Комментарий | 0

Шауль (Саул). Научная реконструкция (2)

 

                                                                          Рембрандт. Саул и Давид (Деталь)
 
 
 

Гонимый

 

Амалек

 

            Во время Исхода Израилю пришлось сразиться с одним из племён. Моше говорит ученику и преемнику своему Иеѓошуе выбрать мужей, чтобы с Амалеком сразиться, а он сам завтра станет на вершине холма с посохом Божьим в руке. Так и случилось: поднимал руку Моше — Израиль одолевал, опускал — одолевал Амалек. Победа одержана, возможно, отпразднована, но главное: «Сказал Господь Моше: Запиши это для памяти в книгу и внуши Иеѓошуе:// стирая, сотру Я память об Амалеке из-под небес»; «Рука на Господнем престоле: война у Господа с Амалеком// из рода в род» (Имена 17:14,16).

            Ни об одном народе, ни об одном из племён — врагов у Израиля было немало — никогда подобного сказано не было. Почему? В книге Слова заповедь повторена и причины объяснены:

 
Помни, что сделал тебе Амалек
на пути, когда из Египта вы выходили.
 
Случившись тебе на пути, перебил за тобой в хвосте всех ослабевших, а ты устал, изнурён,
Бога он не страшился.
 
Будет: когда Господь Бог от всех врагов вокруг тебе даст покой в земле, которую Господь Бог даёт тебе в удел, во владение, сотри память об Амалеке под небесами,
не забудь (25:17-19).

 

            Народу Израиля заповедано: помнить об Амалеке и одновременно стереть память о нём. О том, что помнили, свидетельствует сам факт: давние события, описанные в книге Имена, вспоминаются в книге Слова — предсмертном обращении Моше к народу Израиля. Нельзя не обратить внимания на видимое противоречие. Попробуй стереть память об Амалеке, одновременно помня о том, что он сделал тебе. Почему именно Амалек удостоился такой странной памяти?

            Представим огромную колонну, растянувшуюся на многие километры, по-тогдашнему, на долгое время в пути. Впереди идут сильные, в хвосте — ослабевшие. Именно их «перебил» Амалек, а буквально переводя: подрезал хвост. Несмотря на то, что отсутствует детализация, ясно, речь идёт о самых слабых и беззащитных — детях, стариках, больных. Их убийство не вызвано никакой военной необходимостью, но Амалеку радостна гибель  людей, их убийство оправдано жаждой крови её вкус возлюбившего.

Если Амалек есть абсолютное зло, если единственное спасение от абсолютного зла — его уничтожение, то исполнение заповеди стереть память об Амалеке — обязанность безусловная, тем более тогда, когда пророк Шмуэль приходит к царю Шаулю и, передав сказанное Всевышним,  велит идти уничтожить не только всех представителей этого племени, но даже скот.

 
Так сказал Всемогущий Господь: Помню, что Израилю творил Амалек,
при выходе из Египта на дороге его стоявший.
 
Ныне иди, убей Амалека, всё его уничтожь, не щади,
убей мужчин и женщин, младенца, ребёнка, быка и овцу, верблюда, осла (15:2-3).

 

            Царь Шауль идёт на войну, побеждает, захватывает в плен Агага, царя Амалека. Царь Шауль в точности исполнил повеление пророка, передавшего волю Господню. За небольшим исключением — пощадил царя Агага (по Иосифу Флавию: потому что был поражён его красотой и статным ростом, Иудейские древности 6:7:2) и по требованию народа (опять!) лучшее из скота. Шауль оправдывается, что не выполнил заповедь Господа, во-первых, тем, что народ помимо его воли взял лучшее, а, во-вторых, что у народа якобы были, хотя и ошибочные, но благие намерения: принести лучшее из добычи в жертву Всевышнему.

И было слово Бога пророку Шмуэлю: Господь сожалеет, что поставил Шауля царём. Приговор безжалостен: по слову Господа Шауль от царствования отрешён. Не царь — пророк Агага казнит. Скот, пощажённый людьми Шауля, блеяньем выдаёт: царь  заповедь не исполнил.

            Давид, который вот-вот появится на страницах повествования теперь уже не о Шауле, но о себе, поразит Амалека. Давид выполнит заповедь, которую Шауль не исполнил. Отсюда будущий итог противостояния двух царей Израиля, первого, колеблющегося во всём и всегда, зависимого от воли народа, и второго — цельного, идеального, на все поколения. Здесь, на переломе повествования от Шауля, безвольно искавшего ослиц и царство нашедшего, к волевому Давиду пророк Шмуэль появляется вновь: исполняя слово Господне, он приходит к Шаулю.

 
Слово Господа было Шмуэлю, сказал.
 
Жалею, что Шауля Я воцарил: он от Меня отвратился, слова Мои не исполнил,
возгорелся Шмуэль, всю ночь к Господу он взывал.
Шмуэль к Шаулю пришёл,
Шауль ему говорит: «Благословен ты у Господа! Я слово Господне исполнил».
 
Сказал Шмуэль: «Что в моих ушах? Овец блеянье? 
Мычание скота, которое слышу?»
 
Сказал Шауль: «От Амалека их привели, лучшее из овец и быков народ пожалел, чтобы твоему Господу Богу в жертву его принести,
а остальное мы уничтожили».
 
 
Сказал Шаулю Шмуэль: «Подожди, скажу тебе, что этой ночью Господь мне говорил»,
сказал ему: «Говори».
 
Сказал Шмуэль: «Хоть и мал ты в своих глазах, глава колен Израиля ты,
Господь помазал тебя царём над Израилем.
 
Господь послал тебя в путь,
сказал: Иди, уничтожь грешного Амалека! Воюй с ними до истребления.
 
Почему ты голос Господа не послушал?
Набросился на добычу, зло в глазах Господа сотворил».
 
Сказал Шмуэлю Шауль: «Я голос Господа слушал, шёл по пути, которым послал Господь,
привёл Агага, царя Амалека, а Амалека я уничтожил.
 
Но народ взял из добычи овец и быков, лучшее из уничтожаемого —
принести в жертву  в Гилгале твоему Господу Богу».
 
Сказал Шмуэль: «Господь желает всесожжения и жертвы мира так же, как послушание голосу Господа?
Слушать лучше, чем жертва, внимать — лучше тука баранов.
 
Грех чародейства — это мятеж, греховность трафим [маленькие статуэтки богов и богинь, амулеты] — пустое моление,
за то, что отверг ты слово Господне, Он тебя от царствования отторг».
 
Сказал Шмуэлю Шауль: «Согрешил, уста Господни и слова твои преступил:
боялся народа, послушал голос его.
 
Теперь грех мой прости,
возвратись со мной, пред Господом я преклонюсь».
 
Сказал Шаулю Шмуэль: «С тобой не возвращусь:
ты словом Господа пренебрёг, и Господь тобой пренебрёг: не быть тебе царём над Израилем».
 
Повернулся Шмуэль уйти,
схватил край накидки его — порвалась.
 
Сказал Шмуэль: «Оторвал сегодня Господь от тебя царствование над Израилем,
отдал ближнему, который лучше тебя.
 
И вечность Израиля [одно из имён Всевышнего] не солжёт, не пожалеет:
не человек Он — жалеть».
 
Сказал: «Согрешил, но сейчас почти меня перед старейшинами моего народа и перед Израилем,
возвратись со мной, пред Господом Богом твоим я преклонюсь».
 
Возвратился Шмуэль за Шаулем,
пред Господом Шауль преклонился.
 
Сказал Шмуэль: «Приведите Агага, царя Амалека», подошёл Агаг к нему в узах,
сказал Агаг: «Истинно, горечь смерти явилась».
 
Сказал Шмуэль: «Как меч твой матерей делал бездетными, так твоя мать среди жён станет бездетной»,
рассёк Шмуэль Агага в Гилгале пред Господом.
 
Ушёл Шмуэль в Раму,
а Шауль домой поднялся, в Гиву Шауля.
 
Больше Шмуэль Шауля не видел до дня своей смерти, горевал Шмуэль о Шауле,
пожалел Господь, что Шауля над Израилем воцарил (15:10-11, 13-35).

 

             Неожиданно в конце этой сцены прозвучали слова, что Шмуэль горевал о Шауле. Конечно, не сказано, что горевал о Шауле-царе. Но вряд ли предыдущее повествование даёт основание думать, что Шмуэль как-то по-особому относился к Шаулю. Поэтому единственное возможное, на мой взгляд, толкование этих слов: прозревая его страдания, его трагическую судьбу, его страшную смерть, провидец испытывает горе, которое Господь решает прервать, говоря: «До каких пор о Шауле тебе горевать», и посылая пророка помазать на царство Давида. А на возражения («Как пойду? Услышит Шауль — убьёт») Господь даже подсказывает Шмуэлю уловку (16:1-2).

 

 

Стал Давид Шаулю врагом

 

Давид помазан на царство. Об этом знает только Шмуэль. Знают ли об этом в семье, отец и братья Давида, повествователю вовсе не важно: они в борьбе, борении двух царей, по сути, участия не принимают. Тем временем царствует отверженный царь, кто избран, не ведающий и, понятно, до умопомрачения ищущий черты помазанника в каждом, кто на пути его возникает. В очередной раз приходится сожалеть, что Текст не стремится, сосредоточившись на Шауле, в душу его заглянуть.

После приговора, переданного пророком, тон повествователя стал совершенно иным.  С этого момента все симпатии его на стороне Давида. Первоначальная любовь Шауля к Давиду сменяется настороженностью, затем злобой и, наконец, ненавистью. В глазах повествователя Шауль превратился в соперника, затем в противника и, наконец, во врага молодого царя.

Первая встреча отвергнутого царя с вновь помазанным представлена в двух вариантах. Повествование словно самим сюжетом намекает на созревающее на наших глазах двойничество Шауля. На языке ТАНАХа звучит это так: «Дух Господа отступил от Шауля,// злой дух от Господа его поразил». Душа Шауля становится ареной борьбы этих духов: отступившего и поразившего. Судьба Шауля переломилась, и это его рабы замечают, предлагая «найти человека, умеющего играть на киноре [струнный инструмент],// когда на тебе будет злой дух Божий, заиграет рукой — тебе будет лучше». Шауль велит найти «человека, играющего хорошо»; один из слуг вспоминает о сыне Ишая, давая для музыканта странную характеристику: «Умеет играть, муж доблестный, воин, умён и красив он,// Господь с ним». Шауль велит привести. Ишай, навьючив на осла дары —  «хлеб, мех вина и козлёнка» — посылает их с Давидом  царю (16:14-20).

 

Пришёл к Шаулю Давид, встал перед ним,
очень он его полюбил, стал у него тот оруженосцем.
 
Послал Шауль к Ишаю, сказав:
«Пусть останется Давид у меня, нашёл он в глазах моих милость».
 
Было: когда Божий дух на Шауле, Давид, взяв кинор, рукою играл,
легче было Шаулю, лучше было ему, злой дух от него отступал (там же 21-23).

 

            Второй вариант первой встречи Шауля с Давидом описан в эпизоде битвы Давида с Гольятом (Голиаф), гигантом-воином из стана плиштим, который позорит евреев, с ним не готовых сразиться. «Услышал Шауль и весь Израиль эти слова плишти,// струсили, испугались» (17:11). Юный Давид приходит в стан Шауля, где находятся три его брата. Услышав о щедром вознаграждении тому, кто Гольята убьёт («обогатит царь великим богатством, отдаст ему дочь, дом отца сделает свободным в Израиле», «свободным» — от налогов царю, там же 25), Давид вызывается с Гольятом сразиться.

 

Услышали слова, которые говорил Давид,
сказали Шаулю — взял его.
 
Сказал Шаулю Давид: «Пусть никто из-за него не падает духом,
твой раб пойдёт, с этим плишти сразится».
 
Сказал Давиду Шауль: «Ты не сможешь пойти к плишти этому с ним сразиться,
ты юн, а он от юности воин».
 
Сказал Шаулю Давид: «Твой раб пастухом овец был у отца своего,
лев или медведь приходил, из стада овцу уносил.
 
Бросался за ним и бил, из пасти его вырывал,
на меня бросался — за гриву хватал, бил и убивал.
 
И льва и медведя твой раб убивал,
будет этот плишти необрезанный, как один из них: поносил строй Бога живого».
 
Сказал Давид: «Господь, спасавший меня ото льва и медведя, спасёт меня от плишти этого»,
сказал Давиду Шауль: «Иди, Господь будет с тобою!»
 
Одел Шауль Давида в доспехи свои, на голову свой медный шлем возложил,
латы надел.
 
Поверх одежды его мечом препоясавшись, хотел идти — не привык, сказал Шаулю Давид: «Не смогу в этом идти — не привык»,
и снял с себя это Давид (там же 31-39).

 

            Эта сцена, пожалуй, сильнее первой поражает отношением Шауля к своему уже не будущему сопернику. Можно много рассуждать о том, что Текст неверно «смонтирован», о вставках, глоссах и прочем, но тот, кто последним к нему прикоснулся, всего этого разве не видел? И коль скоро мы в такой последовательности узнаём о развитии отношений Шауля с Давидом, необходимо прочитать два варианта первой встречи царей именно так: Шауль, не знающий о помазании Давида, относится к своему оруженосцу/отважному пастуху, бросившему вызов Гольяту, с любовью. Символично: Шауль сам одевает Давида в царские воинские доспехи, но они пастуху не привычны.

            Давид побеждает. «Люди Израиля и Иеѓуды», ликуя, гонятся за плиштим, их убивая, грабят их стан, и через несколько дней,

 

Взяв голову плишти, принес её Давид в Иерушалаим,
доспехи его в шатре положил.
 
Шауль, увидев Давида, выходящего навстречу плишти, сказал Авнеру [Авенир], военачальнику: «Авнер, чей сын этот юноша?»
Сказал Авнер: «Жива душа твоя, царь, если я знаю».
 
Сказал царь:
«Спроси ты, чей сын этот отрок».
 
Когда, убив плишти, вернулся Давид, взял его Авнер, к Шаулю привёл,
а в руке его голова плишти.
 
Сказал Шауль: «Чей ты сын, юноша?»
Сказал Давид: «Сын раба твоего Ишая из Бейт Лехема [Вифлеем]» (там же 54-58).

 

            Пять следующих стихов рисуют ситуацию после победы Давида, взятого Шаулем к себе. Завоевав любовь Шауля, получив и отвергнув доспехи его, завоевал победитель Гольята любовь Ионатана, старшего сына Шауля, наследника царства, с которым они заключают союз. От Ионатана в дар Давид принимает «накидку, ту, что на нём», и доспехи, «меч, лук и пояс». Всё складывается прекрасно. Более того, Шауль ставит Давида над воинами, но — и это уже приговор отношению Шауля к Давиду: «понравилась это народу и рабам Шауля» (18:1-5).

            Если Давид — всеобщий любимец, даже сын царя любит его, значит, как бы ты его сам ни любил, он твой соперник за непрочный трон непрочного царства, тем более что навстречу Шаулю выходят женщины «поющие и танцующие». От них слышит царь: «Шауль тысячи поразил, десятки тысяч — Давид» (там же 6-7).

 

Возгорелся Шауль: в глазах его злом это было, сказал: «Десятки тысяч дали Давиду, мне дали тысячи!
Ещё и царство ему!»
 
Было: возненавидел Шауль Давида
с этого дня и на будущее.
 
Было: на другой день злой дух Божий сошёл на Шауля, он в доме пророчил, а Давид играл рукой, как обычно,
в руке Шауля — копьё.
 
Шауль бросил копьё, сказав: «Приколю Давида к стене»,
дважды Давид от него увернулся.
 
Боялся Шауль Давида,
ибо с ним был Господь, отступившийся от Шауля.
 
Удалил Шауль его от себя, поставил начальником тысячи,
и он перед народом выходил и приходил.
 
Всего на пути своём Давид добивался,
был с ним Господь.
 
Видел Шауль, что тот очень удачлив,
и страшился его.
 
Весь Израиль и Иеѓуда любили Давида,
он выходил и приходил перед ними (там же 8-16).

 

            Шауль даёт Давиду доспехи свои. Тот отвергает, принимая одежду Ионатана. Шауль бросает копьё. И оно в скором будущем вернётся к нему, очень странно его самого поражая.

Шауль Давида пытается «приручить». Тому ведь за победу над гигантом Гольятом среди прочего положена царская дочь. Шауль предлагает Мерав, свою старшую, в жёны Давиду и добавляет: «Только будь храбрым воином, сражайся в войнах Господних», замышляя: «Не моя рука будет на нём, рука плиштим будет». Вот у кого научился Давид любовные проблемы решать, что выяснится, когда отошлёт на войну мужа Бат Шевы, поразившую его своей красотой, купаясь на крыше дома в Иерушалаиме. Давид на предложение отвечает: кто я, чтобы «быть зятем царя?» (там же 17-18)

Давно ли Шауль, искавший ослиц и царство сыскавший, наивно прятался от народа, поставившего его царём над собой? Увы, сроки правления Шауля нам неизвестны. Нет ни малейших зацепок, чтобы предположить, сколько царствование  и сколько агония Шаулева царства продлились.

Как теперь относится ещё царствующий Шауль к ещё идущему к царству Давиду? Он некогда сам Давида любил. Но от этой любви чужая любовь отнимает. Сперва Ионатан, полюбивший Давида. Затем народ, превращающий Шауля в противника юного воина и музыканта. А теперь и Михаль, его дочь, полюбила Давида.

Шауль решает использовать в своих целях любовь дочери, возрождая нехитрый план, который с Мерав, старшей, не осуществился. Плетутся интриги: разговоры, намёки, шепотки, одним словом, всё, что положено при царском дворе, которым постепенно дом Шауля становится. На этот раз, видимо, ощутивший свою силу Давид предложение царя принимает.

 

Полюбила Михаль дочь Шауля Давида,
сказали Шаулю, ему это понравилось.
 
Думал Шауль: «Отдам, и будет ему капканом, рука плиштим на нём будет»,
сказал Давиду Шауль: «Благодаря одной из двух теперь станешь мне зятем».
 
Шауль рабам приказал: «Тайно поговорите с Давидом, сказав, что царь желает тебя, и все рабы тебя любят,
теперь стань царю зятем».
 
Пересказали рабы Шауля слова эти в уши Давиду,
сказал Давид говоря: «Легко, по-вашему, быть зятем царя? Я человек бедный, ничтожный».
 
Рабы сообщили Шаулю, сказав:
«Такие слова Давид говорил».
 
Говорил Шауль: «Так скажите Давиду: вено царь не желает, только крайнюю плоть ста плиштим — врагам царя отомстить»,
думал Шауль в руки плиштим бросить Давида.
 
Эти слова рабы пересказали Давиду, полюбилось Давиду стать царским зятем;
срок не исполнился.
 
Встал Давид, пошёл со своими людьми, убил двести плиштим, принёс Давид их крайнюю плоть, исполнил царю, чтобы стать царским зятем,
отдал Шауль Михаль, свою дочь, ему в жёны.
[Иосиф Флавий жеманно говорит о шестистах отрубленных головах, Иудейские древности 6:10:3.]
 
Знал Шауль, видел, что с Давидом Господь,
его Михаль дочь Шауля любила.
 
Ещё больше Шауль боялся Давида,
навсегда стал Давид Шаулю врагом (18:20-29).
 
            Можно представить, как мучительные догадки терзают Шауля.
Давид — Божий избранник? Давид — враг? Давида надо убить!  
            Чего проще. Достаточно царю приказать. Вот, и «сказал Шауль сыну Ионатану и всем рабам своим Давида убить», а тот в Давида «сильно влюбился» (19:1). Любовь — совершенно не царское чувство, так что царём Ионатану не быть. Зато быть спасителем будущего царя от царя нынешнего. И он говорил «отцу своему хорошо о Давиде»,
 
сказал: «Да не грешит царь против раба своего Давида, против тебя он не грешил, его поступки очень для тебя хороши.
 
В руку душу свою положив, убил он плишти, сотворил Господь Израилю спасенье великое — ты видел, ты радовался,
зачем кровью невинной грешить, Давида ни за что убивая?»
 

 

            Послушал сына Шауль и поклялся: «Жив Господь, он не умрёт» (там же 4-6).

            Казалось бы, кому как не царю дорожить собственной клятвой, да ещё именем Бога. Но — вновь война, вновь Давид плиштим разгромил, вновь злой дух и копьё, а Давид, успокаивая, играет, и снова «хотел Шауль приколоть копьём Давида к стене, уклонился тот от Шауля, и он стену копьём поразил» (там же 8-10).

Давид? На сей раз бежит.  

            А Шауль, обо всём позабыв, посылает «в дом Давида посланцев: стеречь и утром убить». Михаль спасает мужа от гнева отца. Шауль дочери говорит: «Почему так меня обманула, врага моего отпустила? Он спасся!»// Сказала Шаулю Михаль: «Сказал мне: 'Отпусти, зачем мне тебя убивать?'» (там же 17).

И правда, зачем? Ни Ионатану, ни Михаль не понять, зачем отец ищет душу Давида.

            Давид убегает к Шмуэлю, надеясь, что авторитет пророка защитит его от обезумевшего царя, который шлёт трижды посланцев беглеца настичь и убить. Но те, увидев пророков и вместе с ними Шмуэля, начинают сами пророчить. Некогда и сам Шауль в пророчество впал: это было одним из предзнаменований, данных Шмуэлем, на его пути к обретению царства.

Три раза Шауль посылает — три раза начинают пророчить. Нет бы, Шаулю знак понять, отступиться, домой воротиться. Но если бы и желал, железная формула его не отпустит. 3+1 — теперь самому Шаулю на пути к убийству Давида, а на самом деле на пути к потере и царства и жизни, теперь саму Шаулю суждено в пророчество впасть: «И он, одежды сорвав, перед Шмуэлем пророчил, лежал голым весь день и всю ночь…» (там же 24)

На этот раз цепь закономерных случайностей останавливает Шауля, жаждущего крови Давида, в другом случае Ионатан друга спасает. В Новомесячье на праздничной царской трапезе должен присутствовать и Давид. Но он боится безудержного беспричинного гнева Шауля. Ионатан принимает удар на себя, сказав отцу, будто это он отпустил Давида на жертвоприношенье в Бейт Лехем. В первый день отсутствие Давида на трапезе Шауль не заметил, что скорей всего означает: гнев свой сдержал. На второй день, заметив и услышав отговорку Ионатана, царь не сдержался и на этот раз уже на сына копьё поднимает. «Воспылал гнев Шауля», сказал:

 

«Сын упрямой, строптивой!
Разве не знаю, что выбрал ты себе на позор сына Ишая, на позор наготы своей матери!
 
Все дни, что сын Ишая живёт на земле, не утвердишься ни ты, ни царство твоё,
сейчас же пошли, ко мне возьми его, ибо он смертник».
 
            Ионатан отвечает: «За что он умрёт? Что он сделал?» И тогда Шауль копьё поднимает на сына (20:30-33).
 

 

Кружение

 

Убегая от себя, Богом гонимый Шауль бежит, гонится за Давидом.

Ионатан предупреждает Давида. И помазанник Божий бежит от гнева Шауля, на этот раз в город Нов (Номва), где коѓен Ахимелех снабжает Давида и его воинов едой и даёт ему меч Гольята, с которым Давид бежит к царю Гата (Геф), где притворился безумным. Затем путь беглеца в пещеру Адулам (Одолламскую), где к нему присоединяется около четырёхсот человек обездоленных. Оттуда — в Мицпе Моав (Массифа Моавитская), где просит царя Моава дать убежище его матери и отцу. Из Моава по совету пророка Гада Давид возвращается в землю Иеѓуда, где в лесу от Шауля скрывается.

            А Шауль? Он в своём городе Гиве, «на холме под тамариском, копьё [!] в руке, рабы стоят перед ним». Царь обращается к своим соплеменникам по колену Биньямина и с иронией вопрошает: «Всем вам даст сын Ишая поля и виноградники, всех вас поставит командирами тысяч и командирами сотен?!» Царь упрекает: «Вы все против меня сговорились, в мой слух не открыли, что сын мой с сыном Ишая союз заключил! Нет среди вас пекущегося обо мне, в слух мой открывшего,// что мой сын поднял раба моего меня подстеречь, как сегодня» (22:6-8).

И тут Доэг из Эдома (Доик Идумеянин), из толпы поднявшись, докладывает, что видел, как сын Ишая в Нов приходил, и что Ахимелех дал Давиду припасы и меч Гольята-плишти. Доэг помогает Шаулю ещё одного врага отыскать. Позвать Ахимелеха «и весь дом отца его — коѓенов Нова»! Допрос короток. Царь Ахимелеха обвиняет в измене, решая: «Смертью умрёшь, Ахимелех!// Ты и весь дом отца твоего» (там же 9-16).

Шауль, некогда пожалевший Агага, царя Амалека, велит гонцам: «Повернитесь, убейте коѓенов Господа: и их руки с Давидом, знали, что он бежит, в мой слух не открыли»,// протянуть руку рабы царя не желали — убить коѓенов Господа». Заметим, повествователь определяет тех, кого велит царь убить, очень настойчиво и определённо: не местоимением, не эвфемизмом, не просто коѓены, но коѓены Господа. После отказа рабов совершить неслыханное святотатство, велит царь Доэгу, и тот убивает восемьдесят пять человек, и в городе коѓенов Нов поражают мужчин, женщин, детей и младенцев (там же 17-19).

Шауль совершает одно из самых страшных преступлений против своих единоверцев, описанных на страницах ТАНАХа. 

В это время Давид, извещённый, что плиштим грабят гумна, вопросивший Бога и получивший ответ: «Встань, спустись в Кеилу [Кеиль], в руку твою плиштим отдаю», спешит туда, побеждает, жителей Кеилы вызволяет. Получив сообщение, что Давид в Кеиле, радуется Шауль: «Бог предал его в руку мою: заперт он, в город с воротами и засовом вошёл». Шауль созывает «весь народ на войну», а Давид, узнав, что царь зло против него замышляет (23:1-9), Господа вопрошает:

 

«Господь Бог Израиля! Слышал, услышал твой  раб, что хочет Шауль прийти в Кеилу —
город  из-за меня погубить.
 
Предадут меня жители Кеилы в руку его? Спустится Шауль, как раб Твой услышал? Господь Бог Израиля, поведай рабу Своему!»
Сказал Господь: Спустится.
 
Сказал Давид: «Предадут жители Кеилы меня и людей моих в руку Шауля?»
Сказал Господь: Предадут (там же 10-12).

 

            Ещё одна попытка Шауля Давида убить провалилась. Ещё раз Господь помогает Давиду бежать от царского гнева. На этот раз помазанник Божий со своим скромным войском в шестьсот человек в пустыню Зиф убежал. «Шауль его всё время искал, но не дал Бог в руку его». А сын Шауля Ионатан к Давиду приходит, они снова союз заключают, Ионатан говорит: «Не бойся, рука Шауля, отца моего, не достанет тебя, над Израилем царствовать будешь, а я после тебя буду вторым,// и отец мой Шауль это знает». По Ионатану, у царя Шауля нет будущего. Правда, теперь, когда болезнь Шауля всем очевидна, чтобы знать это, вовсе не обязательно быть прозорливцем. Ионатан уходит домой. А жители Зифа — в Гиву к Шаулю с доносом, сообщая, где беглец убежище отыскал, с заверением в его руку Давида предать (там же 13-20).

 

Сказал Шауль: «Благословенны вы Господом,
ибо меня пожалели.
 
Идите, готовьте, вызнайте, высмотрите, где нога его будет, кто там его видел,
говорили мне, что лукав он, хитёр (там же 21-22).

 

            Вот этого — пожалели — царю явно не стоило произносить. Несчастный, замученный, истерзанный Шауль не гонится за Давидом — злой дух гонит его за музыкантом, спасавшим его от страданий, которого он полюбил, за героем, убившим Гольята и защищавшим страну от врагов. Судя по словам Ионатана, отец его знает, чем завершится ловитва, чем кончится погоня за человеком, которого Бог от него защищает. Всё знает несчастный Шауль. Но гонится, не в силах остановиться. Хочет Давида схватить? От себя убегает.

            А Давид из пустыни Зиф — в пустыню Маон. Услышал об этом Шауль — за Давидом. Так и движутся в полном смысле слова по кругу.

 

Шёл Шауль одной стороной горы, а Давид с людьми шёл другой стороной горы,

было: Давид спешил уйти от Шауля, а Шауль с людьми — Давида с людьми окружают, чтобы схватить (там же 26).

 

            Лишь сообщение, что «плиштим на страну налетели», прерывает дурную бесконечность бессмысленного кружения. Шауль, прекратив за Давидом погоню, идёт навстречу плиштим. А тот поселился в Эйн-Геди (Ен-Гадди, там же 27-29), о чём, от плиштим воротившись, Шауль узнаёт и, взяв «из всего Израиля три тысячи отборных мужей», своё постоянное войско, «пошёл по утёсам серн [устойчивое словосочетание, название труднодоступных мест, утёсов, на которые способны забраться только серны] искать Давида с людьми» (24:1-2).

            Вспомним, когда Шмуэль объявил Шаулю, что Господь царство от него «оторвал», тот «схватил край накидки» Шмуэля — и та порвалась (15:27-28); вспомним амуницию Шауля, которой делится он с Давидом, но та не впору пришлась юному помазаннику-пастуху; вспомним и одежду Ионатана, которую Давид от друга своего в дар принимает. Вспомнив это, заглянем в пещеру, в ней Давид со своими людьми скрывается от Шауля, которого туда нужда привела (эвфемизм: «укрыть ноги»).

Это одна из величайших по силе психологизма сцен во всей танахической прозе. Благородный Давид, вопреки наущению соратников, на царя не поднимающий руку. Поражённый его благородством Шауль, ищущий душу Давида, а нашедший в пещере — пусть ненадолго, хоть на миг — не царскую, но мучительно страдающую душу свою. Простые слова произнесены — царское величие в человеческом благородстве на миг растворилось, мелькнул образ: пастух вместе с отцовским слугой ищет пропавших ослиц, но на беду свою и вопреки воле своей власть над соотечественниками находит.

 

Было: когда вернулся Шауль от плиштим,
сказали ему, говоря: «Давид в пустыне, в Эйн Геди».
 
Взял Шауль из всего Израиля три тысячи отборных мужей
и пошёл по утесам серн искать Давида с людьми.
 
Пришёл к загону овечьему у дороги, там пещера, зашёл Шауль укрыть ноги,
а Давид и люди его сидят в глубине пещеры.
 
Сказали люди Давида: «Вот день, о котором тебе Господь говорил, предаю в твои руки врага, делай с ним, что в глазах твоих хорошо»,
встал Давид и тайком отрезал край накидки Шауля.
 
После этого было: сердце Давида пронзило,
потому что отрезал полу Шауля.
 
Сказал людям своим: «Не дай мне, Господи, если такое моему господину, помазаннику Господа учиню, на него руку простру я,
помазанник Господа он».
 
Давид своих людей этими словами прервал, на Шауля подняться им не дал,
вышел Шауль из пещеры, дорогой пошёл.
 
Встал Давид после этого, выйдя из пещеры, позвал Шауля, сказал: «Царь, мой господин!»
Шауль оглянулся — Давид склонил лицо к земле, преклонился.
 
Сказал Шаулю Давид: «Зачем слушаешь ты слова людей, говорящих:
'Давид зло тебе ищет'.
 
Вот, сегодня глаза твои видели: отдал тебя сегодня Господь в пещере в руку мою, говорили убить, а я тебя пощадил,
сказав, что не простру руку свою на моего господина: помазанник Господа он.
 
Отец мой, взгляни, видишь в руке моей край накидки твоей:
я отрезал край накидки — тебя не убил, знай и смотри: нет в руке моей зла, преступления, не грешил перед тобой, а ты охотишься за моей душой — её отобрать.
 
Господь между мной и тобою рассудит, за меня Господь тебе отомстит,
но моей руке на тебе не бывать.
 
Как сказано в древней притче: от злодеев злодейство исходит,
моей руке на тебе не бывать.
 
Против кого царь Израиля вышел? За кем гонишься ты?
За псом мёртвым! За одною блохой!
 
Господь будет судьёй, между мной и тобой Он рассудит,
Он увидит, Он моим сраженьем сразится, меня от твоей руки Он спасёт!»
 
 
Было: кончил Давид Шаулю эти слова говорить, сказал Шауль: «Твой это голос, сын мой Давид?»
Возвысил голос Шауль, заплакал.
 
Сказал Давиду: «Ты справедливей меня,
ты добром воздавал, я воздавал тебе злом.
 
Доказал ты сегодня, мне сделав добро:
Господь предал в руку твою — ты меня не убил.
 
Если человек отыщет врага, в добрый путь его он отпустит?
Господь тебе отплатит добром за то, что ты мне сделал сегодня.
 
Знаю теперь: царить будешь, царствовать,
взойдёт в руку твою царство Израиля.
 
Теперь Господом мне поклянись, что после меня семя моё не искоренишь,
имя моё из дома отца моего не истребишь».
 
Поклялся Шаулю Давид,
в дом свой пошёл Шауль, Давид и люди его в убежище свое поднялись (24).

 

            Казалось бы, после такого поступка Давида, жизнь царю даровавшего, после признания его правоты, Шаулю следует прекратить преследование, ведь тот всё равно будет царствовать. Но с круга, на который сам ли забрался, или некая сила забросила несчастного невольника собственного избранничества, ему не сойти. Да и что может он сделать? Отречься от царства? Это значит: отречься от жизни. Шауль уже давно не наивный пастух, он понимает: живых бывших царей не бывает. Даже если в душе своей он царствованием тяготиться, менее всего это должно быть подданным видно. Остаётся одно: изо всех сил на вращающемся кругу, сцепив зубы, держаться, одновременно круг этот вращая — совершая поступки, доказывающие: он царь, нет в стране властителя, кроме него. Давид? Это кто? Зять царя? Михаль, дочь свою, Давида жену, отдаёт Шауль в жёны другому (25:44).

            А круг — на то он и круг — вращается, и происшествие в пещере, свидетельство великого благородства Давида, так повествователю полюбилось, что он решает поделиться ещё одним рассказом, его повторяющим. Но теперь — повествователь искусен! — он событие усложняет, ещё более увеличивая степень благородства Давида: чтобы явить его, юный герой жизнью рискует.

            Жители Зифа видят в Шауле царя, а в Давиде — беглого предводителя шайки бандитов. В отличие от повествователя, любовь к Давиду и правило истории, предписывающее чтить победителей, их ни к чему не обязывают.  Они приходят к Шаулю в Гиву, сообщая, где враг царский скрывается.  

Мы не знаем и никогда не узнаем, с каким чувством это сообщение воспринимает Шауль. В очередной раз стоит лишь пожалеть, что узнаём о Шауле от повествующего о Давиде, который не должен и не желает разбираться в шаулевых чувствах.

Раз так — информация по прежней схеме: «Встал Шауль, спустился в пустыню Зиф, с ним три тысячи человек, отборных израильтян,// в пустыне Зиф Давида искать». Он разбивает стан у дороги. А Давид разведчиков посылает, вслед за ними приходит и сам. Шауль лежит в центре круга, окружённый воинами своими (26:1-5). Знаменательный символ! Понятно, что, окружая царя, воины его от врагов защищают. Но и другое понятно: окружая Шауля, они не дают ему из царского круга вырваться, убежать, быть царём против воли его принуждая. Конечно, ничего подобного повествующим о Давиде вовсе не сказано, даже подумано быть не могло. Но мы ведь размышляем сейчас не о великом победителе, а о великом страдальце и великом несчастном преступнике, который убил сотни невинных.

            Давид вместе с воином по имени Авишай (Авесса) спускается в царский стан: «лежит Шауль, спит внутри круга, а копье [!] воткнуто в землю у изголовья». Авишай: «Сегодня Бог предал врага твоего в руку твою,// вот,  сразу к земле его копьём [!] приколю — второй раз не сделаю». Давид: «Кто поднимет руку на помазанника Господа и останется ненаказанным?»; «Жив Господь, только Господь его поразит,// или придёт его день — умрёт, или на войне падёт он — погибнет».  

Давид молод, может повременить, его время придёт, главное, недостойного не совершить, своего часа дождаться. А Шаулю чего дожидаться? Смерти? Гибели на войне? Предательства собственных воинов? У него выбора нет: и бежит он по кругу, вроде преследуя, на самом деле преследуемый Давидом, из жизни его, как любая молодость старость любую, нагло и весело вытесняющим.

Благородный Давид, благородство своё демонстрирующий, над несчастным царём, бегущим от смерти своей, забавляясь, глумится, веля Авишаю, взяв копьё Шауля и кувшин с водой, уходить. Воины Шауля? «Никто не видел, никто не знал, никто не проснулся — все спали: Господень сон на них пал» (там же 6-12).

            Став на вершине горы, на большом расстоянии от стана Шауля, Давид издевается над Авнером, будто бы не уберёгшим царя от «одного из народа», пришедшего его господина, царя погубить. Он посылает ошарашенного Авнера взглянуть, где копьё царское и кувшин (там же 13-16).

            И далее — диалог Давида с Шаулем, удваивающий, подобно двум первым встречам Шауля с Давидом, повторяющий предыдущий диалог «послепещерный».

 

Узнал Шауль голос Давида, сказал: «Голос ли это моего сына Давида?»
Сказал Давид: «Мой голос, царь, мой господин».
 
Сказал: «Почему это, мой господин преследует раба своего?
Что натворил? Какое в руке моей зло?
 
Теперь, царь, мой господин, выслушай слова раба своего.
Если Господь направил тебя против меня, будет Он приношение обонять? Если люди, то они пред Господом прокляты: ныне изгнали меня — не пристать к уделу Господню, сказали: 'Иди, чужим богам ты служи'.
 
Теперь пусть на землю кровь моя не падёт пред ликом Господним,
ведь царь Израиля блоху искать вышел, будто в горах куропатку преследует».
 
Сказал Шауль: «Согрешил я, вернись, сын мой, Давид, больше не причиню тебе зла, ибо душа моя сегодня была в глазах твоих дорога,
а я поступил неумно, очень обманывался».
 
Отвечал Давид, говоря: «Вот копьё царское,
пусть один из юношей придёт и возьмёт.
 
Господь воздаст каждому по праведности и по верности,
сегодня Господь предал тебя в руку мою, а я не желал поднять руку на помазанника Господня.
 
Как сегодня душа твоя в глазах моих была велика,
так будет душа моя в глазах Господа велика, из любой беды меня вызволит».
 
 
Сказал Давиду Шауль: «Благословен ты, сын мой Давид, делая  — делаешь, превозмогая — превозмогаешь»,
пошёл Давид дорогой своей, на место своё Шауль возвратился (там же 17-25).

 

            Похоже, и последнее в этой главе полустишие звучит символично. Впереди перед Давидом — дорога. Шаулю ничего иного не остаётся, как назад возвратиться.

            Что это? Погоня? Для Давида конечно. А для Шауля? Кружение, бессмысленное и беспощадное.

(Продолжение следует)

 

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка