Жизнь как есть

Пепел ждет зерна

Записки выпускника Литературного института

1

Прошлый век, девяносто шестой год, лето.

Подбегает ко мне на заводе начальник (назовем его, к примеру,
Васей) и говорит:

– Значит, читаешь?

– Ага.

– А что читаешь?

– Да вот, «Бориса Годунова»…

– У тебя работы нет?

– Есть.

– Так чего ж ты херней занимаешься? Или к поступлению в Литературный
институт готовишься?

Я говорю:

– Вообще-то это не херня, а Пушкин. И я в самом деле готовлюсь
поступать в Литературный.

Тут у него глаза стали еще больше.

До экзаменов оставалось не более месяца – и готовиться, в принципе,
было бесполезно. Однако я все же успел прочитать кое-что из русской
классики восемнадцатого-девятнадцатого веков. Решил: а что, съезжу,
на умных людей посмотрю, пообщаюсь. Может, и до экзаменов-то дело
не дойдет...

Этот месяц я почти не спал, читал каждую свободную минуту.

В институтском общежитии мне в соседи достались двое: мужик лет
сорока и парень – мой ровесник. Мужика звали Анатолием, он писал
стихи, а приехал с севера.

– Откуда именно?– полюбопытствовал я, расстилая на койке рваный
и грязный матрац.

– Да с севера,– кратко ответствовал Анатолий.

Я поднял брови в знак уважения.

Парня звали Олегом.

– Юрмала,– просто сказал он и брезгливо придавил каблуком голодного
таракана, набросившегося на его баул.

– Знаю!– обрадовался я.– Прибалтика! У меня ведь там дед служил.
В частях НКВД. За «зелеными братьями» охотился...

Олег промолчал.

Как выяснилось, он писал и стихи, и прозу. Будучи по рождению
русским, говорил он с легчайшим местным акцентом и считал себя
чуть ли не настоящим латышом.

– А ты откуда?– спросил меня Анатолий.

– Да тут недалеко,– сказал я, беря пример конспирации с него самого.–
Четыре часа на электричке.

Первым экзаменом оказался этюд. Нужно было подтвердить, что ты
– это именно ты, и никто не писал за тебя работу, присланную на
конкурс. Следовало проявить свое художество во всей красе.

О чем я там писал, сейчас уже не помню. Помню только, что когда
вышел из аудитории после пяти часов изнурительного корпения над
бумагой, у меня было чувство глубокого неудовлетворения собой.
В голове же сидела лишь одна мысль: «Ну, вот и все!»

В знаменитом институтском дворике возле памятника Герцену ходил
раздосадованный Анатолий, курил одну сигарету за другой.

– Как дела?– спросил я.

Он ответил непечатно.

– И у меня то же самое.

В это время появился Олег – невозмутимый, как сто индейцев.

– Написал?

– Написал. По-моему, неплохо получилось.

«У-у, бандеровец!» – подумал я почему-то.

Анатолий отвернулся и сплюнул.

Олег сразу же уехал в общагу, готовиться к дальнейшим экзаменам.
Мы с Анатолием от безнадеги поехали в Третьяковскую галерею и
бродили там часа три, пока не оттоптали себе ноги.

Эта ночь тянулась долго и тоскливо. Назавтра должны были вывесить
оценки.

Мы с северным поэтом огребли по трояку. Латыш получил твердую
четверку. Он сразу стал посматривать на нас как на вчерашних людей,
с которыми уже не обязательно поддерживать отношения – им недолго
осталось. Да мы и сами это понимали.

– Значит, берем водочки?– решительно сказал я, отозвав Анатолия
в сторону.

Он долго смотрел на меня, беззвучно, словно в забытьи, шевеля
губами. Может, сочинял стих? Наконец подвел итог:

– Две бутылки. И пиво. Рыба у меня есть...

(Продолжение следует)