл´упы, не глуп´ы законы, одним словом, жить не страшно,
И притча не в почете про снопы, хоть равенство излишнее опасно.
Вот только бы мне здесь не заскучать, своей тоскою vita nuova меря,
Ведь прежнее мне снова не начать, дотла и веру новую изверя.
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка