Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Окончание

Ей постепенно стало даже нравиться сидеть дома, кормить Антона,
одевать Антона, играть с Антоном, гулять с Антоном – словом, быть
совершенно ничем другим, кроме него, не занятой. Читать ему книжки
про всяких смешных человечков, рассказывать сказки, смысл которых
он, может и не совсем еще понимал, но слушал очень внимательно.
Больше всего ему хотелось слушать про красную шапочку, которая
отправилась в лес и встретила волка. И как были у волка большие-большие
глазки. Большие-большие уши. И большие-пребольшие зубы. Все это
он находил у себя самого и показывал, а потом радовался неизменно,
когда пришли охотники и все оказались живы. В результате. После
этой, ритуальной уже вечерней сказки, он умиротворялся и спокойно
засыпал.

По вечерам они с Сергеем, когда он был дома, а не в Германии,
подолгу пили чай на кухне и беседовали. Основная тема – Антон,
как он посмотрел, как отреагировал, что нового он освоил. Потом
– партнеры и клиенты Сергея, которые то подводили, то необдуманно
обещали, то не выполняли чего-то там в срок.

По сути дела, их отношения по-прежнему больше напоминали производственные
– по давней студийной привычке. Совместное решение проблем, принятие
решений. Не было страстей, но было ощущение, что они нужны друг
другу. Он был нежен и внимателен. Она – заботлива и спокойна.
Это снова была новая Дина. Но времени подумать, нравится ли она
себе, у нее не было. Вернее, не было даже желания думать о чем-то
серьезном. День шел за днем. Иногда они вместе ездили в любимый
загородный ресторан, чтобы потом просто прогуляться, вздохнуть
легко и свободно, не видя никого вокруг. Рассказывали Антону увлекательные
истории, строили планы на будущее. Как Сережа, в конце концов,
сделает свой бизнес серьезным и масштабным, а ее – хозяйкой салона.
По продаже машин.

– Нет, дорогой, мы же договаривались – это все только способ заработать
деньги и продолжить наши видеострасти.

– Ты же говоришь, что не хочешь работать.

– Пока не хочу. А когда ему три года будет – может, и захочу.
Приличные матери должны три года после рождения дитя сидеть дома.
Если есть хоть малейшая возможность. Чтобы потом не бороться всю
жизнь с последствиями неврозов, которые он может подхватить, общаясь
с чужими ему людьми.

– Диночка, после трех лет, проведенных дома, личность женщины
так кардинально меняется, что ничем всерьез ей заниматься и не
хочется. Но я не против. Меняйся на здоровье. Я же сто раз говорил,
ты мне такой больше нравишься. Сделаю все, чтобы ты не была опять
типичной бизнес-леди-автоматом. Тебе это не идет.

– Кстати, в том варианте я тебе тоже нравилась и не меньше. А
насчет того, как личность меняется – ты прав, но бывают исключения.
Как говорится, вспоминать – не заново разучивать. Посмотрим. Пока
что у тебя есть еще год железно – все делать самостоятельно. Если
все получится, может, и правда, буду всю жизнь просто женщиной
на дому для обеспечения моим двум мужчинам внутреннего комфорта.
Достойное занятие, между прочим. Мне нравится. Одно правда – бизнес-леди
никогда не может быть успешной в семейной жизни. Либо одно, либо
другое.

– У Лужкова же получается с деловой дамой жить.– усмехнулся Сережа.

– Так там про другое речь, – в тон подхватила Дина, – бизнес просто
у них особый. Не подкопаешься. Масштабный. Государственно-семейный,
так сказать. Нам и во сне не приснится.

В одно из воскресений они вместе приехали на дачу. Динина мама,
Антонина Васильевна, статная седая женщина с привычно беспомощным
и в то же время строгим взглядом, переполошилась даже от неожиданности.
Одета она была в широкие видавшие виды джинсы и рабочую блузу
– они явно застали ее врасплох, впрочем, ее теперешняя жизнь и
не была рассчитана на прием гостей, она привыкла жить одна, а
Дина, со времен ее беременности, практически не появлялась. То
постоянное самосозерцание, в котором находилась мать, не предполагало
присутствия, ни третьих, ни вторых лиц. Она не понимала чужих
настроений. Раньше она была старшим научным сотрудником, на факультете
естествознания преподавала биологию, а теперь экспериментировала
только на своем огороде, в чем очень даже преуспела. Построила
две большие теплицы – в свое время Дина очень ей помогала – и
теперь адресно выращивала овощи для популярного городского супермаркета,
так что с материальной точки зрения была даже всем обеспеченной
и ни в чем не нуждалась. Хотя жила очень скромно, что и было,
впрочем, ее главным желанием. Она хотела быть незаметной, не привлекать
ничьего внимания и часто даже сознательно отпугивала желающих
общаться какими-то совершенно неуместными текстами. Дача была
нормально оборудована – электричество, вода, телевизор, выглядело
все очень опрятно. И безжизненно.

«Над вечным покоем», – называла Дина эту территорию их фамильной
собственности. И как только она умудрялась здесь находиться перед
родами? Мать, погруженная в себя, то неразговорчивая, то пророчащая
какие-то несчастья в будущем, оплакивающая Динину брошенность
и судьбу будущего ребенка...Хотя, Дина сама была в то время не
в себе, тут не до логики. Гуляла, думала, ждала. Просто ждала
момента родов и радовалась, что ее никто не видит и не дергает.
А что там говорила мать, она не особо-то и слышала. И в то что
произошло с психикой ее матери, которая когда-то была такой жизнерадостной
женщиной, полной энергии и всех нормальных человеческих желаний,
Дина старалась не вдумываться. А то далеко можно зайти – вникая,
что и почему...

Антонина Васильевна пыталась быть гостеприимной, спешно собирала
на стол, хотя Дина ее всячески пыталась остановить: «Да не бегай
никуда, не суетись, мы же на минутку!»

Мгновенно были извлечены из запасников фирменные овощи – свежие,
тугие, переливающиеся от спелости фрукты, жасминный чай.

– Ох, какой карапуз у тебя вырос, кто бы мог подумать, богатырь
прямо!

– Вот это, мама, я и хотела услышать. Показать тебе мое чудесное
антоновское яблоко, у вас же и имена почти одинаковые, замечаешь?
И Сережа у меня вон какой заботливый, бережный. так что все путем!
А ты говорила!

– Да чего там я говорила, я и не помню. Просто жалко тебя было,
сердце болело смотреть.

– Ну вот, сейчас не болит?

– Сейчас у нас фрукты на столе, Диночка, чай жасминный. Пейте,
гости дорогие, ешьте, все чистое и без всякой там химии. Сплошная
биология.

Антон все перебивал, громко привлекая внимание, неуклюже пытаясь
до конца выговорить новое разученное стихотворение:

– Идет бычок, качается, вздыхает на ходу!

– Вот досточка кончается, сейчас я упаду! – и, по обыкновению,
заливисто смеялся, уворачиваясь от Дины, настойчиво пытающейся
скормить ему ломтики свежих помидоров.

А потом пришла зима. И как-то неожиданно, в один морозный снежный
день все кончилось.

То есть, совершенно кардинальным образом изменилось.

И настроение, и состояние. А ощущение покоя исчезло напрочь. Оказалось,
что все это было просто ее фантазией, ее нежеланием видеть, что
происходит на самом деле. Масса знаков была, чтобы интуиции этой
самой заработать и предупредить. Хотя, какая разница? Даже если
бы почувствовала вовремя.

И потом, она чувствовала. И не могла не понимать, что и куда идет.
Просто, наверное, до поры до времени не давала себе труда задуматься,
четко осознать – какие перспективы придуманные, а какие – реальны.
Какой случай на что указывает и о чем говорит. И к чему в конце
концов, приводит. «Устроила себе передышку в пути. Думала, все
делаю правильно и ради ребенка. Ради ребенка было бы правильно
не расслабляться! Ежедневно дергаться в совмещении всего сразу
– работы и домашних забот. Да, нанимать и прогонять нянь, волноваться
и нервничать, но двигаться вперед, самой обеспечивая это самое
« будущее» для Антона! Ведь я очень хорошо умею мыслить практически.
Когда напрягаюсь.»

Дина злилась на себя неимоверно. Ярость, переполнявшая ее, не
находила себе выхода. « Хотя, с другой стороны – что бы это была
за жизнь эти два с половиной года? Это и не материнство вовсе.
Это бег с препятствиями с ребенком на руках. Это готовый неврастеник
в результате с букетом заболеваний от недостатка внимания.

– Но зато сейчас ты – и Антон! – не оказались бы в этой дерьмовой
истории! Может, нервничала бы, может, извелась бы, но была бы
в порядке!.. – внутренние голоса просто перебивали друг друга.

– Дина, постарайся спокойно на все посмотреть.» – повторяла она
себе снова и снова.

Она пыталась. Хотя кончики пальцев дрожали и она не могла унять
эту дрожь.

Сергей, как выяснилось, влез в долги, которые новая партия машин
должна была отбить. Все было договорено, покупатели известны заранее.
Ждали. Поэтому машины покупались дорогие. Но только все они оказались
с перебитыми номерами. Краденые то есть. И таможню не прошли.
И были просто задержаны. То есть, отобраны. И еще он заплатил
по полной программе, чтобы избежать куда более конкретных неприятностей
уголовного характера – за то, чтобы его просто оставили в покое.
То есть, сейчас они оставались не просто без средств к существованию
– на повестке дня стояла продажа Дининой квартиры. И переезд в
двухкомнатную хрущевку Сергея куда-то к черту на кулички. Где
еще предстояло сделать ремонт, потому, что осмотр нового жилья
показал, что с Антоном туда просто нельзя переезжать, он испугается
и спать там не сможет. Как сама Дина тоже этой квартиры испугалась,
вплоть до нервного срыва.

И дело было не в том, что сейчас их ситуация станет такой убогой.
В конце концов, любое безденежье можно пережить, если это временные
трудности. «Как это – «затянуть ремни», – подумала Дина.

Но все происходящее на временные трудности похоже не было.

В религиозности обычного маленького человека никогда ведь непонятно
– эта вера от бога пришла или от лукавого – чтобы запутать все
и погубить окончательно. Человеку начинает казаться, что ответственность
за его поступки несет кто-то другой. Что высшая сила диктует ему,
что делать. Та сила, которая потом и сделает так, чтобы все получилось
правильно. А его задача – только подчиняться и искренне уповать
на могущество и непостижимую мудрость всевышнего.

Очевидно, что последствия такого рода образов и мыслей могут быть
весьма и весьма огорчительными.

Сергей и сейчас мямлил, что все придет в свой срок Бездарен, мечтателен
и ничего больше. С его способом мышления и стилем вести дела,
он явно не понимал, как избежать такого рода сюжетных поворотов
в принципе.

И еще – будем называть вещи своими именами, он попросту растратил
все Динины деньги. Теперь речь шла о ее же квартире. С перспективой
через какое-то время продать машину...

« А потом... А что она будет продавать потом?»...

То есть, она лишалась всего, попадая в полную зависимость от милого
и славного молодого человека, который со своими добрыми намерениями
был явно слабее, чем жизнь требовала. Чтобы хоть что-то из его
сладких и красивых планов стало реальностью. Такая жесткая, по
самому суровому прайс-листу – оплата полутора лет ее неозабоченности,
семейного покоя и счастья на дому! А что будет с Антоном? А престижная
школа, а обучение языкам, а европейское образование – такие нормальные
родительские мечты, которые так часто замечательно помогают самим
родителям преодолеть любые сложности. Думая о ребенке – становишься
на ноги и стоишь крепко. Родительский устав. Просто, может, чтобы
устав этот работал – нужно, чтобы ребенок был твоим собственным?
Сергей-то просто преисполнен благими намерениями. Ведущими, как
это часто бывает, в ад.

Кстати, если спокойно на все произошедшее взглянуть, то это еще
не худшее, что с Красновым могло произойти. С его неумением отличать
вымысел от реальности, связывать идиллические замыслы с обстоятельствами
жизни. Конкретной жизни. В наше время и в нашей стране, где все
с ног на голову.

«Ты собой-то чего не возмущаешься?– в сотый раз спрашивала она
себя.– Ты же, как Дюймовочка, просидела, принимая все его фантазии
за правдивые перспективы. А чего стоит твое, чуть ли не ежевечернее,
участие в обсуждении будущих успехов? Ты же все понимала, на самом
деле. Просто не хотела ничего менять...

«Авось» – называется наша шхуна и нашу веру зовут Авось»...

«Тебе – не Дине-матери даже, а «Дине-желающей-счастья– лично-себе-здесь-и-теперь»
– это было удобно. Тогда. И ты видела то, что существовало только
в твоем воображении. А заблуждения бесплатными не бывают. Не помню,
что в Писании Божьем по этому поводу сказано, но в жизни этот
закон работает практически без исключений».

Стучащее, пульсирующее тиканье в висках. В Дининой голове лихорадочно
заработал механизм по спасению утопающих. «Ладно, давай спокойно
подумаем и поймем. Что делать. Какие-то деньги у меня все еще
на моем счету, мелочь правда, но месяца на два должно хватить.
Я могу списаться с моими партнерами, кто-то что-то о работе говорил,
могу для журнала писать, даже сидя дома. Связей достаточно и их
нетрудно возобновить. В конце концов, ситуация твоя людьми уважаема
– была дома с ребенком, а теперь готова работать.

Хорошо, но это же не деньги, на которые мы с Антоном сможем жить.
Это так, для дамочек, желающих делать чего-то творческое...

Нет, в конце концов, надо попробовать. Надо начать – что-то и
появится.

Может быть. Хотя и не очень верю.

Стоп. Я должна написать Джейн. Все это время она мной и Антоном
интересуется. Мне она нравится. Нормальная деловая женщина. Все
время писала, что мы можем совместно работать в будущем...

Нет. Я хочу с Антоном к ней уехать. В Нью-Йорк. Деньги за квартиру
– не бог весть что в этом случае, но могут быть вложены в ее бизнес.
За два месяца формальности я улажу, найду людей в визовом отделе
посольства, могу и рабочую визу сделать. И это осуществимо!

Может, опять фантазия. Но что-то в ней есть.»

Она включила свой маленький верный «лап-топ» и, легко касаясь
клавиш все еще дрожащими пальцами, составила не такое уж и длинное
письмо. Для Джейн. Почти не нарушая их традиции обмена краткими
записочками.

Была уже глубокая ночь. Антон мирно спал в его кроватке. И она,
глядя на него не смогла сдержать улыбку. А потом вдруг почувствовала,
что слезы вот-вот покатятся из ее глаз. Нет-нет, только не это.
Кстати, сесть бы сейчас за руль и просто поездить немного. Это
всегда было для нее лучшим способом успокоения, обдумывания по
пути. Раньше было. Когда она была прежней. Но что, собственно,
изменилось?

Дина бесшумно нашла ключи, бросила их в сумку, быстро оделась
и вышла, тихонько закрыв за собой дверь.

Воздух был свежим, морозным. Снег лежал, как нарисованный. «Прекрасная
картинка зимней ночи – а если снимать надо, так никогда не дождешься
такого пейзажа в подарок.» Она обратила внимание на легкий гололед,
но для ее машины это никогда представляло опасности.

Дина забралась в машину, завела ее. Холодно внутри, стекла замерзшие,
прогреть бы. Кабина быстро наполнилась теплым воздухом, заработали
дворники. Она легко тронулась с места. Выехав на шоссе, привычно
понеслась вперед. Постепенно, она даже не обратила на это внимания
– стрелка спидометра медленно поползла вправо. 80, потом 90, потом
110... Дина всегда любила скорость, а дорога была ночью пустынной.
Она улыбалась своим мыслям, неожиданно избавившись от всех тревог
и почувствовав совершеннейшую уверенность в себе. В своих силах.
С завтрашнего дня все изменится, я точно знаю что делать и готова
к любому повороту. Я все преодолею. Ради этого самого завтрашнего
дня. Ради Антона.

Дина слишком поздно увидела откуда-то появившийся на перекрестке
огромный, тяжело выезжающий грузовик.

Быстро затормозить не получилось. Дорога была скользкой.

Затормозить вообще не получилось.

Колеса продолжали вращаться, машина продолжала движение, то есть
неслась с той же скоростью... Дина стремительно продолжала сближаться
с этой махиной, еще через мгновение раздался страшный треск –
металла, ломающихся стекол, ребер, глаза залило чем-то теплым.
Она не чувствовала боли. Она вообще не ощущала себя, просто легкость
и пустота. А потом все провалилось, исчезло в этой пустоте и на
Дину обрушилась темнота – абсолютная, полная и внезапная.

...Дине показалось, что прошла целая вечность, когда она снова
смогла открыть глаза. Опять стала видеть. Мысли очень отдельно
и медленно переваливались в голове. Тяжело, как камни. Это и не
мысли были, а обрывки слов, фраз. Никак не связанные «Как хорошо,
что я вижу!» – первая целая мысль. Вторая: « А что со мной?»–
проявилась уже быстрее. Она припомнила только проносящиеся в мозгу
последние отчаянные «Нет! Нет! НЕТ!» Потом железную громыхающую
стену надвинувшегося грузовика. Потом скрежет и треск. «О, господи!
Где я?» В расползающихся зрительных образах она узнала заплаканную
Катю, сидящую у кровати. «Это не моя кровать. Это больница. Да,
там медсестра в халате, лицо такое суровое.» Дина все вспомнила.
Вдруг и сразу. И вспомнила, что она должна сделать. «Это важно.
Антон. Джейн. Да. Обязательно. Прямо сейчас.» Дина попробовала
говорить. Сестричка в халате замахала руками – «Нельзя, нельзя!»
Но Дина должна была сказать, это важно. Очень важно. Она взяла
Катину руку и не давала ей отодвинуться. Наконец, прорезался звук.
Это не ее голос. Но это и не важно. Важно сказать. Выговорить.

– Катя, там в сумке... Найди сумку. Книжка записная, коричневая.
Телефон Джейн. Из Нью-Йорка. Помнишь? Я говорила...

– Ты не волнуйся, Антон в порядке, дома, с ним сейчас Сережа..

– Телефон найди. И мобильник... в сумке. Срочно. Прошу тебя. Катя...

Катя приблизила лицо, заговорила торопливо, почти шепотом

– Дина, ты будешь жить. Врачи говорят, они все сделали, что возможно.
Только десять процентов, что ты будешь жить, но есть шансы. И
все от тебя зависит, ты должна молчать и спать, беречь силы, Диночка,
я так тебя люблю!

– Катя... срочно. Сейчас. Найди... Прошу тебя!..

Катя вышла, пятясь и глядя по-прежнему на нее, все время почему-то
утвердительно кивая. Дина почти отключилась от усилий. Она не
могла повернуть голову, поднять руку, пошевелить ногой. Ничего
не могла. Только чувствовала жжение кожи на лице и понимала, что
живого места у нее теперь нету. «Неважно. Я должна только позвонить.
Сказать. Все, что необходимо сделать Я продержусь.»

Она обратилась к нянечке: – Катя сейчас... придет. Мне надо будет...
говорить. Телефон. Это надо. Понимаете У меня сын... маленький.
Я могу не успеть.

Дина не видела ее реакции, да ей это было и не важно. Ей важно
было все сказать. И чтобы было понятно.

Катя вернулась с книжкой и телефоном. Долго пыталась найти нужную
страницу. Набрала номер и, услышала ответ, поздоровалась в трубку
– и, преодолевая растерянное сопротивление нянечки, протянула
мобильник Дине.

Дина с большими паузами, но говорила, сосредоточив все свои силы.
Она должна быть услышанной. Понятой. Правильно.

– Привет, Джейн. Это Дина. Русская Дина. Помнишь? Я в больнице.
Авария на машине. Мне очень плохо. Я чувствую, что долго не продержусь.
Ты получила мое письмо?

Судя по всему, в Нью-Йорку была глубокая ночь. Дина понятия не
имела который час. Неважно. Слава богу, дозвонилась.

Далекий голос Джейн в трубке прорезался, зазвучал хрипло и взволнованно

– Я получила твое письмо, я все поняла. Как это случилось? Что
я могу для тебя сделать?

– Грузовик был... на дороге... На гололеде понесло. Они говорят...
десять процентов, что буду жить. Я думаю, меньше. Джейн, я хочу,
чтобы приехала. Срочно. Забрала Антона. И... внимательно слушай.
И усыновила. Ты же хотела... ребенка. Он хороший ребенок. Он должен
быть счастлив. Я тебе верю.

– Понимаю. Это так неожиданно. Надеюсь, ты поправишься. Мы будем
все вместе. Но бумаги нужны. Если что. С твоей подписью. Я так
думаю.

– Я сделаю. Если успею. Если нет – ты все сможешь сама. Он один,
у него никого нет.

– Не волнуйся, Дина, я все сделаю. Я срочно приеду. Это такое горе!

Дина чувствовала, как пропадает сознание. Она падает куда-то снова.
В эту чертову темноту. «Но нет, не время. Надо держаться. Я должна...»
Она договорила.

– Катя поможет. Она моя сестра. Этот телефон. Он у тебя есть.

Катя заплакала, заговорила, что возьмет Антона сама. Что это зря.
Что неправильно.

Дина не могла уже говорить. Но пересилила еще раз надвигающееся
беспамятство – это было как рассыпающееся что-то в голове. Она
собрала...

– Катя... Давай будем реалистами. Это... лучший выход. Она хорошая.
Ты будешь к ним ездить. Помоги мне. И ей помоги. А сейчас нотариуса...
приведи. Ты знаешь, мы с ним работали... Сейчас. Деньги в сумке.
Срочно. Скорей, пока я...

Она потеряла сознание.

Потом она еще дважды приходила в себя. Как сквозь сон она слышала
слова доктора. Перелом основания черепа и шейных позвонков. Вероятность
того, что она будет жить, есть. Но вряд ли сможет вставать на
ноги и передвигаться самостоятельно. Она должна быть мужественна.
Спокойна. Лучше уснуть. Все сейчас зависит от нее.

– Доктор, только прошу вас. Моя сестра и нотариус. Когда придут.
Пропустите. И дайте мне все сделать. На все мои... десять процентов.
Сейчас. Вы же понимаете. Я ухожу, я чувствую так... Но я дождусь.
У меня сын... Это очень важно.

Он был совсем небольшого роста и с очень серьезным лицом. Доктор.
Посмотрел на нее долгим взглядом. Задумался. Лицо его было каким-то
серым. Устал, наверное. Он ничего не сказал. Что-то прошептал
нянечке на ухо. Она кивнула. Вышел.

Потом пришла Катя и пожилой серьезный нотариус Виктор Сергеевич.
Как всегда с пухлым портфелем под мышкой. Дина реагировала уже
сквозь пелену, обволакивающую ее глаза, уши, все как во сне. Но
потом собралась и очень последовательно продиктовала, что в случае
ее смерти, она, Дина Вертова находясь в здравом уме и твердой
памяти, просит американскую гражданку Джейн Кристину Герберт стать
приемной матерью Антона Вертова.

Она доверяет своей сестре Екатерине Вертовой продажу квартиры
и оплату всех необходимых расходов по усыновлению. Оставшиеся
деньги Катя имеет право разделит между собой, матерью и Джейн
по ее усмотрению. Это было уже устное пояснение.

– Катя, прошу тебя – если не будет необходимости платить – ты
оставляешь пять тысяч себе, пять – передаешь матери, остальное
– Антону. То есть, Джейн.

Я думаю, так будет правильно.

Дина даже смогла прочитать текст, проверить числа и печати и подписала
документы. Катя плакала. Дина расслабилась, наконец, улыбнулась
умиротворенно и успела даже подумать – «Интересно, как выглядит
мое лицо сейчас. Хорошо, что я этого не вижу.»

Зато она вдруг четко и ясно увидела себя, Антона и Кирилла. Вместе.
Впервые. Все трое улыбались и были так счастливы...

Потом она снова потеряла сознание и больше уже не пришла в себя.

Джейн выполнила свое обещание и оформила все необходимые документы
для усыновления Антона. Это произошло не сразу и не так легко.
Американка приезжала трижды, подключила огромное количество инстанций.
В конце концов, она все смогла доказать и стала приемной матерью
Антона согласно действующему российскому законодательству. Весной
они улетели в Нью-Йорк навсегда. Прощаясь, Антон с новым маленьким
рюкзаком за плечами, размахивал блестящим игрушечным самолетиком
и выкрикивал новое слово «Plane», держа за руку милую и заботливую
тетю Джейн, которая все это время не могла придти в себя от обрушившегося
на нее счастья. Естественно, она отказалась от каких бы то ни
было Дининых денег.

Рыдающая Катя провожала их в аэропорту.

Дина была похоронена скромно, но потом кто-то, не пожелавший себя
назвать, поставил там изящный памятник из черного мрамора. С выгравированным
Дининым портретом и лаконичной надписью: « Идеальной возлюбленной».

Место ее захоронения всегда выглядело очень ухоженным.

Дважды в год – в день ее рождения и смерти, на могиле неизменно
появлялись белые розы с редко встречающимся бежевым оттенком.

А несколько месяцев спустя, независимо от памятных дат и дней
недели, рядом с небольшим памятником из черного мрамора можно
было увидеть невнятной наружности человека с поблекшими, когда-то
явно кудрявыми, волосами. Неизменно плачущего и пьяного. После
Дининой смерти Сережа Краснов, от всех обрушившихся на него несчастий,
беспробудно запил, а потом и вовсе пропал на неопределенное время...
Когда он объявился на кладбище, в нем уже нельзя было узнать голубоглазого
молодца из русской сказки. Со скамейки возле Дининой могилы его
часто прогоняли кладбищенские смотрители.