Иван-чай
Кристина Кретова-Даждь (16/10/2012)
Виктору, Иосифу
ночь
…ночной порой и ветер спит и птицы, обескрылив, спят
растут грибы под свет рапид, на пнях – гурты опят.
Таращусь в темноте сквозь житый, перелатанный покров,
воображаю, что пишу тебе…не воздуха, ни воздуха, не воздуха:
мне не хватает слов.
Сдаюсь-включаю свет-и морщу лоб-и шарю сигарет:
кровать напоминает гроб.
Ты - облако, неразличимое во мгле; ты - очертанья валуна, последыш ледника.
Ты - нос, ты - борт, корма. Горящий стог. Ты - взрослая игра.
И до утра свербит в виске игла, рука не выключает ночника,
и ложечка звенит. И шумом моря дышит замкнутая кровь.
вечер
как славно вечером в избе © И.Б.
как тихо вечером в избе,
но в тоже время звук в избытке:
жужжит утопленница-муха в молоке
и ходики назойливо справляются с ошибкой.
раз в вечность холодильник-ветеран
урчит полупустым желудком.
как фильм прокручиваю в мыслях балаган
ничтожнейших своих поступков.
и мыши сонные возню
никак не прекратят в застенке.
беззвучно только я себя казню
к оленю на горе поворотив коленки
олень роскошен -– за оленем сад или пустырь
с неразличимыми природными дарами
моих воспоминаний детский мир
глядит из всех пазов и дыр голодными глазами.
как сонно вечности приходится в избе.
как полновесно время шаг свой мерит.
и млечный путь шумит над шифером себе
и каплет сквозь дверные щели.
сонетик
Любовь. Несложное усилье языка –
порядок букв и звуков,
восторг божественного кувырка
и божия всеславная порука.
Любовь нам по наследству перешла,
но, погляди, велик колпак любому сеньке!
Так, будто бы под тяжестью на грудь
спадает голова. Весь этот груз
не раз, бывало, подогнёт коленки.
Сминая задники железных башмаков
мы движемся под звук своих оков.
Из глоток, полных тьмы на свет,
рекою-речью на простор из кабаков,
идём потоком каберне на снег.
сиреневое утро
кусты смородины накрывшись ржой дряхлеют
птиц косяки намылились на юг
не фонари – калины гроздья пламенеют
ещё один, один ещё свершился круг
наш огородный сор в костер заложен
экстракты лета вышли в терпкий дым
дым намекает, что конец всему положен
мертвяк не будет вечно молодым
еще десяток дней и хрустом холода ударит
последние случайные цветы
всё неохотнее светает,
всё ближе шепот темноты
точильщики - жуки
точильщики-жуки: часовщики.
они – всегда, а мы – временщики,
секундники на стометровке
в застегнутой до глаз ветровке,
летим скорее вопреки, а не благодаря
над тонкой шерстью октября.
в эту осень
В эту осень сентябрь распахнул
полы рыжего пиджака.
В отражении зеркала венский стул
требовал-требует-требовать седока.
Занавесок седой погребальный покров
с ниткой выбитыми крестами
навевал в снах просторный покрой
платья с расшитыми рукавами.
Завтра свадьбу гуляет село,
собраны все урожаи.
Мне уже несказанно тепло
от всего, что меня окружает.
Никому не обязана, хоть и должна,
я напьюсь на веселой пирушке.
Будут петь василиск и желна
до утра у меня за избушкой.
в деревне
в деревне неделя идет за две
проясняется в голове
шумы сердца музыкой для ушей
ни сорви ни выбрось и не пришей
не отделаться от привычки жить
что-то чистить стругать пилить
и стропила считать во сне
удивляться цифрами римскими на бревне
разницу трогать коры на стволах
дуть на блюдечко при чаях
растирать меж пальцами листья грибы траву
подносить пальцы к носу, грозить комару
занавеску задергивать ввечеру
и прикидывать сколь нескоро умру
редко взглядывать на циферблат
что смотреть? время в сутки подряд
совпадает раза всего лишь два
восемь вечера – восемь утра
и зевать по старинке крестя свой рот
когда верно, а когда и наоборот
слух ломается, лексика, умолкать
на полуслове потому-то легче молчать
дальше – даже внутри головы тишина
подспорье спокойного сна!
улыбаться спросонья коленцам огня
пляшет он, будто здесь нет меня
с природой благославляя своё родство
в тоже время не чувствовать – естество
я сдаюсь на поруки, покрой тишиной
хватай крючьями чащи лесной
и дальше, дальше, за версты – всё плыть и плыть
и не сказывай, сколько можно ещё гостить.
иван-чай
сегодня снится вечер цвета иван-чая
и рыжая, как грива, конская трава
и солнца медь густая
и Аполлона гипсовая голова
и блики на воде пруда лесного
и тени на поверхности воды
предчувствие несказанного слова
и тяжесть предстоящей тишины
и стук воланов бадминтона
в Аршиновке средь лиственниц и сосен
и каннелюры парфеноновой колонны
и на виске любимом – проседь
и всё не созданное – явственно и зримо
и до всего – подать рукой
и целая планета, что летит неумолимо
сжимается до черточки одной
и мы, восторженные пилигримы,
крадемся в тьме прихожей золотой
***
я в родину одета как в пальто,
оно, конечно, не по моде
и я бреду сутулая назло погоде
и рада, что не встретится никто
куплю себе в одно лицо шато
и, звенькая, преодолею три пролёта
войду домой и вырублюсь в два счета,
так и не сняв зеленого пальто
в Уразово
в деревне
ржавый диск времени
проворачивается медленно
в каждой – со своим собственным скрипом
залитый светом день монолитно –
в дыре хлева не видно края корыта
открыта на фото
калитка
на бегу хлещет крапива
по икрам
и быстро вода остужает
гудящее темя
о, незыблемо постоянство
пчелиного сытого гула
вот они мы –
молодое ленивое племя,
а чего нам спешить
и чего же бояться?
до школы ещё
вечность покоя и счастья
луна
...нырнет и охлаждается.
...и растворяется к утру,
луна в садовой бочке
наслаждается
вмещением окружности
в окружность.
немного досаждают
насекомые – от них круги
дробятся.
Пусть идеальная картинка
исчезает,
утрачивает четкость.
когда же успокоится – опять зеркальна плоскость.
вода, луна и круглая в сеченье
бочка
в маленьком саду –
купель тончайшего свеченья,
в ночи невидимая никому.
Последние публикации:
Пост-Петербург –
(16/01/2018)
Простые вещи –
(11/05/2017)
Записки_натуралистки –
(02/12/2016)
Коммуналка сердца –
(10/05/2016)
Голоса –
(11/01/2016)
Акуа. Мысль о тебе. –
(16/09/2015)
Детское и взрослое –
(15/12/2014)
Одеш вересня –
(25/10/2013)
Отрицательное время –
(23/04/2012)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
