В стиле соцреализма
…О, как же я в детстве любил поезда За смех, за особенный …О, как же я в детстве любил поезда За смех, за особенный чай в стакане, За то, что в квадрате окна всегда Проносятся кадры, как на экране. ……………………………………………… Любил поезда я за непокой, За вспышки радости и прощанья, За трепет вечного ожиданья И словно крылья бы за спиной! Но годы мелькнули быстрей, чем шпалы, И сердце, как прежде, чудес не ждёт. Не то поездов уже тех не стало, Не то это я уж теперь не тот… Э. Асадов. Ах, как же я в детстве любил поезда
  Нелегко заснуть в душном поезде. Пусть мерный стук колёс баюкает
  меня: несмотря на монотонность, он таит в себе обещание перемен,
  и это успокаивает. Банально, но хочется, закрыв глаза, думать
  о приятном. Пытаться уснуть. Однако осуществлению мечте о погружении
  в сон всё время мешает некая суматоха, сопровождающая моё плацкартное
  путешествие. И ночью, и днём в вагоне царит оживление: одни пассажиры
  – с сумками, пакетами и чемоданами – проталкиваются к своим местам,
  другие – тянутся к выходу. Моя полка расположена рядом с купе
  проводницы, и я недовольно отмечаю: кто-то то и дело снуёт за
  чаем. Занавески имеют столь грязный вид, что можно подумать, будто
  в вагоне не убирали с советских времён. А уж о дезинфекции и думать
  не хочется. «А ты не думай», – подсказывает мне внутренний голос,
  – «Просто спи». И я, следуя его разумному совету (иногда он всё
  же даёт таковые), начинаю дремать.
  Не знаю, сколько прошло минут или часов (у меня проблемы с чувством
  времени – оно никогда не позволяет мне властвовать над собой).
  Но, видимо, немного, так как абсолютно невыспавшаяся я была разбужена
  разговором проводницы и пассажира – нового: он приобрёл у неё
  постельный комплект. Оказалось, что его место – верхняя полка
  над моей. Это меня совсем не обрадовало: суета новоприбывшего
  мешала уснуть. В другой ситуации я бы не реагировала так остро,
  но духота, грязь, крики детей, чьи-то разговоры и громкий монотонный
  храп – вкупе всё это раздражало донельзя.
  Я с детства в разъездах и привыкла к дискомфорту дороги, мне он
  иногда даже нравится – эдакая романтика путешествий, но в этот
  раз впечатление было слишком удручающее. Или мне, постепенно забывающей
  о реалиях российской действительности, просто так показалось.
  И, выражая свой протест (такая уж у меня натура – протестующая),
  я злобно пробурчала какую-то обидную фразу. Не то чтобы обидную,
  но воспитанные люди не идут на поводу у минутных порывов. Но я
  не настолько нескромна, чтобы относить себя к категории «воспитанных».
  Если уж я чем-то недовольна или, тем более, чему-то рада, скрывать
  не буду. Нельзя бояться проявлять свои чувства, ибо это признак
  трусости. А трусость, как учил нас незабвенный Булгаков, – самый
  страшный порок.
  Но в этот раз я должна была промолчать: необходимо сдерживать
  эмоции, тем более негативные, чтобы не обидеть ни в чём не повинного
  человека. Ведь, в конце концов, всем нам надо куда-то ехать, что-то
  делать, как-то жить. Причём, чья миссия важнее и полезнее для
  общества, ещё неизвестно. Раньше мне бы и в голову не пришло возмущаться
  – просто с годами мы становимся циничнее, больше думаем о себе.
  Это неправильно. И никаких «с другой стороны…». Консолидация,
  умение приспосабливаться к любым условиям, не теряя человеческих
  качеств, – отсутствие насквозь гнилого принципа «выживает сильнейший»
  – основа всеобщего блага, формулу которого вот уже столько лет
  ищут и не находят экономисты. Мы морально сильнее, потому что
  стараемся подняться выше обыденности. Думая только о собственном
  благополучии, солдаты советской армии вряд ли бы избавили мир
  от угрозы фашизма. А благодарности, кроме как от своих, так и
  не дождались.
  И мне стало стыдно. В первую очередь – за себя: свои слова, свои
  мысли. За своё – и чужое – всепроникающее мещанство. Вспомнился
  Фицджеральд с его «Великим Гэтсби». Все мы такие – «великие» –
  лишь для самих себя. Возможно, не будь определённых жизненных
  обстоятельств, я выросла бы похожей на Дэзи Бьюкенен, не понимающей,
  чего хочу, чего могу добиться. Хотя я и сейчас этого не могу понять.
  И смогу ли когда-нибудь?
  В конечном счёте, это не важно. Но характерные для всего общества
  тенденции страшны. Исчезает дух коллективизма в самом хорошем
  смысле этого слова. Всё реже на ум приходит истинный смысл слова
  «товарищи». Всё чаще индивидуализм демонстрирует лишь негативнее
  стороны. И есть ещё много чего другого.
  В замкнутом пространстве острее чувствуешь принадлежность к обществу,
  яснее осознаёшь свой долг перед ним. Точно все мы – детали на
  неопределённый срок приостановленного механизма.
  К разгару ночи вагон затих, но в наступившем покое я ещё более
  чётко, чем в начале пути, улавливаю обещание перемен. Лишь колёса
  поезда размеренно стучат, отсчитывая время.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
                             