Онтологические прогулки

Краткая история новейшей мифологии

Начало

13. Вечный зов Ктулху из Хайборейской эры

Р.И.Говард (1906-1936) и Г.Ф. Лавкрафт (1890-1937) были одиночками-затворниками,
болезненными и замкнутыми людьми, общавшимися с внешним миром,
то есть друг с другом, путём постоянной переписки. Каждый из них
в своем доме, забаррикадировавшись от мира стеной книг, создавал
собственный мир, живой и зловеще процветающий по сей день.

При жизни сам Лавкрафт и его работы были почти неизвестны, как
это водится, однако многие современные авторы и поклонники литературы
ужасов практически выросли на его произведениях. Среди своих учителей
сам Лавкрафт упоминал Конан-Дойля, Уэллса, и особенно, Э. По.
Но если По пытался совладать с ужасом жизни путем её упорядочивания
в аналитический мир детектива, то Лавкрафт поднял ужас на небывалые
космогонические высоты. Ему удалось построить собственную демоническую
мифологию, границы которой продолжают по сей день расширяться
в творчестве других авторов, а отдельные моменты постоянно возникают
в различных отраслях культуры, как грибы с Юггота («Fungi from
Yuggoth» – название стихотворного цикла Лавкрафта о космическом
ужасе).

По Лавкрафту, человечество не только не одиноко в космосе, но
даже на нашей планете оно стало доминирующим видом по чистой случайности,
и его благополучие находится под постоянной угрозой. Попытавшимся
познать эту тайну открывается небывалый ужас, перед которым бессильны
земная наука и религия. Даже если осмелившийся на это гений (лат.
одержимый бесами) и сохранит земную жизнь и неомраченный разум,
этот мир уже никогда не будет для него даже относительно безопасным.
Именно этот ужас осознания «иного», намного большего нежели сам
человек, является основой лавкрафтовской вселенной, где описываются
существа, способные перемещаться в космическом пространстве и
колонизировать различные планеты. Из межзвездных путешественников
наиболее известна, пожалуй, раса Ктулху, прилетевшая на Землю
сотни миллионов лет тому назад. Эти существа вечны, но их жизненный
цикл сильно зависит от положения звезд: в определенные периоды
(которые могут длиться тысячелетиями) они впадают в состояние
«небытия», что и случилось с ними на Земле: закрывшись в своем
городе Р’лайх, раса Ктулху «заснула», продолжая при этом телепатически
общаться с людьми. Древние люди считали Ктулху божеством, и по
Земле расплодились мистические культы, целью которых было подготовить
планету к возвращению Ктулху, «когда звезды займут верное положение».
Даже после того, как Р’лайх погрузился в океан, и телепатическая
связь прервалась, преданные культисты встанут на пути любого,
кто захочет познать истину.

Однако, оставим мифологию Лавкрафта ее непосредственным исследователям
и проследим интертекстуальное движение его мифов, их все более
ощутимую экспансию в реальность (что на самом деле тоже является
частью «мифов Ктулху» – так мир Лавкрафта был назван его преемниками).
Сам Лавкрафт, мастер-мистификатор, часто ссылался на вымышленные
книги в своих произведениях, что, впоследствии, стало распространённой
практикой среди писателей (Х.Л. Борхес, У. Голдман). Однако особенное
место, как у Лавкрафта, так и в различных областях современной
культуры, занимает книга «Некрономикон», вызвавшая волну как мистификаций,
так и последующих серьёзных исследований. Впервые «Некрономикон»
упоминается в рассказе Лавкрафта «The Hound», написанном в 1923
году, а первый намёк на неё (или похожую книгу) появился уже в
«Показаниях Рэндольфа Картера» (1919). Описание «Некрономикона»
гласит, что книга опасна для чтения, ибо может повредить физическому
и психическому здоровью читателя, поэтому во всех библиотеках
она хранится за семью замками.

Согласно произведениям Лавкрафта, существуют несколько экземпляров
«Некрономикона» (в отличие от более поздних имитаторов, которые
упоминают один экземпляр, появляющийся в разных местах), которыми
владеют различные учреждения и люди. Хотя Лавкрафт настойчиво
утверждал, что «Некрономикон» – это чистая выдумка, находилось
множество людей, веривших в его реальность, подобно тому, как
после опубликования «Утопии» Т. Мора нашлось немало энтузиастов,
призывающих организовать экспедиции к вымышленному острову. В
который раз мы можем убедиться, что Атлантида бессмертна. Даже
при своей жизни Лавкрафт получал письма от поклонников, пытавшихся
выяснить «правду» о «Некрономиконе». Иногда шутники выставляли
«Некрономикон» на продажу в книжных магазинах или выпускали фальшивые
библиотечные каталоги. Грань между вымыслом и реальностью была
ещё больше размыта в конце 1970-х, после выхода в свет книги,
претендующей на звание перевода настоящего «Некрономикона». Эта
книга, выпущенная под псевдонимом Симон, была слабо связана с
вымышленной мифологией Лавкрафта и базировалась больше на шумерской
мифологии. Позднее она выходила под названием «Некрономикон Симона».
И это не последняя мистификация, претендовавшая на аутентичность.

Однако, главная мистификация состоит в том, что сам автор давно
уже приобрел мифический статус своего рода пророка, тогда как
его собственный вымысел стал фактической частью реальности – Ктулху
(второстепенный монстр в пантеоне Лавкрафта), стал синонимом некоего
сакрального знания, следы которого постоянно возникают у совершенно
разных авторов. Влияние творчества Лавкрафта на современное американское
искусство и литературу просто неизмеримо, его масштабы уже приобретают
глобальный характер. Такое впечатление, что и правда существует
всемирное тайное братство, тайно хранящее «Некрономикон», и ожидающее
«второго прихода» Ктулху. Чего стоит только следующий факт с информационного
портала Lenta..ru: «Один из вопросов Владимиру Путину на пресс-конференции,
организованной совместно поисковой системой «Яндекс» и информационным
агентством «Би-би-си», был: «Как Вы относитесь к пробуждению Ктулху?».
Говоря о своем отношении к Ктулху, президент заявил, что с подозрением
относится «ко всяким потусторонним силам». «Если кто-то хочет
обратиться к истинным ценностям, то пусть лучше почитает Библию,
Талмуд или Коран – будет больше пользы», – сказал Путин».

Лавкрафт со своим вымыслом достиг намного большего успеха, чем
его предшественники XIX века, претендовавшие на обладание «истинного
тайного знания». ХХ век кровью заплатил за это «истинное знание»,
вбиваемое в мозги с идеологической нетерпимостью. Философский
кризис «истинности» поменял местами сказку и быль. Обманутый в
своих ожиданиях человек готов сегодня поверить в любую сказку,
но только в ту, которую он выберет себе сам. И, как обычно, выбирают
то, что «интересно», и настолько захватывающе, что люди готовы
отстаивать свои увлечения до крови. Критики часто упрекали Лавкрафта
в приемах а ля Блаватская, то есть в использовании «Некрономикона»
как «отштампованного приёма» везде, где рассказчик заводит речь
об оккультизме. Однако, это более характерно для авторов стилизаций
и имитаций Лавкрафта, чем для него самого. Лавкрафт столь подробен
и настойчив с своем «вымысле», что ему удалось не только создать
уникальную мифологическую систему, но и доказать, что в глазах
ужаса границы реальности и вымысла просто стираются.

Лавкрафт умер от рака и недоедания. Его поклонники иногда оставляют
на его могиле эпитафию (её быстро стирают, но она появляется вновь):
«Не мертво то, что в вечности живет. Со смертью времени и смерть
умрёт». Его молодой коллега Р.И. Говард, страдавший от мании преследования,
покончил с собой в 30 лет из-за эмоциональной перегрузки после
смерти матери. Атлантида во всей своей красе воплотилась в его
произведениях о приключениях атланта Куллы. Однако, наибольшим
успехом по-прежнему пользуются книги Говарда уже о «следующей»
эпохе, о «хайборейской эре», лежащей якобы между затоплением Атлантиды
и возникновением письменных хроник. Киммериец Конан, герой хайборейского
мира, без сомнения является самым популярным персонажем массовой
литературы и аналогом супергероев комиксов.

Говард создал особый жанр «героической фэнтези», большого увлекательного
эпоса, вымышленность которого снимает сам вопрос об «истинности»
повествования. И в этом заключается самый главный феномен фэнтези
ХХ века, будто заново озвучивший христианское «верую ибо абсурдно».
Сказка перестала быть литературной стилизацией и стала реальной
субкультурой, заставившей увлеченных читателей взять в руки деревянные
мечи и пластиковые волшебные палочки и отправиться в лес сражаться
против придуманных монстров. Наверное, многие века назад те же
самые мотивы заставляли людей идти на костёр во имя увлёкшего
их мифа. Как это когда-то произошло с христианством, неомифологическое
мышление начала ХХ века из простого увлечения стало полноценным
видением мира, определяющим законы реальности, где вопросы вроде
«неужто так и было?» никогда не задаются. В истинно мифологическом
сознании нет разделения на правду и ложь, и потому нет никаких
философских концепций, отстаивающих ту или иную точку зрения.
Можно опять-таки вспомнить пренебрежительное отношение логического
позитивизма к проблемам метафизики в силу несостоятельности языка
в вопросах, выходящих за рамки законов логики. «О чём нельзя говорить,
о том следует молчать» – таков последний афоризм «Логико-философского
трактата» Л. Витгенштейна. Но когда молчит логос, рождаются мифы.
И люди, увлечённые ими, начинают вдруг говорить на атлантском,
киммерийском, эльфийском.

14. Путь средиземного мага как эскапизм

Тот, кого принято называть демиургом фэнтези, и не иначе как Профессором
среди фанов «средиземного фэндома», сам родился в 1892 в сказочно
звучащем Оранжевом Свободном государстве, ныне являющемся территорией
ЮАР. Его фамилия произносится именно как Т’олкин –
по крайней мере, он сам писал так в письмах – однако в ряде русских
переводов продолжается принятая «конвенция» «Толкиен». Среди поклонников
творчества писателя этот вопрос служит поводом для «религиозных
войн». Кстати, по той же путанице в разных традициях транслитерации
английский род Huxley у русских разделился на поколение биологов
Гексли и писателя Хаксли, знаменитого антиутописта.

Нельзя не согласиться с позитивистами ХХ века – наш мир создается
языком. Сам Толкин был не просто филологом как Ницше, он был лингвистом
и знал несколько десятков языков, среди которых были такие как
древнеанглийский, валлийский, древненорвежский, финский, готский.
Магическая реальность Толкина началась именно с языка, так как
ещё в детстве Джон со своими товарищами придумали несколько языков,
чтобы общаться между собой. Эта страсть к изучению языков и конструированию
новых осталась с ним на всю жизнь. Толкин создавал новые языки,
во многом руководствуясь красотой звучания, и языки воплощались
в сказочные народы, населявшие его мир. Сам он говорил: «Никто
не верит мне, когда я говорю, что моя длинная книга – это попытка
создать мир, в котором язык, соответствующий моей личной эстетике,
мог бы оказаться естественным». Мифологический эпос «Сильмариллион»,
написанный намного позже «Властелина колец», когда Толкин уже
осознал реальные масштабы своего сказочного проекта, описывает
возникновение мира Арды как мифотворческий устный процесс – Арда
была спета высшими существами айнур под управлением их создателя,
Эру Илуватара. Таким образом, в основе мироздания по Толкину лежит
не материя, а информация, тот самый Логос, лежащий и в основе
христианского генезиса. Но еще древнее этого – Негасимый или Тайный
огонь, первичная сила, из которой Илуватар создал айнур и которую
вложил в сердце мира. Огонь представляется Толкином как воплощение
критической массы информации, пребывающей на грани полной материализации
– ещё одна внятная параллель с Гераклитом и зороастризмом, а также
стоиками и неоплатониками. Однако, самое главное, что сделало
книгу Толкина увлекательным бестселлером – это материальное воплощение
первичного Огня, то есть магия – персонажи книги свободно пользуются
заклинаниями словно кулинарными рецептами и волшебными артефактами
как кухонной утварью.

Толкин и его окружение с головой варились в том неомифологическом
бульоне, который захлестнул Европу на стыке столетий. Но в отличие
от других мифотворцев, они подошли к решению вопроса не из оккультного
мрака, а со светлых вершин научного опыта и анализа. В 1930-50
годах в Оксфорде образовалась дискуссионная группа «Инклинги»,
все участники которой были представителями академических кругов.
Они испытывали повышенный интерес к возрождению мифов в европейской
культуре, поддерживали развитие фантастики в литературе, и обсуждали
собственные тексты. Среди произведений, впервые зачитанных на
встречах Инклингов, был и «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкина.
Любопытно, что сказки братьев Гримм в свое время родились в такой
же среде – их создатели были членами филологического кружка гейдельбургских
романтиков. Книга была выпущена в США с разрешения Толкина издательством
Ballantine Books. Издание имело ошеломляющий коммерческий успех,
а к середине 1960-х гг. «Властелин колец» стал культурным феноменом
– как мы уже не раз убеждались, самый логически скроенный миф
вырастает в реальности до неправдоподобных масштабов. Что и есть
чистая магия.

Фэнтези оказалась той обетованной страной, на почве которой вырос
не один волшебный мир – литература ужасов и научная фантастика
легко привились там в разных комбинациях, породив не просто отдельные
тексты, но и целые «альтернативные реальности», так называемые
фэндомы. Фэндомами (англ. fandom) называются как правило неформальные
субкультурные сообщества, участники которых объединены каким-то
единым интересом или хобби, в основном – пристрастием к определённому
жанру в искусстве, к писателю, актёру, спортсмену и так далее.
Но для принадлежности к фэндому человеку недостаточно просто интересоваться
излюбленным жанром, читать книги и смотреть фильмы – нужно также
участвовать в информационном обмене, который является главным
смыслом существования сообщества. Толкинизм (как и некоторые другие
фантастические сообщества, о которых будет упомянуто позже) шагнул
дальше фэндома, став неотъемлемой частью жизни его поклонников.
Большинство толкинистов заняты изучением творческого наследия
своего магического пророка с неистовством средневековых христиан,
но значительная их часть также «делает сказку былью», воплощая
описанные в книгах Толкина события в ролевых играх. Участники
отождествляют себя с персонажами или придумывают новые имена,
руководствуясь оригинальными языками Профессора (некоторые свободно
владеют «синдарином» или «квеньей»). «Окрестившись» представителем
избранной расы Средиземья, они дополняют свой образ визуальной
эстетикой, нанося характерный макияж, и изготовляя соответствующие
одежды и макеты оружия.

Феномен фэндомов пока осознан только в его социально-психологическом
аспекте, где он фигурирует под больничным ярлыком «эскапизм»,
куда относят любого рода «предательство реальности» – секты различного
толка, наркомания, увлечение виртуальностью компьютерного мира.
Официальное толкование эскапизма следующее: «стремление уйти от
действительности, общепринятых стандартов и норм обществ, жизни,
которое осуществляется, в частности, в форме добровольной маргинализации,
индивидуального или группового разрыва с обществом, сопровождающегося
отказом от систематического труда, трудовой этики и других моральных
и культурных ценностей, норм, запретов». Такое впечатление, что
кто-то нелегально закрывает глаза, чтобы видеть розовые сны подальше
от серого урбанизма тоталитарной реальности. Где здесь утопия?
Где точка отсчета? Что правда, а что ложь? Что правильнее для
полной самореализации личности, этой абсолютной ценности человеческой
жизни – соблюдение трудовой этики и моральных запретов или же
попытка сформировать свое бытие по собственному видению мира,
каким бы иллюзорным оно ни было? Эскапизм рисуется психологами
как стратегия защиты против сложной, противоречивой действительности,
требующей вовлечённости, риска, творческой активности, постоянно
предъявляющей к человеку новые требования. Общество не любит,
когда кто-то выпадает из строя. Но для личности, и особенно для
личности в массовом обществе, шагать нога в ногу в общем строю
вряд ли покажется рискованным и творчески активным. В конце концов,
это просто неинтересно. Самые величайшие умы человечества, как
святые благодетели, так и злые гении истории – тоже были откровенными
эскапистами А при желании всю человеческую историю можно представить
как одну грандиозную битву во имя очередного мифа: о добром царе
и справедливом законе, о коварном враге и границах жизненного
пространства.

Любопытно, что число русскоязычных поклонников Толкина по-прежнему
не уступает англоязычным. Уже давно существует собственно русская
традиция толкинистов и прочих «фэнтезистов», во многих городах
существуют клубы и печатные издания, регулярно организовываются
съезды поклонников (конвенции). Отталкиваясь от текстов Толкина,
как от священного писания, и современная литература развивается
в направлениях, заданных огнеупорным Логосом айнур. Например,
К. Еськов в книге «Последний Кольценосец» утверждает, что история,
изложенная во «Властелине Колец», написана со слов победившей
стороны, а потому она необъективна. Автор дает собственное понимание
концепции мира Средиземья как борьбы двух начал – светлого магического
и мрачного реалистического, то есть научно-технического. Н. Васильева
и Н. Некрасова в своей «Черной книге Арды», рассказывают историю
«Сильмариллиона» от имени Черных Сил, от Мелькора и его сторонников.
Но, к сожалению, как это всегда бывало с различного рода религиозными
учениями или философскими системами – откровение рано или поздно
подвергается догматизации, и становится, наконец, общим местом.
Большая часть потока современной фэнтези уже не поражает воображение
глубиной замысла и оригинальностью сюжета – достаточно нарисовать
какой-то континент, населить его кое-как скроенными монстрами
и выдать героям адамантовые мечи и волшебные посохи, чтобы книга
на волне мейнстрима пользовалась спросом. Таков негативный аспект
социально-психологического эскапизма. Но миф и здесь непременно
найдет себе лазейку из скучного в интересное.

Если жанр детектива – прямой наследник философских трактатов,
то фэнтези основывается на традиционных христианских ценностях,
которые движут всем, казалось бы, неправдоподобным миром гномов
и монстров, магов и королей. Это наиболее внятно выражено в творчестве
«младшего брата» создателя фэнтези, в романах К. С. Льюиса, также
члена сообщества «Инклингов». Мир льва и колдуньи в платяном шкафу
не раз подвергался нападениям со стороны критики за излишнюю эксплицитность
христианских догм «добра и зла». Но, наверное, даже в древнюю
эру богов и магов основные понятия жизни не слишком отличались
от понятий эпохи Бога единственного. В конце концов, как может
сказка окончиться «плохо»? А волшебство настоящих сказок не кончается,
даже когда мы становимся взрослыми.

15. Тирана далеко заводит речь

Известный филолог М.И. Шапир понимал реальность как противостояние
языка быта и языка культуры. Язык быта направлен на генезис –
на воспроизведение, умножение, т.е. массовую продукцию, тогда
как язык культуры, состоящий из языков искусства, религии и науки,
направлен на эволюцию, то есть изменение, изобретение. Языки быта
и культуры находятся в постоянном взаимодействии, в разные эпохи
выражающееся в том или ином объеме. Обычно язык религии, направленный
на массовое потребление, достигает наибольших результатов в стабилизации
культуры в рамках цивилизации. Например, культура Римской империи
была основана на латинском языке, который просуществовал еще более
тысячи лет после распада самого государства, неся в себе вполне
имперские амбиции. Латынь, с успехом интегрированная в католицизм,
вытеснила все германские языки и диалекты Южной Европы, и держала
Северную Европу в тисках логоцентризма до начала Реформации. Наконец,
в латинском нарративе произошел переворот и возникло протестантское
сознание, то есть мятеж германских языков и менталитетов, который
лег в основу классической европейской философии.

Язык впитывается нами с рождения из непонятных разговоров и сказок
на ночь, постепенно вводя нас в свою лексику и грамматику как
в быт и культ. Однако, у каждой светлой сказки о мудрых магах
и благородных рыцарях есть своя тёмная сторона, та самая «чёрная
книга», вкладывающая в общие понятия совершенно иной смысл. Какова
же эта тёмная сторона языка, который лежит в основе мироздания,
как в символизме толкинской Арды, так и в понимании аналитической
философии ХХ века? Проект утопии в ХХ веке приобрел образ Вавилонской
башни, когда Е. Замятин и все последовавшие за ним антиутописты
осознали, что никакое образцовое общество невозможно без поголовного
преобразования мышления. Дж. Оруэлл в своем романе «1984» на примере
«новояза» точно подметил, что основой любого тоталитаризма является
обособленный язык, предотвращающий многозначность и расплывчатость
понятий и идеалов. Как показали антропологические исследования,
только в свободном от культурных штампов мифологическом мышлении,
отождествляющем слово и вещь, способны возникать новые ценности,
определяющие в свою очередь новое сознание. Так неомифологическое
сознание начала ХХ века, вышедшее из критической массы европейской
культуры – литературы, искусства, религии и философии – растворило
свои красочные образы в стадном менталитете толпы, освобожденной
от каких-либо ценностей, и стало сознанием идеологическим.

Как «контрреволюционно» заметил персонаж М. Булгакова профессор
Преображенский, «разруха не в клозетах, разруха в головах». Сверхчеловек
ХХ века, призванный великими мечтателями для обновления мира,
на деле оказался «сверхгомункулусом» Шариковым, который, разрушив
«весь мир насилья», тут же заселил пространство языковыми химерами,
под которые уже потом начал подгонять свою жизнь. Будучи сам гибридом
собаки и человека, он скроил их по собственному образу и подобию
из обломков свергнутых понятий: советский язык был испещрен «экономными»
аббревиатурами и акронимами, такими как Комсомол, Осовиахим, Досааф
и т.п. Наверное, когда-то эти слова, утратившие изначальную этимологию,
и зазвучали бы священно как Мафусаил и Саваоф, если бы забитая
большевиками культура не продолжала пробиваться сквозь утоптанный
плац.

Попытки конструирования новых языков предпринимались неоднократно
в XIX веке. Создание универсального языка казалось логическим
венцом научно-технической утопии, грезившей о высокоразвитых временах
вавилонского столпотворения. Но только в ХХ веке стало ясно, что
для создания мира из языка нужен не звуковой набор воляпюка и
безукоризненная грамматика эсперанто, а оракул, абсолютный авторитет,
слова которого будут восприниматься как откровение, как Логос.
В самом деле, если божественная сила однажды смешала языки, то
только ей подвластно любую заумь сделать торжеством коммуникации.
Модернизм стал эпохой «освобожденной личности» и её смелых художественных
опытов, претендовавших на поистине божественную оригинальность.
Модернизм достиг своего апогея во время Второй Мировой войны,
когда безумные фантазии диктаторов, реализовавших волю к власти
превратили саму карту мира в произведение искусства, залив ее
кровавой абстракцией. Гитлер и Сталин стали памятниками человеческому
разуму, который с демонической одержимостью «сказку сделать былью»
попытался осуществить великие замыслы в невиданных доселе масштабах
преступлений.

Как Арда родилась в песнях айнур, так Нацистская Германия вышла
из речи Гитлера, который оказывал прямо-таки гипнотизирующее влияние
на внимающие ему массы слушателей. Как бы выглядела Германия,
если бы она победила в войне, можно только догадываться. СССР
же навсегда останется в мировой истории как утопия ХХ века, реализовывавшая
себя наиболее кровавым образом. В своей борьбе против классового
«отчуждения» в марксистском понимании (т.е. потери смысла существования
рабочих в процессе труда в эпоху капитализма), советская доктрина
стала гимном отчуждению, как его понимали еще философы эпохи барокко
– как подавление личности навязанной ему системой. «Мысль изреченная
есть ложь», так Тютчев, определяя невозможность коммуникации,
невольно предсказал ХХ век и явление тоталитаризма. Поэтому светлые
идеи равенства и братства не случайно мутировали в СССР в сталинский
культ личности. А. Синявский любил шутить по этому поводу, что
стоило бы только партийной верхушке придумать «божественный уход»
вождя, и сталинская власть закрепилась бы в затерроризированной
стране на новом качественном уровне.

Разум, взывающий к Вечности на новом языке в надежде высшего диалога,
быстро предстает искаженным в человеческом мире страстей и предрассудков.
Ницшеанская воля к власти, фрейдовский психоанализ и марксистская
социология оказались взрывоопасной смесью, породившей целый спектр
тоталитарных атрибутов – индоктринацию, строгую иерархию, контроль
над жизнедеятельностью и т.п. Если же ко всему этому добавить
использование высоких технологий в целях наживы, то мы получим
реальную «черную фэнтези» – культы и секты ХХ века. Этот феномен
берёт свои корни в идеологии американской демократии, противопоставившей
себя однажды монархии и клерикализму Старого света. Открытая неприязнь
к господствующим религиям с их устаревшей обрядностью привела
к буму «новых откровений». Но если такие секты, как мормоны и
«свидетели Иеговы» являются реликтами протестантского сознания
уже со стажем, то многим новообразующимся сектам приходится проявлять
все большую агрессивность, чтобы завоевать место для собственного
откровения в мире свободной информации.

Блаватская и тут оказалась влиятельной предтечей, открыв в 1893
г. Всемирный Парламент Религий в Чикаго. Однако, благородная попытка
объединения вероисповеданий породила только новый культ, агрессивно
настроенный против всех, кто не присоединился к очередной «светлой
идее». ХХ век полон разнообразных образований «религиозной интеграции
и терпимости», но их всех объединяет беспринципная воля к власти,
осуществляемая посредством откровенной лжи и разного рода экономических
махинаций (финансовая пирамида) и нетерпимость к другим вероисповеданиям,
зачастую выражаемая в терактах. Лидер секты, как правило, находятся
за гранью установленной им доктрины, пребывая в финансовом и сексуальном
изобилии и обожествляемый своей паствой. Попавший в такую, по
сути, миниатюрную версию сталинской и гитлеровской систем человек
уже обречен – его сознание зомбируют, его жизнедеятельность целиком
контролируется, попытки покинуть секту всячески пресекаются, нередко
угрозами смерти. Те же, кому удалось вырваться из такой «утопии»,
сохраняют на всю жизнь глубокую психологическую травму.

Поколения, хлебнувшие советской трактовки утопических идей, осознали,
что светлое будущее создается не иначе, как за колючей гулаговской
проволокой. Те, кто разочаровался в советской доктрине рая на
земле, хотели отдохновения, но только попали из огня в полымя,
когда в информационно отставшей стране началась экспансия американских
сект. Одной из первой, увидевшей большие перспективы в постсоветской
пастве, оказалась сайентология, деятельность которой запрещена
в ряде стран мира, и постоянно находится в центре жёсткой критики
со стороны общественных, государственных и медицинских организаций.
В начале 90-х годов эта «Церковь Разума» провела весьма шумную
рекламную кампанию в средствах массовой информации, приложив немалые
усилия по проникновению в высший политический эшелон страны. Экземпляры
книги «Дианетика: современная наука душевного здоровья» были разосланы
Руслану Хасбулатову и 72 депутатам Верховного Совета. Сотрудник
Комитета государственной безопасности РФ Сергей Степашин (впоследствии
директор ФСБ) дал самые высокие отзывы о труде «самого гуманного
в мире гуманиста». Свято место пусто не бывает – образовавшуюся
в «недоперестроенном» сознании лакуну решили заменить новой идеологией.
Деятельность сайентологии, Церкви Христа, мунитов и многих других
сект процветала в свободном от идеологии постсоветском пространстве,
пока наконец правительство Путина не привлекло Православную церковь
к роли нового идеолога всея демократической Руси.

Сегодня мало кто рискнёт написать утопическое произведение, нарисовать
новую картину светлого будущего. Горький опыт ХХ века заставляет
нас рассматривать утопию как патологию сознания, которая не только
отвращает от реальности, но и полностью замещает ее собой. Но
как долго может разум оставаться в рефлективном сумраке нашего
полигона жизни из-за боязни быть обманутым очередной увлекательной
иллюзией? Как возможно не создавать фантазий о высшем Благе, которое
находится почти в пределах нашей досягаемости? И мы, наконец,
решимся, и в который раз потянемся за этой волшебной морковкой
как за логически обоснованной точкой опоры, которая однажды позволит
нам сдвинуть Землю в сторону Блага. Но пока мы только двигаем
нагруженную опытом и прочим антикварным хламом тяжелую повозку,
и знаем, что всегда найдутся «сверхчеловеки», которые не прочь
на ней прокатиться.

(Окончание следует)