Онтологические прогулки

Совершенное мышление выполнило свою задачу, подведя нас к тому, что по словам Демокрита, "спрятано в глубоком колодце", или, по словам Достоевского, к "сердцевине целого", – индивидууму.

Но не к индивидууму в его взаимодействии с другими, подобными ему или отличающимися от него индивидуумами, как это делалось и делается в современном мышлении.

А к индивидууму как единственной и замкнутой в себе вселенной, "вещи в себе", недоступной для других и приоткрытой только для одного – творения. Пока не стоит слишком цепляться к употребляемым мною терминам, так как основная работа заключается сейчас в настройке внимания.

Направив внимание на совершенство в мышлении, то есть не на мышление совершенства, а именно на совершенство мышления, я проследил наиболее значимые достижения мысли современной цивилизации. Любой может проконтролировать каждый шаг этих размышлений, начиная с первого, и увидеть живое мышление в действии. Самым трудным при этом перепросмотре мыслительного наследия было не отслеживание содержания мыслимого, - это было как раз и интересно, и поучительно; самым трудным было одновременное удерживание содержания мыслимого и условий его мышления. Такое удерживание позволяет чётко отслеживать каждую попытку мыслящего выйти за пределы мышления, чтобы связать мыслимое содержание в единое целое. То есть трансцендировать, ввести в процесс мышления трансцендентные основания, - природу, бога, случай и т.д.

Трансцендирование всегда происходит из внешнего мышлению источника, - желания получить "красивую", "всё объясняющую" или хотя бы просто связывающую концы с концами теорию, концепцию, мировоззрение. "Слишком человеческого" желания объяснить, как устроены мир и человек посредством некоего дополнения к наличному содержанию. Однако в основе трансцендирования находится не "благородное" стремление к целостности мировоззрения, а страх!

Страх живого предстояния вечности, словами Гоголя. Страх личного предстояния живым формам, прежде всего – смерти. Современная цивилизация, как цивилизация молодая, ещё не выработала опыта контролируемого ухода, который характеризовал бы её как цивилизацию зрелую. В свою очередь, страх живого предстояния смерти и избегание её намеренного прохождения закрывает от человека его решающую, формообразующую, вселенскую способность и, следовательно, возможность, – возможность творения.

Творения в его единственном смысле.

Человек способен живым предстоять и намеренно вовлекаться в стихию творения и, следовательно, творить!

Вот что открывается совершенному мышлению, когда оно пристально вглядывается в живущее в человеке и оставленное в истории наследие мысли. Вот тот уровень вызова, вот та мера, которой оно себя меряет. Для меня в этом вызове нет никакого специального пафоса и чрезмерного возвеличивания человека, наоборот, для меня – это будни человечества, его обиход, обыденность, рутина. Будни – для меня, но пока – пустое место для человечества. Однако совсем не пустым, а очень даже пафосным и наполненным сильным эмоциональным содержанием видится ему феномен смерти. Который своей брутальной насыщенностью до сих пор закрывает человечеству полноту его возможностей.

Потому что за, под этой брутальностью феномена смерти в человеке прячется гораздо более сильный и насыщенный опыт древности – опыт творения. Магическая цивилизация оставила нам это наследие, не оставив ключей к нему. Молодая современная цивилизация только-только подходит к осознанию такой возможности, но ещё совершенно не готова к её намеренной реализации. Современному человеку пока недостаточно культуры, чтобы мочь вовлекаться в творение. У него нет ещё даже культуры намеренной смерти.

Творение гораздо более энергоёмкий процесс (только не понимайте термин процесс буквально, просто удерживайте внимание), чем смерть. И это соотношение, конечно, отложено в нас: "колодец" творения спрятан в нашем опыте более глубоко, чем феномен смерти, как несравнимо более тотальный и всепоглощающий опыт. Сам факт того, что мы начинаем подбираться к феномену смерти как к тому, что мы способны контролировать или, более точно, культивировать, указывает на наше приближение, пока пусть только мысленное, и к стихии творения.

Если обратить внимание на то, что являлось раньше и является до сих пор основным предметом мышления, особенно философского и научного, то этим предметом оказывается творение. Однако поскольку мышление не имело соответствующего методологического аппарата, ему приходилось полагать творение принципиально человеку недоступным, то есть трансцендентным, действующим односторонне – оттуда сюда, но никогда – отсюда туда.

И в этом мышление совершенно точно – предметное мышление запада и бессубъектное мышление востока по самому типу своей направленности, то есть по своему типу внимания, может полагать творение только как трансцендентное, детерминирующее, причиняющее мир, неважно, можем ли мы понимать это или нет и каковы пределы нашей возможности постигать это причинение. В этом смысле трансцендентальное – это установление такого предела, например, в феноменологии Гуссерля нахождение первичных актов, которые становятся основой понимания устройства мира. Но сами эти первичные акты берутся именно как первичные, далее неразложимые и необъяснимые феномены, как предел, который принципиально непреодолим.

На востоке этот предел "первоактов" преодолевается достаточно просто, но, в свою очередь, не без ограничения, так как пределом востока являются сочетания (группы) элементов (дхарм). Ни на западе, ни на востоке внимание не направлено на собственно стихию становления (творение): внимание запада сосредоточено на предметном совершенстве, востока – на равновесии элементов.

Русское или срединное внимание направлено как раз на единство предметности и уравновешенности, то есть именно на творение как стихию становления. Это было в достаточной мере рассмотрено в "совершенном мышлении", однако само внимание пока не получило необходимого прояснения. А ведь именно разворот или направленность внимания является решающей характеристикой формирования всего строя как отдельной личности, так и целых культур. Настолько решающей, что формирование трёх модусов современной индоевропейской цивилизации зависело именно от направленности внимания.

Итак, в самом простом своём определении внимание – согласованность основных ресурсов индивидуума (неважно - отдельного человека, или целой культуры) в их определённой направленности, или векторальная ресурсная согласованность индивидуума. Например, направленность на тепло, свет, воздух, движение и т.д.

Так появление многоклеточных организмов происходит не посредством внутреннего деления клетки и последующей дифференциации появившихся в результате этого деления клеток, а посредством объединения многих отдельных клеток в одной направленности и последующей их дифференциации внутри этого объединения.

Или некоторые группы индивидуумов древнего Средиземья объединились в направленности изменения условий существования, заложив тем самым основы западного модуса современной цивилизации. Например, будучи слишком стеснены в своих возможностях надвигающимися ледниками (как одним из, но, конечно, не единственным фактором).

Другие группы объединились во взаимодействии по сохранению уравновешенности наличного, образовав со временем восточный модус индоевропейской цивилизации. Третья группа сосредоточилась на сохранении древнего единства, расширив границы рода до бесконечности. Постепенно эта группа образовала русскую культуру.

Именно разная направленность внимания стала действующей причиной формирования трёх модусов современной цивилизации.

В более сложном определении внимания требуется раскрыть характер согласованности различных элементов индивидуума в одном векторе. Например, для человека (запада) это будет согласованность, синхронность актов движения, чувствительности, памяти, интуиции, воображения, рассудка, мышления для достижения предметной контролируемости взаимодействия как с другими индивидуумами, так и с миром.

Тогда как в русской культуре внимание человека направлено на достижение состояния забытья, дрёмы, полусна или живого сна, в котором согласованность всех элементов достигается сама собой, без контроля человека. Для примера вспомните описание забытья русских косцов, данное Толстым в "Анне Каренине", или речь Платона Каратаева в "Войне и мире" всё того же Л.Н., или завирание Хлестакова в "Ревизоре" Гоголя, или Лукерью из "Живых мощей" Тургенева, или сумасшествие Васи Шумкова из "Слабого сердца" Достоевского, или стихи Блока, Есенина, Хармса и т.д.

Внимание, собственно, является основным регулятором ресурсов жизни, её консолидантой, если попробовать выразить это одним словом. В этом смысле, то есть во внимании, индивидуум (человек или цивилизация) всегда бежит впереди паровоза, втягиваясь в тот вакуум, который создаётся сосредоточенностью всех его решающих ресурсов (способностей) несколько впереди, на острие внимания.

Несколько впереди, но в пределах целостности индивидуума.

Если же вынести остриё внимания человека вовне его как единичности, то создаётся видимость внешней ему цели, что, конечно, даёт очень удобную теорию телеологического или теологического характера, позволяющих создать видимость объяснения принципов жизни человека и даже мира посредством движения к некой внешней цели.

Однако совершенное мышление не позволяет выходить за пределы индивидуума, как бы удобно это ни было. Остриё внимания индивидуума находится всегда в пределах его возможностей, в промежутке от ближайшей (для внимания) точки зоны ближайшего развития до отдалённой точки стратегемы. Для примера можно вспомнить "точку сборки" энергетического кокона человека, которая находится на границе этого кокона в его передней части. то есть энергетический потенциал человека собирается в точке, вынесенной за пределы его физического тела на границу энергетического (по Кастанеде).

И всё же для понимания того, что такое внимание, лучше всего обратиться к собственному жизненному опыту: наблюдая за собой на протяжении некоторого времени, хотя бы нескольких дней, нетрудно заметить, что именно выделяется тобой из многообразия действительности благодаря определённой направленности твоего внимания.