Бесконечность, или Долгая, долгая дорога в небо (3)
2. Апейрон – очарование непостижимого
(Продолжение)
Беспредельное творящее Время?
Идея влияния иранской мифологии и космологии на раннюю ионийскую философию давно разделило исследователей на сторонников этого влияния и на тех, кто считает, что философская мысль Ионии развивалась вполне самостоятельно. Безусловно, такое влияние было, однако из-за скудности источников степень его определить трудно. Интерпретация А. В. Лебедевым Апейрона, как авестийского «вечного и нестареющего бесконечного Времени» (Зурван Акарана), виновника возникновения мира, возвращает шанс иранского происхождения главной философской интуиции Анаксимандра.[1]
Зурван Акарана как прообраз Беспредельного (Времени)
Традицию приписывать термин «Апейрон» Анаксимандру Лебедев называет укоренившимся недоразумением. Он разделяет мнение,[2] что апейрон как имя первоначала мог появиться только у Платона,[3] а для VI века до н. э. это исключено. «Сильное субстантивируемое το ἄπεϊρον влечёт за собой абстракцию бесконечности и для Анаксимандра исключается», — пишет он. «А продукт слабой субстантивации не может иметь эпитетов, то есть быть божественным, бессмертным, вечным и т.д.».[4] Другими словами, Апейрон Анаксимандра «чем-то» быть не может, это только «какое-то», а «какое-то» «каким-то» не бывает. Остаётся только найти подлинное имя беспредельного, по каким-то причинам забытое. По мнению Лебедева это Хронос, Время, точнее «Χρόνος ἄπεϊρος». Предлагаемая реконструкция в этом случае выглядела бы так: «Вечное и нестареющее бесконечное Время» («Χρονος απειρος, αιδιος και αγηρος»),[5] и заимствована эта формула из иранских источников. Бесконечное Время, Зурван Акарана пехлевийских текстов имеет те же эпитеты, что и Апейрон: оно вечное, бессмертное и нестареющее.[6] По мнению Лебедева «Χρονος Анаксимандра был синкретическим представлением Времени-Неба (мирового «объёма», «вместилища», το περιεχον) объемлющего все космосы в пространстве и во времени».[7] Лебедев предполагает, что имя первоначала было опущено поздними комментаторами, которые были смущены его «грубым мифологизмом».[8]
Слабость гипотезы иранского происхождения идеи анаксимандрова первоначала заключается в том, что она опирается на поздние пехлевийские источники, возникшие не ранее VI века н. э., а бесспорных подтверждений существованию подобных представлений в современном Анаксимандру Иране нет.[9] Большинство известных иранских текстов относятся к средним векам, и выяснить по ним, кто на кого оказал влияние невозможно.[10] Тем не менее, безусловные космологические параллели позволяют говорить о том, что иранские доктрины Анаксимандру были знакомы. Его космос построен в согласии с авестийской «иерархией света», где на первом, ближайшем уровне располагаются слабо мерцающие звёзды, далее — Луна и, наконец, ярко сияющее Солнце. За Солнцем, согласно иранской мифологии, простирается область Первоначального Света, вечного и неизменного.[11] Для античной космологии такой порядок не характерен и встречается редко.[12] Но его бесконечно возникающие и гибнущие миры на Востоке аналогов не имеют, зато характерны для греческого мировоззрения. И если в «Авесте» выше всего сотворённого мира простирается область вечного и нетварного Света, у Анаксимандра – только внешний огонь, не обладающий такими впечатляющими качествами.
Сходства и расхождения с авестийской космологией свидетельствуют, как о знакомстве Анаксимандра с восточными представлениями, так и о самостоятельности его работы. Он строит свою систему, используя известные ему идеи, не механически копируя их, а встраивая в свои представления. Иранская космология получает новую редакцию. Однако, насколько вероятно, что среди таких заимствований оказалось и Беспредельное Время, Χρόνος ἄπεϊρος? В произведениях Гомера, Гесиода и в других ранних литературных памятниках χρόνος – это обозначение времени, никак не персонифицированного и не обращённого в божество. В ионической философии эта традиция сохраняется. По крайней мере ни один известный фрагмент, связанный с Милетом, не даёт оснований для предположения о существовании концепции божественного творца Хроноса. А титан Кронос, по созвучию имени, будет отождествлён с Хроносом только в эллинистический период.[13] Нет уверенности и в существовании божества Бесконечного Времени в современной Анаксимандру иранской космогонии. Зурван Акарана обнаруживается только в III веке до н. э. в «Ясне».[14] Что касается более ранних свидетельств, то они в лучшем случае предположительны. Так сюжет ряда бронзовых изделий из Луристана, относящихся к X-VII векам до н. э., и изображающих так называемый «близнечный миф»,[15] совсем не обязательно представляет нам божество Бесконечного Времени. По меньшей мере большинство иранистов не находят причин видеть в божестве луристанских изделий Зурван Акарана: «Интерпретация сюжетов этой серии «луристанских бронз» зависит лишь от смелости учёного и его вкуса», — пишет в книге «Искусство Древнего Ирана» В.Г. Луконин.[16]
Гораздо более древнее (и, пожалуй, самое древнее) изображение «близнечного мифа» было найдено в так называемом «астрономическом» святилище на горе Саратский Сундук в Хакасии.[17] Датируется этот петроглиф XVIII-XVII веками до н. э. Здесь, на севере Хакасии в долине реки Белый Июс на сравнительно небольшом пространстве расположен целый комплекс связанных с «астрономическим культом» святилищ. В «Храме Сотворения Вселенной»[18] обнаружено и самое древнее изображение «мирового яйца». Выяснено, что наблюдения велись не только за Луной и Солнцем, но и за звёздами Бетелгейзе (α-Ориона) и Арктуром. Через тысячелетие у Гесиода читаем: «Только лишь царственный Зевс шестьдесят после солнцеворота зимних отмеряет дней, как выходит с вечерней зарею из океанских священных течений Арктур светоносный…».[19] Несмотря на бесспорную связь образов святилищ в Хакасии с древнегреческой и древнеиранской мифологией, нет доказательной уверенности, что имена и функции божеств соответствует позднему времени и тождественны авестийскими. Конечно, есть все основания именовать центральное божество пра-Зурваном,[20] но усваивать центральному божеству функцию творящего времени оснований нет.[21]
Однако Мартин Уэст, на монографию[22] которого во многом опирается в своей гипотезе Лебедев, предполагает, что исток идеи обожествления творящего времени надо искать не в Иране, а на Ближнем Востоке, в древнем Египте.[23] По его мнению, эта идея в VII-VI веках до н. э. через Сидон распространилась на Иран, Индию и в это же время появилась у Ферекида с острова Сирос. Другими словами, по Уэсту идея творящего времени была рождена вовсе не в среде общих предков греков и иранцев, а в Египте и уже оттуда в VI веке до н. э. распространилась по миру. Однако если для индийской мифологии можно найти параллели в Атхарваведе, то для Ирана ненадёжным подтверждением служит лишь спорная трактовка теофорного имени, обнаруженного на эламитской глиняной табличке.[24] Но даже если предположение Уэста верно, то относить его к Анаксимандру оснований нет, и место имени первоначала по-прежнему остаётся вакантным. Зато идея первоначального Хроноса, устойчиво присутствует в орфической космогонии, и при её изложении имя божества Времени упоминается безо всякого стеснения. И никто не приписывает его Анаксимандру.
Орфический Хронос-Змей и ионийская философия
Мы не знаем, когда и откуда идея о порождающем космос Хроносе попала в орфическую космогонию, но о Хроносе, как вечно существующем Времени пишет современник Анаксимандра Ферекид Сиросский. Его Хронос – одно из трёх первоначал, существующих вечно. «Зас был всегда, и Хронос, и Хтония — три первых начала…» Зас (Зевс) — демиург, творящий космос из противоположностей, управляющее начало и источник единения универсума. Хронос — Время, порождающее огонь, воздух и воду. Из этих стихий рождаются многочисленные поколения богов. У орфиков же порождением вечноживущего Змея-Хроноса становятся влажный Эфир, безграничный Хаос и мглистый Эреб [Мрак]. Хронос — поток, опоясывающий Вселенную: «Неутомимый Хронос кругом неиссякающим потоком блуждает, порождая себя самого».[25] Это даёт аллюзию на гомеровский Океан. О такой же бесконечно текущей реке сообщает и иранская космология. Всегда возвращающийся в себя поток Хронос тоже не знает старости, его эпитет – нестареющий. «Сей нестареющий Хронос, нетленномудрый, родил Эфир и бездну великую, чудовищную (Хаос)… И не было снизу ни границы, ни дна, ни основания…»
Мы уже обратили внимание на то, что Анаксимандр избегает мифологической «терминологии» и мифических образов. Ксенофан из соседнего с Милетом Колофона будет открыто смеяться над страстями и пороками «оболганными древними поэтами» эпических богов. Бог един и единственен, и приписывать ему человеческие поступки а, тем более, человеческие низости – глупость. Единая (всеединая) природа Бога у Ксенофана близка анаксимандрову Апейрону. По крайней мере, это явление того же порядка. А скептицизм Ксенофана приводит к мысли о непостижимости божества, ведь точная истина непостижима для человеческого разума: «Истины точной никто не узрел и никто не узнает…»
Философия Ксенофана с его монизмом, с уверенностью в существовании бесчисленных разнообразных миров и интересом к физическим процессам несомненно имеет ионийские корни. Родные малоасийские берега философ покинул ещё молодым человеком, хотя совсем не обязательно, что в юности он слушал речи Анаксимандра и был его учеником: многих имён мы попросту не знаем, и правильно будет предположить, что среда любителей мудрости представляла собой довольно многочисленную и весьма общительную группу населения ионийских городов. Так что Ксенофан, как философ, сформировался в среде, где идеи Фалеса и Анаксимандра были интересны и востребованы. И отношение этой среды к гомеровским и гесиодовским богам-нечестивцам, вероятно, было скептическое, что и нашло отражение в сатире Ксенофана. Мифический образ Хроноса, который так понравился Ферекиду, вряд ли мог бы вызывать интерес у ионийских философов. Странное многоголовое чудище орфизма, вероятно, также отталкивало скептически настроенных к мифическим персонажам мыслителей. И никакой символизм, который бы пытались в него вложить адепты орфизма, не мог бы спасти его от этого скептицизма. Подобные образы могли поражать воображение, давать пищу эмоциям, но ничего не объясняли, требуя принимать себя так, как принимается откровение, потрясёнными приоткрывшейся тайной, вне зависимости от того, было ли это чьей-то мистической иллюзией, или символической конструкцией.
Теология орфизма наполнена мифическими образами, заимствованными из древних эпосов. Но истина орфизма – конечна, она определена иерархией образов и не допускает проникновения за завесу запретного. Неведение Ксенофана другого свойства, это неведение непостижимого, а не запретного. Это другие эмоции, другое ощущение мира и иное отношение к тайне. Это отношение скорее можно назвать «сыновним», и в нём нет и капли отношения религиозного адепта. Немифологическая теология Ксенофана стремиться быть столь же ясной, как и физиология Анаксимандра. Орфизм – другой путь, другое ощущение мира, по-другому определяющее место человека в нём.[26] Очевидное влияние на уровне философских идей и даже сходство задач не упраздняет этой разницы. Намечается водораздел, разграничивший эти два несхожих по своему духу течения.
Не согласившись с гипотезой Лебедева, мы, тем не менее, не можем ограничиться этим отрицанием. Время, так или иначе, должно присутствовать в системе Анаксимандра, и при этом не в виде вспомогательной величины или «меры движения». Мы бы очень сильно ошиблись, если бы представляли время античности в виде привычной для нас шкалы, по которой минуты идут за минутами, года за годами, столетия за столетиями. Время ранней античности должно быть сущностно. Оно должно иметь сакральный оттенок, быть связанным с жизнью и смертью, возникновением и разрушением. И не обязательно его имя «Хронос». Для этого надо взглянуть на античность под несколько другим углом и обратить внимание на те смыслы, которые вкладывали древние эллины в привычные для нас понятия. Нас не должно удивлять, что они могут достаточно сильно отличаться от наших.
(Продолжение следует)
[1] См. А. В. Лебедев. «ΤΟ ΑΠΕΙΡΟΝ: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель». Вестник древней истории 1978 №1, 2 (143, 144),
[2] Прежде всего имею в виду Гарольда Чернисса, утверждавшего, что «до Платона и имя, и понятие абстрактного качества были неизвестны…». Haroldc Herniss «The characteristics and effects of presocratic philosophy». Journal of the History of Ideas, Vol. 12, No. 3 (Jun., 1951), pp. 319-345. p. 325.
[3] А. В. Лебедев. ΤΟ ΑΠΕΙΡΟΝ: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель. Вестник древней истории 1978 №1 (143), с. 42.
[4] Там же. с. 45.
[5] А. В. Лебедев. ΤΟ ΑΠΕΙΡΟΝ: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель. Вестник древней истории 1978 №2 (144), с. 45.
[6] Лебедев приводит цитату из Mēnōk-í-Xrat: Zurvān í akanārak azārman `ut amarg. – Время бесконечное нестареющее и бессмертное. На греческом эта фраза выглядела бы так: «Χρόνος ᾄπειρος ᾀγήρος ἔστι και ᾁθάνατος». Там же, с. 53.
[7] Там же, с. 51.
[8] Там же, с. 46.
[9] Только 17 глав «Ясны», содержащих религиозные гимны, датируются периодом IX–VII вв. до н. э., ещё несколько глав из «Яшта» и «Ясны» относятся к периоду Ахеменидов, то есть к VI–IV вв. до н. э.
[10] Подробно об этой проблеме в книге М.Н. Вольф «Ранняя греческая философия и древний Иран». В частности автор пишет: «Те параллели, которые мы отметили между Анаксимандром и иранской традицией, на наш взгляд, являются результатом обратного влияния греческой философии классического и позднего периода в эпоху становления книжности в Сасанидском Иране». с. 131.
[11] Например, такая последовательность встречается в 13-м «Яште» (VI век до н. э.):
[12] Но всё же встречается, возможно, благодаря влиянию Анаксимандра: «Анаксимандр, Метродор из Хиоса и Кратет: выше всех расположено Солнце, за ним — Луна, под ними — неподвижные звезды и планеты». См. Иоанн Стобей. «Мнения философов» [12A18].
[13] Символический привлекательный образ Времени, пожирающего свои порождения, оказывается поздней производной и отношения к древней мифологии не имеет.
[14] См. М. Н. Вольф «Ранняя греческая философия и древний Иран», с. 91.
[15] В основе сюжета близнечного мифа два брата близнеца, олицетворяющих доброе и злое начала. Близнецы – порождение высшего божества, которым и считается Зурван.
[16] В. Г. Луконин. «Искусство Древнего Ирана». – М.: «Искусство», 1977. с. 13.
[17] Ларичев В. Е., Паршиков С. А., Гиенко Е. Г. «Зурванитский иконографический канон. Астрономия и мифология».
[18] Условное название, данное этому месту экспедицией В. Е. Ларичева.
[19] Гесиод. «Труды и дни». 564-566
[20] «Несмотря на очевидный характер запечатленной в этих петроглифических композициях зурвано-маздаяснийской мифологемы, на текущий момент мы не имеем достаточного объема доказательств именовать изображенных божеств именно этими теофорными именами. На текущем этапе наших исследований корректно будет называть верховное божество федоровцев Хакасии пра-Зурваном» В.Е. Ларичев, С.А. Паршиков, Е.Г. Гиенко «Тень Бога и иконография Зурвана».
[21] Мнение участников экспедиции на этот счёт другое: «Сейчас трудно себе представить, что уровень теологемной абстракции арийского жречества рубежа III-II тыс. до н.э. не уступал уровню философских спекуляций эпохи классической Греции второй половины I тыс. до н.э. В то же время, надо помнить о том, что и цивилизация классической Греции вторична по отношению к крито-минойской, а философы классической Греции, за единственным исключением, родом из Малой Азии. Греческая философская школа выросла из «малазийской философии инверсных теогоний мироздания, первичной по отношению к классической греческой философии. Поэтому принятие на рубеже III-II тыс. до н.э. жречеством андроновцев абстракта потока времени – Зурвана Акарана Вседержителем и верховным божеством, на самом деле не выглядит столь уж фантастической идеей.» В.Е. Ларичев, С.А. Паршиков, Е.Г. Гиенко. «Тень Бога и иконография Зурвана».
[22] М. Л. Уэст, «Раннегреческая философия и Восток». M. L. West, «Early Greek Philosophy and The Orient». Oxford. At The Clarendon Press. 1971.
[23] «Самооплодотворяющееся прародительское время было изобретено вовсе не в Сирии. Но где-то в VII или VI веке древнеегипетский миф был переформулирован в более абстрактную и приемлемую форму, в которой он стал убедительным для Ирана и Индии на Востоке и на Западе для Ферекида». «It need not have been in Syria that the self-fertilizing progenitor Time was invented. But somewhere, in about the seventh or sixth century, the old Egyptian myth was refashioned in the more abstract and acceptable form in which it persuaded Iran and India in the east and in the west Pherecydes». M. L. West, «Early Greek Philosophy and The Orient». p. 36.
[24] Имя, которое может быть прочитано как Изрудукма «рождённый из семени Зрвана» M. L. West. Early Greek Philosophy and The Orient. p. 31-33, 243
[25] Р. Онианс. «На коленях богов», с. 250.
[26] Влияние на уровне философских идей было неизбежно, но когда и в каком направлении происходили эти заимствования, определить не удаётся. Сторонники «орфической» теории не могут представить достаточных подтверждений своей версии. (См. Jaap Mansfeld, Bothering the Infinite. Anaximander in the Nineteenth Century and Beyond. /Antiqvorum Philosofia. №3, 2009. р. 47.) Однако в нашем случае это не важно. Сомнительно, что первоначало Анаксимандра могло произойти от орфического Хроноса.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
