Комментарий | 0

К СЕБЕ И ОТ СЕБЯ. За вас я жизни ваши доживу

 
                                                                                                           Марк Шагал. LaVie. 1965

 

 

1

 
Из тьмы веков или столетий света
 
Из тьмы веков или столетий света,
Откуда-то оттуда, из глубин
Вопрос, кривляясь, требует ответа,
Словно живым остался я один.
 
Как водится, пытаюсь отвязаться,
Бессвязно, несуразно бормочу,
Силюсь больным и немощным сказаться,
Но ясно, что уловки ни к чему.
 
Всё проще, всё иначе, несусветней:
Не требуется мыслить на износ,
Во тьму впадая, растворяясь в свете,
Услышав, дальше переслать вопрос.
 
 
Пусть мучается, пишет по ночам!
 
А по ночам писать, уничтожая утром,
Подобно Господу, который, мир творя,
Не мудрствуя лукаво, рушил мудро,
Что, время тратя, созидал он зря.
 
И снова начинал, и вновь ломал Он,
И снова пробовал, и вновь изнемогал,
И малой малости никак недоставало,
Пока, отчаявшись, Он Сам Себе сказал.
 
Зачем докучная Мне вечному потеха?
По образу, подобию создам
Я Своему из глины человека,
Пусть мучается, пишет по ночам!
 
 
Клочок земли ты мне обетовал
 
Клочок земли Ты мне обетовал,
Я за него безмерно благодарен,
Чтоб никогда я там не бедовал,
Не мучился: талантлив я, бездарен?
 
Чтоб острова на суше не искал
И не сражался с мельницами рьяно,
Чтоб душу не выматывал шакал,
От вожделения изнемогая пьяно.
 
 
Когда всевышний призовёт меня
 
Когда Всевышний призовёт меня
И к своему народу приобщусь я,
Все пять меня покинут, и, маня,
Объявится, дразня, шестое чувство.
 
Оно — вместо меня, второе я,
А может быть, не я — оно первично,
При мне играло роля поводыря,
А без меня — нелепо, неприлично.
 
Бывало ведь: беспутного спасти
От ненависти, мести или лести.
Блуждает слепо — некого вести,
Хоть исчезай, хоть пропадай без вести.
 
 
Когда ты в ночь являешься за данью
 
Когда ты в ночь являешься за данью,
мытарь мучительный, мой неотвязный друг,
я лунный свет в себя втираю дланью,
пока ты тьмой обозначаешь круг,
 
в который собираются на встречу
все должники, несущие впотьмах
всеправедно на всеблагое вече
над душами их властвующий страх,
 
чтоб им с тобою щедро поделиться,
чтоб мыто обратил ты в прах и гарь,
чтобы светло продолжил лунный литься,
чтоб круг язвительно обозначал мытарь.
 
 
Слова пустые мечутся метельно
 
И некому: «Душа скорбит смертельно!»
Никто не слышит — не о чем молить,
Слова пустые мечутся метельно,
И нечего вослед им отворить.
 
Их лучше промолчать и затаиться
В нечаянно случившейся глуши,
Чтоб зоркая и злобная зегзица
Не заприметила и краешка души.
 
 
Юный — Пушкин, а старый — сатир
 
Юный — Пушкин, а старый — сатир,
Стать — ребенка, а губы — вампира,
Златоуст, лучезарен и сир,
Слишком трезв по скончании пира.
 
Слишком горд, слишком мудр, слишком свят,
Кроток слишком для длинной баллады,
По ночам, когда звуки не спят,
Воспевающий буйства Эллады.
 
Встав на цыпочки, рост одолев,
Языком славу склизкую слижет,
Голод — мясом и одою, лев
Страсть насытит бесстыжестью рыжей.
 
По Колхиде пылит налегке
В огнедышащем фаэтоне
К ней, во мгле просветлевшей игле
В засверкавшем грозою озоне.
 
В полной блеска и чести борьбе
Одолеет, пращою вращая.
Или, встав у судьбы на ребре,
Рухнет в вечность, врагов не прощая. 
 
Хотя бледен, устал и ослаб,
Но презрит и лекарства, и дольник,
Точной рифмы властительный раб,
Слов прямых господин и невольник.
 
 
Мы буквою одною разошлись
 
Мы буквою одною разошлись,
слепая парка круче не посмела,
под утро вдруг эпоха подоспела,
нова и несуразна, злись-не-злись,
как злостно перезревший виноград,
как облака, застрявшие на ветке,
как цоканье копыт или цикад,
как певчий звук у птицелова в клетке.
 
Поющих душ угрюмые ловцы,
их смех похабен, дым успеха к спеху,
курчавится их век, как у овцы
нечистый мех, в век ввинчивая веху
отчаянья, а, распознав фальшак,
в углу холста лучисто тлеет память,
как сигарета горько натощак,
как листья жёлто и как щеки впало.
 
Пером ли, кистью осязая век,
вжиты в жнивье живьем так безъязычно,
так черный мучает поэта человек,
так первозванно призванные зычно
вывязывать мы древа рода вязь,
закон переплетенья познавая,
случайно и нелепо разойдясь,
чтоб смерть постичь, сравненья призывая. 
 
 
Всё едино о том же одном
 
То ль налито, то ли разлито,
то ли склеено, то ли разбито,
я к тебе от себя иль к себе,
то ли осенью, то ль по весне.
 
Двое нас или больно двоится,
поросло или вновь повторится,
то ли вынесло, то ль занесло,
то ль к добру это, то ли во зло.
 
Там, на дне потускневшие звезды,
эти звезды милы и курьезны,
как парящий орлом воробей,
ты налей, хочешь пой, хочешь пей.
 
И, гася жажду жгучую квасом
и другим милосердным припасом,
то ли прозою, то ли стихом,
всё едино о том же одном.
 
 
За вас я жизни ваши доживу
 
За вас я жизни ваши доживу,
Дни ваши, как посмею, продолжая,
Неброское цветами дежавю
Щедро гордыней от души снабжая.
 
Всё воды Леты буйно разорят
Отчаянно, запойно, безнадзорно,
А я живу, надеясь, что не зря,
И зрю в себя зрачком трубы подзорной.
 
Не ощущаю: легче иль трудней,
Мне подниматься с неподъемной ношей,
Движенье искушающее дней
Мне с вами постигать сложней иль проще?
 
 
Что не скажет — да!
 
Любовь мне больше не с чем рифмовать,
До дна давно исчерпаны все рифмы,
Расщеплены все эллинские мифы,
По чьей канве учился флиртовать.
 
Но философствовать об этом недосуг,
Не то чтоб бубенцы, цыгане, сани,
Однако, извините, очень занят,
Нет, все свои, короче, близкий круг.
 
После спектакля. Нынче занята.
Будет рассеянна, устала, молчалива,
На сцене — восхитительное диво.
Профаны говорят, что, мол, не та.
 
Не те — они, и теми никогда
И не были и никогда не будут,
А ей… Хоть голову велит она на блюде,
Свою, чужую. Что не скажет — да!
 
(Продолжение следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка