Комментарий | 6

Русская философия. Совершенное мышление 134

 

Интересно, что вопрос "быть или не быть" - это последний вопрос Гамлета и имеет, собственно, два ответа - да или нет, то есть делать то, что уже наметил, или не делать. Этот вопрос о решении является следствием чего-то уже продуманного и понятого.

Так что решению предшествует понимание того, что необходимо делать – "исписать всю книгу мозга":

"Помнить о тебе?
Я с памятной доски сотру все знаки
Чувствительности, все слова из книг,
Все образы, всех былей отпечатки,
Что с детства наблюдение занесло,
И лишь твоим единственным веленьем
Весь том, всю книгу мозга испишу
Без низкой смеси. Да, как перед богом!"
 
Очевидно, что исписать всю книгу мозга означает не простую и даже не самую радикальную смену одних представлений на другие, а создание совершенно нового тела чувств и мозга мыслей, без низкой смеси.

Низкая смесь здесь означает соединение прежнего, сложившегося до встречи с призраком отца строя личности с тем его изменением, которое произошло после этой встречи. Старое должно быть удалено, новое - оставлено, укреплено и расширено.

В свою очередь, это понимание является следствием переживания события встречи с призраком отца –

"Это голос
Моей судьбы, и он мне, словно льву,
Натягивает мышцы тетивою".
 

Тотальный, непосредственно потрясающий эффект встречи с призраком – "натяжение мышц тетивою", как бы ни казался слишком необыкновенным, несколько раз в жизни происходит практически с каждым человеком, только, конечно, у каждого по-особенному. Но не в том смысле, что к каждому приходят его особенные призраки, а в том, что голосу судьбы никакую форму заранее предположить невозможно. У Гоголя судьбой стали видения огненного ангела-женщины, у Толстого-подростка – синее небо , а у него же взрослого – "арзамасский и московский ужасы", у Пастернака – больничная кровать и т.д..

То есть понимание является следствием внутреннего созерцания, напряженного вживания, сосредоточенного вглядывания в произошедшее, вольную или невольную его память. Кто-то стремится забыть сразу и навсегда, вытесняя событие на периферию своего сознания, а потом и личности в целом. Таких большинство. Но встречаются и другие, те, которые помнят, и не просто помнят, а намереваются помнить. Вот об этих людях мы и размышляем.

Потому что те, кто память об этом событии смешал со своей прежней жизнью, составляют из себя "низкую смесь" и поэтому, например, могут знать что-то, но в принципе не могут понимать. Так российские критики, с таким упорным недоумением воспринимающие финалы повестей и лирические отступления Гоголя в "Мёртвых душах", делают это именно потому, что не имеют опыта "исписания книги мозга" после особых встреч, какой, например, стала встреча на дороге Чичикова с блондинкой. Понимание является всегда следствием удерживания в памяти и всматривания в целостность случившегося события как единственного, неповторимого и судьбоносного.

Событие, живой факт, встреча, как ни назови, – исходная точка избыточной интенсивности, которую нельзя не заметить, пропустить, игнорировать. Но большинство ухитряется это делать за счет втягивания этого события в установившийся ход своей жизни, за счет перемешивания его с другими, привычными, её элементами – переживаниями, страхами, мыслями, предположениями, расположениями и пр.

Особенно помогает такому "сливу" представление о том, что событие происходит само по себе, вне зависимости от человека, поперёк ему. И, так же как оно человеком не причиняется, оно им и не растягивается, не удерживается, не воспроизводится как живой факт. Здесь легко угадывается одно из самых распространенных человеческих представлений о благодати как даре божием, то есть о трансцендентности благодати, об её одностороннем характере движения, всегда и только от трансцендентной человеку божественной силы к человеку. Но не наоборот, не от человека к богу, ведь даже для того, чтобы искренне помолиться о снисхождении благодати, требуется эта самая благодать. Понятно, почему этот вопрос старались не обсуждать открыто ни раньше, ни сейчас, ведь если связь между человеком и богом двухсторонняя, то природа их взаимоотношений принимает совершенно другой характер. Может быть, ещё к этому вернусь. Пока мне важно показать, что обычному человеку свойственно не совершать никакой специальной работы с событиями своей жизни.

Не таковы Гамлет, Гоголь, Толстой.

Гамлет не только не стремился спрятаться от призрака, но даже силой пробивается к нему. Это стало результатом определенной направленности его внимания, которое благодаря своей устойчивости смогло выделить сообщение о призраке из потока других сообщений как достойное особого внимания.

Характерно замечание Гамлета, что он свою жизнь не ценит и в булавку.

Итак, чтобы стать полноценным событием встреча должна содержать в себе, как минимум, пять этапов:

во-первых, определенную направленность и устойчивость внимания, обеспечивающие возможность встречи;
во-вторых, саму встречу – видение, озарение;
в-третьих, последующее созерцание – переживание и всматривание;
в-четвёртых, осмысление – понимание и концептуализацию;
в-пятых, решение (делать или нет) и собственно выполнение.

Вопреки общепринятому заблуждению об озарении, снисхождении благодати, видении как случающихся с человеком вне связи с его намерением, а если и в связи с ним, то не в зависимости от него, как, например, в случае "исполнения" молитвы о благодати, снисхождение которой в этом случае становится "нечаянным", для меня очевидно, что любое значимое событие в жизни человека происходит, случается с ним как результат определенной направленности его внимания.

В случае Гамлета ещё до встречи с призраком он говорит Горацио:

Отец – о, вот он предо мной!
Горацио: Где, принц?
Гамлет: В очах души моей, Гораций.

Это первое - Гамлет слишком помнит отца, особенно на фоне того, что происходит в датском королевстве, и того, что все ведут себя так, как будто ничего не произошло, а если и думают об этом, то только про себя.

Философ Кантор в передаче "Игра в бисер", посвященной "Гамлету", дважды настаивал, что для Гамлета "быть" означало "знать как есть", соответственно, внушая нам этим, что у Гамлета были сомнения относительно ясности собственных представлений, которые требовали проверки. Несомненно, кое-что требовало проверки, однако уже в самом начале трагедии, ещё до встречи с призраком Гамлет говорит: "Мне "кажется" неведомы", – сомнений-то у него как раз и не было.

Так что Гамлет был настроен не на узнавание положения вещей, не на познание, прояснение и пр., и так всё происходящее ему ясно – пир на похоронах!

Намерение Гамлета – помнить отца! В отличие от окружающих, которые уже забыли, он не хотел его похоронить, сохраняя в душе память о нём как нечто ценное, лучшее, светлое, достойное, как образ "человека в полном смысле слова".

Сопровождают такую память – терпение, молчание и бедность!

"Терпи душа!", "...но молчите", "чего бояться, я жизнь свою в булавку не ценю". Кто ценит свою жизнь выше булавки, тот за неё боится и поэтому уже забыл то, что ещё совсем недавно, как казалось, ценил.

Помнящему остаётся только молчание и терпение.

Эта память и есть его дело!

Когда у Гоголя умер младший брат, и он находился в горе, его старались отвлечь от памяти о брате, когда вскоре умер и его отец, – окружающие действовали так же; единственное, что ему оставалось – помнить самому. Всё, что происходит с человеком, происходит вместе с ним и, следовательно, не без него: в происходящем участвует его воля. Постоянная память о брате и отце, то есть направленное и удерживаемое внимание становятся факторами разворачивания происходящего с Гоголем, появления в его жизни Огненного Ангела Смерти.

Тот, кто забыл и направил своё внимание на сохранение привычного, своей настойчивостью превращает свою жизнь в привычное. В жизнь как существование, проживание, прозябание, неэкстравагантное путешествие.

Дальше. Если в какой-то заранее не заданный момент помнящий сталкивается с чем-то, что имеет прямое отношение к тому, что он помнит, он должен приложить максимум усилий, чтобы не пропустить, не проигнорировать это. М.Пруст, преображенный вкусом пирожного, направил все свои силы на то, чтобы продлить захватившее его переживание. Не стоит думать, что сильные, целостные переживания случаются только с избранными, – мы все подвержены им практически в равной степени, даже когда уже, как кажется, полностью очерствели.

"И если примет вновь отцовский образ,
Я с ним заговорю, хотя бы ад,
Восстав, зажал мне рот".

Помнящего всё и вся отговаривает – не помни, не смотри, не слушай. Отговаривает и грозит сумасшествием или смертью лучший друг (Гораций), но особенно настойчив в этом самый близкий и верный спутник – внутренний голос. Помните, что говорил он Хоме Бруту? Не смотри!

Но эти уговоры не для помнящего, потому что теперь его долгом становится – слух!

"Внимать тебе – мой долг".

Самое трудное для человека – слушать, внимать.

Как говорил Гоголь, "слушать сердцем". Это умение достигается продолжительным настойчивым вниманием из "сердцевины целого", по словам Достоевского. Большинству довольно трудно понять, что я имею в виду под слухом или вниманием, поскольку ему кажется, что оно всё время находится в пространстве взаимопонимания, лишь иногда сталкиваясь с непрозрачностью происходящего. Однако Гоголь не зря употребил термин "слышать сердцем", желая выделить особую природу этого слуха: и действительно, если посмотреть на то, что слышат в его произведениях люди, воспринимающие их по правилам обычного слуха, то необходимо слышание сердцем отделять от обычного слуха.

Однако это внимание не является чем-то темным, таинственным и потусторонним, наоборот, гораздо более темным и таинственным является как раз слух существования, поскольку он слышит существующее в его низкой смеси. Этот слух выживания добавляет во всё что-то, что затемняет всё:

"И это отнимает не шутя
Какую-то существенную мелочь
У наших дел, достоинств и заслуг".

Помня отца как "человека в полном смысле слова", Гамлет "слышит сердцем" или несёт в себе "сердцевину целого", от которого "каким-то наплывным ветром на время оторвалось большинство" (Достоевский).

Память Гамлета об отце – это и есть сама жизнь в полном смысле этого слова, её живой факт, истина, эпифания.

пояснения

Друг мой, не устаю повторять, что я нахожусь со всеми в одной и той же и единственной категории - собеседников, где нет больших или малых, первых или последних. Поэтому я не могу никого поучать, я только делюсь своим личным опытом. Так, если я на кого-то обижаюсь, то это мне говорит не о том, что кто-то не прав и меня не слышит, а то, что я не слышу себя, не вижу в себе чего-то, что видит другой.

Конечно, пелена предрассудков сама собой не спадёт. Требуется постоянная и осторожная работа по постепенному очищению собственного мышления от множества ограничивающих его представлений. Я занимаюсь этим более 30 лет и до сих пор нахожу в себе таковые.

Самоочищение ранить сердце не может, а вот преодоление в себе зла, лукавства, подлости, - вполне, так как преодоление требует отказа от одной части себя в пользу другой. Тогда как сердцевина целого требует сохранение, удержание в себе всего разнообразия личного опыта, а не раскалывания единства личности на отдельные - плохие или хорошие - части.

Раненое сердце также заглушено, как и совсем не тронутое сердце.

Вслушайтесь, я не полемизирую ни с Вами, ни с другими, я только говорю о том, что мне показывает мой личный опыт, который, например, каждый раз удерживает меня от следования общепринятому в таких важных вопросах, как предрассудки, но вполне не удерживает от того, чтобы ходить по улицам одетым.

Вопросы...

Разве "принять всего себя, во всей своей широте и разнообразии..." не означает оставаться человеком?

И разве "пелена предрассудков" сама по себе исчезает?

"...громадно душевно трудиться", искореняя в себе себя самого, это и означает глушить своё сердце, вытаскивая белого и пушистого себя на свет общества (а не мира),..." - почему только общества, а себя самого, а  самоочищение в вере, например?

И разве "раненое  от этого труда"сердце может быть глухим?

Простите, Вы рассуждаете исключительно теоретически и меня также не слышите.

Помните у Друниной: "Живу сердцем, от сердца и умру"? Чувственый аспект нельзя исключать из Вашего подхода. Он оригинален, нов, но... Без обид.

У нас разные весовые категории: поучать не надо. Я читатель и высказываю свою точку зрения.

Могу заблуждаться, могу не знать, могу не принимать вообще, быть немой, наконец, вообще не откликаться, но если я это делаю, значит, хочу разобраться и в Ваших посылах, и в собственных взглядах также.

Это общепринятая этика  взаимоотношений читателя и автора.

Спасибо за полемику.

пелена предрассудков

"много ль человеку надо" - это слова из песни советских времен, основное состояние которой можно определить как "полноты жизни достаточно", остальное приложится. Уйти в подполье и означает не растерять, сохранить  в себе эту полноту живого, и только потом "посмотреть на мир поближе". И тогда оказывается, что ничего не надо преодолевать - ни зло, ни лукавство, ни подлость, потому что себя, таким, какой ты есть в полноте, нужно как раз не преодолевать, а принять. Принять всего себя, во всей своей широте и разнообразии: и как убийцу, и как жертву, и как любовь, и как боль. А вот "раскалывать" себя, раз уж Вы вспомнили Достоевского, на плюсы и минусы, после чего "громадно душевно трудиться", искореняя в себе себя самого, это и означает глушить своё сердце, вытаскивая белого и пушистого себя на свет общества (а не мира), а себя тёмного загоняя в подполье. Для меня это и есть напрасный труд. Это и есть социальная динамика, коей я никоим образом не восторгаюсь. Если бы Вы внимательно прочитали мои размышления, например, о Достоевском, то заметили бы это. Но для этого необходимо, во-первых, научиться слушать, и, во-вторых, накопить некоторый личный опыт доверия к себе, а не к распространенным в обществе предрассудкам.

Оставаться человеком...

Оставаться человеком. Не знаю, много это или мало.

"Из подполья"-то выходить на свет надо?!   Кто вместо нас  будет преодолевать зло, подлость, лукавство, живущие в нас, по тому же Достоевскому? Это громадный душевный труд.

Вне этого труда   сердце остается глухим. Разве не так? И как же не восторгаться теми, кто трудится, совершенствуя свой "сердечный слух"?!

А "социальная динамика" еще долго будет давлеть над человеком. Не находите?

человеку много ль надо

Чтобы слушать сердцем, или просто слышать, нужно, во-первых, социально умереть, в смысле перестать рассчитывать или надеяться на улучшение своего общественного положения, известности и т.д., или по Достоевскому "уйти в подполье". И второе - направить внимание на живое (в себе и вокруг) и удерживать это внимание так долго, пока оно не станет работать само, без твоего усилия. В случае достижения этих двух условий ты начинаешь слышать, видеть, понимать, не прилагая к этому никаких усилий, а просто направляя внимание, которое показывает тебе положение дел. Например, Ваша восторженность по поводу исключительности тех, кто способен слышать сердцем, говорит мне о том, что пока ещё социальная динамика имеет для Вас достаточно большое значение и, как следствие, некоторым образом глушит Ваш слух.

Сердце есть не у всех?!

 

Интереснейшая тема!

Причем, вневременная, злободневная!

Как часто мы встречаем забитую, заметьте, интеллектуальную, глухомань!

Она фактически проявляется во всех сферах. Многим невдомек, что проникнуть в сердцевину, в глубину сказанного или написанного можно только "слушанием сердца", душевным состоянием опыта и памяти.

Автор не случайно приводит эти строки:

"Как говорил Гоголь, "слушать сердцем". Это умение достигается продолжительным настойчивым вниманием из "сердцевины целого", по словам Достоевского. Большинству довольно трудно понять, что я имею в виду под слухом или вниманием, поскольку ему кажется, что оно всё время находится в пространстве взаимопонимания, лишь иногда сталкиваясь с непрозрачностью происходящего. Однако Гоголь не зря употребил термин "слышать сердцем", желая выделить особую природу этого слуха: и действительно, если посмотреть на то, что слышат в его произведениях люди, воспринимающие их по правилам обычного слуха, то необходимо слышание сердцем отделять от обычного слуха".

Природа этого слуха заключается в том, чтобы "внимать к себе", к  тому, кто  способен сопереживать, сочувствовать, сосуществать вместе с новыми обстоятельствами и персонажами жизни.

"Пропустить,- говорят,- информацию через себя, через свое сердце..." Но, оказывается, что не у всех оно есть?! Не в физическом плане, а в умении "из сердцевины целого" взглянуть и осмыслить суть явления или  его событийного ряда.

Как же много надо для развития этого умения!

Вот и я пытаюсь сейчас хотя бы приблизиться к нему, да, совершенно верно: "из сердцевины целого" что-то сказать об оригинальности  рассуждений автора по поводу того, умеем ли мы слушать и слышать.

Настройки просмотра комментариев

Выберите нужный метод показа комментариев и нажмите "Сохранить установки".

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка