Комментарий |

Русская философия. Совершенное мышление 110

Пока Достоевский обживается на каторге, остановимся подробнее и внимательнее на том, что дало нам чтение произведений Достоевского и некоторые факты его биографии.

Наше чтение Достоевского, как и вообще русской литературы, происходит в континууме направленного и удерживаемого внимания на существе, специфике и особенностях русской культуры.

Просмотрев несколько последних эссе о Гоголе и Достоевском, я убедился, что это направленное и удерживаемое нами внимание уже сформировало намерение, которое работает само всё то время, когда я обращаю внимание на русскую культуру, например, читаю Достоевского.

Сформированное намерение работает само, каждый раз – при полном учитывании всего содержания внимания, без малейшего упущения чего бы то ни было – высвечивая некоторые элементы этого содержания, наполняя их смыслом.

Именно намерение специфики русского типа культуры высветило тему впечатления как тему, вокруг которой формируется всё содержания внимания Достоевского: именно намерение высветило тему решающей роли впечатления и основанного на нём «мечтания» в неизбежном разворачивании жизни человека в определённом направлении, тему формирующей, решающей роли «мечты» в судьбе человека.

То есть намерение высвечивает не то, что интересно мне, а то, какой именно элемент русской культуры становится центром внимания писателя, в случае Достоевского таким элементом становится впечатление и связанное с ним мечтание.

Но мечтание не в обыденном смысле фантазии, воображения, грёзы, которая может занимать внимание человека, наполнять его эмоциями и пр., но в то же время при этом никак самой собой не определять судьбу человека, а именно так мы обычно понимаем мечту, воображение, фантазию – как некое отвлечение от реальной жизни, как дополнительное, приятное или не очень времяпровождение.

Кстати, что-то подобное сегодня нам втирают относительно интернета как отвлечения от реальной жизни те, кто и к интернету относится как к мечте, чему-то нежизненному, псевдожизненному и даже антижизненному.

Мечта для Достоевского – это то, на что в достаточно существенной степени направлено и удержано в этой направленности внимание человека, которое – будучи продолжено – формирует то, что в неопределяемом, но вполне прогнозируемом будущем станет для человека – неотразимым фактом, фактом его жизни, событием, игнорировать которое человек не сможет просто потому, что вся его жизнь сосредоточится в этом событии.

Сейчас то, что Достоевский называл мечтанием, то есть сформированную мечту определяют как намерение; примерами сформированного намерения могут быть намерения речи, ходьбы, чтения, письма и многие другие.

Намерение – один из основных техносов человека, так как именно благодаря ему человек осваивает большинство наиболее существенных форм своего бытия.

Так для того, чтобы что-то сказать, например, поздороваться, или для того, чтобы произвести какое-то движение рукой, например, взять в правую руку ложку, человеку необходимо не выстроить эти действия, так как выстраивание таких сложных действий, как речь и движение, включающих в себя миллионы одновременных и согласованных друг с другом операций, человеку никоим образом невозможно.

Но человеку возможно направить и удерживать на этих формах жизни (речи, движении) своё внимание, которое со временем формирует соответствующее намерение, которое становится для человека единственным средством актуализации некоторой формы жизни, например, всё тех же речи или движения.

Процесс формирования намерения как мечты или, что то же самое, мечты как намерения, происходит подобным образом: направленное и удерживаемое достаточное время внимание на некоторой мысли, состоянии, переживании и пр. формирует намерение, которое начинает свою невидимую глазу, но в принципе поддающуюся наблюдению, работу по выстраиванию жизни человека таким образом, чтобы эта мечта осуществилась.

От нас ускользает одно очень существенное обстоятельство: намерение будет работать, не взирая ни на что, в согласии со всем или вопреки всему: человек может стремиться заговорить, научиться плавать, уметь пользоваться компьютером, ездить на велосипеде, или он может мечтать стать президентом, червем, инопланетянином, планетой или целой галактикой – намерению всё равно.

Конечно, это не означает, что раз сформированное намерение теперь станет определять жизнь человека до самой его смерти, совсем нет, намерения как формируются, появляются, живут вместе с другими, так и исчезают, сменяются другими.

Но если намерение сформировалось и живёт в человеке, то оно непременно использует даже малейший шанс на собственное осуществление, даже если это может не только навредить человеку, но даже убить его, как могло убить Достоевского намерение невинно и благородно пострадать.

Намерение русских 19-го – начала 20-го веков восстановить или установить общественную справедливость, для чего требовалось, как им думалось, сменить власть или даже убить несколько тысяч человек, как виделось Чернышевскому, сформировало намерение УНИЧТОЖИТЬ ЭТУ ВЛАСТЬ.

Что и произошло – русские уничтожили именно эту власть – самодержавие, но, конечно, не уничтожили ни причины общественной несправедливости, ни власть, а только – ЭТУ власть, которая была быстро восстановлена другими людьми, от чего нисколько не изменилась в своём существе.

Мечтать надо тоже учиться.

Мы пока ещё этого не умеем.

Во время перестройки, как и во время революций, отчётливо проявилось то, что мы не контролировали живущее в нас намерение, потому что под идеями необходимости перемен было скрыто намерение – смены этой власти как единственного средства решения всех проблем.

Все наши действительно обоснованные мечтания о свободе личности, слова, движения информации,  и пр. скреплялись в единое целое именно намерением смены этой власти, в результате чего сформировалось и работало именно это намерение, а всё её столь важное для нас обрамление из содержания намерения исчезло.

Понятно, что исчезнувшие из сформированного намерения «демократические» ценности совершенно не исчезли из вновь идеологизированного общественного пространства и стали основой идеологической манипуляции.

В продолжении 90-х, когда намерение смены этой власти осуществилось и перестало работать, наше внимание было направлено на индивидуальность существования как отдельность от других, то есть не на единство всех, а на отчуждение от всех, в результате сформировалось намерение «квазизападное» - «делать деньги».

Поскольку мы не желали быть едиными вне государства, объединяла нас в единое целое по-прежнему государственная власть; поскольку мы желали быть отдельными, разъединяло нас в этом государстве – делание денег.

Сегодня мы имеем то, что намеревались – государство всеобщего делания денег и, как это ни странно, от окончательного развала нас сохраняет именно целостность государства, так как в нас не сформировано намерение какого бы то ни было единства вне государственных форм.

Но сегодня мы это уже понимаем, то есть мы понимаем, что намерение делания денег завело нас в очередной общественный тупик, выбираться из которого можно только направив наше внимание – теперь уже точно – не на смену этой власти, а на…  Здесь пока ещё моё внимание направлено на то, как работает намерение, а не на сегодняшнее положение в России, поэтому не будем спешить и займёмся тем, на что нам следует направить наше внимание позже, после того законы формирования намерения будут нами чётко прояснены.

Мы сами создали то, что сегодня имеем, но, как герои Кафки, не понимаем этого и не хотим этого понимать, воспринимая общественное насилие над собой как незаслуженное, несправедливое наказание.

Вот будет интересно почитать, что напишет Достоевский о наказании, увидев своими глазами, как и за что общество наказывает людей.

Мы не умеем мечтать, но мы можем этому научиться и, собственно,  уже учимся в этих наблюдениях и размышлениях над русской культурой, иначе в наших размышлениях был бы только чисто исторический и культурологический смысл, а мне он мало интересен по сравнению с тем, как мне жить сегодня.

Русская культура мне интересна прежде всего тем, чем она может научить меня жить сегодня; например, тем, как мне формировать своё намерение, то есть на что направить своё внимание и как его удерживать в этой направленности.

Если сформируется другое намерение и оно будет у определённого количества людей, то оно может осуществиться и стать через некоторое время нашим сегодня, то есть нашей жизнью.

Так что нам следует не продолжать намереваться то, что мы намеревались вчера и ненавидеть то, что в результате нашего намерения стало нашей жизнью, а перенаправить наше внимание на новое.

Здесь можно заметить, что главным ресурсом всего человечества сегодня является внимание, так как то, на что будет направлено внимание большинства людей, неминуемо станет непреложным фактом жизни всех.

Если сегодня наше внимание, то есть внимание русских (россиян) снова будет направлено на уничтожение этой власти, и если оно осуществится, то в который уже раз ничего принципиально не изменится и над нами будет довлеть какая-то другая власть, о которой мы сегодня даже представления не имеем.

Теперь нам ясно, что при формировании намерения все сопутствующие этому формированию представления, например, о демократии, справедливости, счастье, благе и пр. в самом формировании содержания намерения не участвуют и, соответственно, не входят в содержание сформированного намерения.

«Дикобразу дикобразово».

Если ты мечтаешь  об уничтожении какой-либо существующей власти ради справедливости, блага народа и пр., то в содержании намерения, которое сформируется, не будет ничего о справедливости и благе народа, то есть не будет ничего из того, ради чего, как ты полагаешь, ты вообще мечтал, но точно останется – уничтожение власти.

Неточка Незванова мечтала о смерти матери ради счастья с отцом и сформировала намерения смерти матери, в котором нет такого содержания, как её счастье с отцом.

Так устроен человек.

В этом нет никакой его вины.

Теперь мы это знаем и должны научиться формировать намерение, которое, в свою очередь, сформирует нашу жизнь.

Теперь мы понимаем, что при формировании намерения не всякое содержание удерживается и сохраняется в содержании намерения; например, представление о справедливости не удерживается и, соответственно, не сохраняется, а представление об уничтожении удерживается и сохраняется.

Формирование намерения происходит не по законам мечтания человека, не по законам его предпочтений, желаний, страхов, опасений, скрытых или явных аффектов и пр., а по законам формирования собственно намерения.

Этим нам ещё предстоит подробно и очень обстоятельно заниматься, потому что намерение – решающий фактор в формировании своего собственного будущего не только для каждого отдельного человека, но и для общества в целом, так как происходящее складывается из миллионов волений, как показывал Толстой на примере Отечественной войны.

С этой точки зрения, а она – единственно важная для нас сегодня, нам потребуется полностью пересмотреть историю нашей страны, особенно – историю тех событий, в которых наиболее открыто проявлялось действие намерения большинства русских.

Такими событиями – небывалого, мощного, явного, непревзойдённого, открытого и исключительно положительного, жизнеутверждающегося проявления общего для всех намерения – в нашей, русской истории прежде всего являются две Отечественные войны.

Если примеры революций, экспансивных, имперских, союзнических или гражданских войн и перестроек дают нам отрицательные типы формирования намерения, общего для большинства, то примеры двух Отечественных войн, наоборот, представляют собой положительные типы, на которых мы можем и даже должны, если, конечно, хотим научиться формировать свою собственную жизнь, учиться тому, как именно нам, русским, то есть живущим в континууме русской культуры, следует формировать намерение.

Я специально подчеркнул, что нам, русским, так как формирование намерения в западной и восточной культурах происходит по тем же законам формирования намерения, что и в русской культуре, но в других модусах направленности внимания и поэтому имеет свою специфику.

Каждый модус современной индоевропейской цивилизации имеет свои особенности формирования намерения: западный модус ориентирован в предметном направлении, восточный – в бессубъектном [Шилов по-отечески указал мне на то, что я, как школьник, перепутал солипсизм востока с бессубъектностью, тем самым вытеснив, изжив своё (Шилова) собственное знание о том, что представление о востоке как солипсизме – детское, с чем я искренне соглашаюсь], русский – в направленности на стихию жизни.

Вообще формирование намерения как направленности на творение как стихию жизни – прерогатива и специфика русского модуса современной индоевропейской цивилизации; в этой специфике заключается одновременно и преимущество русской культуры, и её основная сложность.

Сложность формирования намерения в русском модусе состоит в том, что русское намерение формируется в направленности на жизнь как стихию творения, что подразумевает:

  • полное отсутствие какого бы то ни было разделения предметности на большое и малое, важное и неважное, духовное и низкое и пр.;
  • актуализацию живого сна, забытья, дрёмы как технологии русской жизни, заключающуюся в полном учитывании всего без малейшего собственного выбора каких бы то ни было приоритетов;
  • восприятие ограничений пространства, времени и причинности не только как окончательных и неизбежных, но как временных и полностью обновляемых при условии их выполненности;
  • проявления человеком своей воли таким образом, чтобы следовать в её реализации ожившему в живом сне, забытьи элементу: человек волит то, что выбирает сама жизнь, то есть он волит, не воля, выбирает без выбора;
  • наконец, принятие происходящего как результата действия своей собственной воли, что полностью соответствует действительности, так как направленное и удержанное внимание сформировало намерение, которое осуществило то, что стало волей человека.

Сложность формирования намерения состоит в том, что намерение и формируется, и осуществляется по своим собственным законам, о которых человек до недавнего времени не имел ни малейшего понятия.

Я имею в виду современного человека, то есть человека современной цивилизации, так как человек магического времени (в зрелых его формах) принципы формирования намерения знал превосходно и реализовывал это знание в своей жизни.

Сегодня современный человек, точно так же, как когда-то человек магический, подошёл в своём развитии к пониманию того, каким именно образом формируется намерение и, соответственно, к возможности использовать это своё понимание.

То есть современный человек – впервые в истории современной цивилизации - стоит перед вполне реальной возможностью контролируемого формирования намерения!

Преимущество русской культуры перед восточной и особенно западной в освоении этой возможности очевидно, так как весь её многотысячелетний опыт заключается именно в намеревании всего как живого единства.

Мы, современные русские, можем контролируемо формировать своё намерение и тем самым формировать то, что станет нашей жизнью!

Вот предварительные, но уже вполне операциональные результаты чтения Достоевского в нашем живом сне русской культуры.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка