Литературная критика

За Границей №11

Фредерик Виту

Окончание

Маруся Климова: Забавно, что французские коллаборационисты,
выступавшие за союз с Германией, одновременно ратовали за объединение
всей Европы и считали себя последователями Карла Великого. В то
же время, существует мнение, что идея Соединенных Штатов Европы
восходит к так называемым «франк-масонам»… Сейчас опять очень
много говорят о единой Европе, и не только говорят, но в этом
направлении в последние годы европейскими политиками были сделаны
достаточно серьезные шаги. А каким вам видится будущее Европы?
Возможно ли ее окончательное объединение?

Фредерик Виту: Действительно идея единой Европы очень
стара и существует уже давно. Но о какой Европе мы говорим? Есть
военная Европа, о которой мечтал Жюль Сезар. Гитлер тоже мечтал
объединить Европу при помощи силы и армии. Но как верно заметил
один из самых моих любимых итальянских писателей Альберто Савиньо
(родной брат знаменитого художника Кирико): «Немцам надо было
сперва посмотреть на картины Гитлера.» Потому что, если бы они
их видели, они бы наверняка поняли, что это, как говорят у нас
во Франции, живопись пожарника. А что такое искусство пожарников?
Это искусство, имитирующее великие произведения прошлого, великие
стили, в котором нет ничего своего, ничего нового. И если бы немцы
поняли, что живопись Гитлера именно такова, то они бы, вероятно,
осознали, что и политика его тоже – сплошная имитация. Европа,
которую он собирался создать, была Европой Наполеона, и это было
чистейшей воды глупостью.

Объединение, к которому сейчас стремятся европейцы, предполагает
единую экономику, свободу передвижения и, конечно же, прежде всего,
единую культуру. Именно такая Европа и существовала в эпоху Ренессанса,
когда все в ней говорили на латыни, начиная с Эразма и кончая
неграмотными простыми людьми. Теперь, конечно же, речь не идет
о том, чтобы вернуться к единому языку – это абсурд. Но люди все
равно стремятся вновь почувствовать себя европейцами. И я глубже
всего чувствую именно это культурное единство Европы, в котором,
конечно же, есть место и русским. Недавно я завершил книгу о Бомарше.
Она должна выйти в ближайшее время. Так вот, Бомарше написал пьесу
«Женитьба Фигаро», действие которой происходит в Испании. Таким
образом французский писатель изобрел свою собственную Испанию,
а великий австрийский композитор Моцарт адаптировал французскую
пьесу, действие которой происходит в Испании, при этом либретто
его оперы написано по-итальянски... Вот это и есть культурное
единство Европы, поскольку в данном случае мы имеем дело с абсолютно
европейским произведением. Вот о таком единстве Европы я и мечтаю…

МК: Насколько я знаю, вы регулярно составляете
книжные обзоры для «Нувель обсерватер». Какие тенденции кажутся
вам наиболее характерными для современного книгоиздания во Франции?

ФВ: У нас сейчас появилось очень много писателей, специализирующихся
на бестселлерах: детективах, дамских романах, боевиках, – и это
далеко не всегда имеет отношение к литературе. Писателей же, достойных
так называться на самом деле, становится в наши дни все меньше
и меньше. Почему? К сожалению, во Франции в последние годы как
в литературе, так и в кино, наблюдается внушающая серьезное беспокойство
тенденция: чем лучше книга продается, тем лучше она считается
по качеству. Раньше можно было назвать десяток писателей, имеющих
успех у публики. Теперь же буквально единицы достигают колоссального
успеха, а у писателей, ранее имевших неплохие тиражи, количество
читателей резко уменьшилось и продолжает уменьшаться. Такое впечатление,
что все концентрируется вокруг нескольких имен. Издатели, у которых
ранее издавались десятки авторов, чьи тиражи составляли 10-20
тысяч экземпляров – что было совсем неплохо – теперь продают не
более 6-8 тысяч книг этих авторов. Естественно они отдают предпочтение
тому, чьи книги продаются в количестве 200-300 тысяч экземпляров.
То есть мы наблюдаем такое явление, когда все концентрируется
вокруг одного автора, которого продают в количествах, вполне достаточных
издателю...

МК: Честно говоря, я не совсем поняла, плохо
это или хорошо. Чем-то этот процесс напоминает мне глобализацию
в мировой экономике: единицы богатеют, а сотни и тысячи разоряются.
Но если серьезно, то может ли современный писатель заработать
себе на жизнь одной литературой?

ФВ: Действительно, эта тенденция приводит к тому, что
у нас становится все меньше писателей, которые могут жить исключительно
своим литературным трудом. Я не говорю о писателях, имеющих состояние,
как Андре Жид или Марсель Пруст, чьи книги продавались небольшими
тиражами, но им все равно удавалось заниматься только литературой.
Но сегодня большинство писателей вынуждено заниматься еще чем-то
другим: журналистикой, преподавательской деятельностью. Конечно,
есть еще и пишущие врачи или адвокаты, но жить своим пером в наше
время становится все сложнее. Плохо это или хорошо? Я вряд ли
могу ответить на этот вопрос однозначно. С одной стороны, жаль,
конечно, что писатель не отдает все свои силы творчеству, но в
то же время мне кажется, что если писатель занимается исключительно
своими книгами, то он рискует стать рабом своего успеха. К примеру,
несколько лет назад я написал книгу, имевшую большой успех: «Шарль
и Камилла». Действие этой книги происходит в Венеции. И тут же
издатель мне говорит: «Напишите еще один исторический роман, действие
которого происходит в Венеции. Мы продали 60 тысяч экземпляров
вашей книги, неплохо бы повторить этот успех. Эту книгу перевели
на все языки – напишите еще такое же!» Естественно, я ему ответил:
«Но я не хочу писать то же самое. Я написал эту книгу ради забавы,
просто мне было интересно попробовать себя в этом жанре…» Так
что если бы я жил только литературой, возможно, у меня было бы
искушение снова написать книгу в том же духе. Но писателю должно
быть интересно пробовать себя в разных жанрах, нужно пытаться
писать на разные темы, а не долбить все время одно и то же. Конечно,
еще Пруст говорил, что писать нужно в одиночестве и тишине. И
он был прав. Письменное творчество должно совершаться в отрыве
от всего мира, в изоляции. Все это правильно... Однако мне кажется,
что время от времени все же неплохо выходить в свет, смотреть,
что происходит в мире, видеть людей, сталкиваться с ними. Порой
моя журналистская деятельность, например, причиняет мне настоящие
страдания: мне приходится читать десятки книг. Вы видите здесь
у меня на полках кучи книг, которые я иногда просто ненавижу.
Наверное, мне было бы вполне достаточно и своих книг. Великий
Жюль Ренар как-то сказал: «Я ничего не читаю из страха прочитать
что-нибудь хорошее.» И я прекрасно его понимаю... Однако я ощущаю
все же и необходимость встречаться с людьми, посещать редакцию
«Нувель обсерватер», где я работаю, переживать столкновения с
внешним миром, иначе я бы, пожалуй, тоже чувствовал себя полностью
выжатым, как лимон...

МК: А кто из иностранных авторов сейчас наиболее
популярен во Франции?

ФВ: Писатели, переведенные на французский язык, которым
я отдаю предпочтение, совсем не обязательно хорошо продаются у
нас или у себя на родине и не обязательно очень известны. Франция,
как и весь мир, сейчас интересуется романом Дэна Брауна «Код да
Винчи», который мне совершенно не нравится, ибо это посредственная
коммерческая литература. Но есть, например, очень интересный американский
писатель, который хорошо продается: Филипп Рот. Итальянская литература,
похоже, сейчас находится в упадке и переживает не лучшие времена.
Однако Пьетро Читати, чьи книги выходят у Галлимара, на мой взгляд,
является сейчас одним из самых блестящих интеллектуалов. Он тоже
очень популярен сейчас во Франции. Из испанцев я бы выделили Артуро
Переса-Реверте. Немецкие писатели у нас сейчас не слишком известны,
и вообще я плохо знаю литературу современной Германии…

МК: Посещали ли вы в этом году Книжный Салон,
который был посвящен России?

ФВ: Нет, вы знаете, я там не был. Я вообще терпеть
не могу подобные мероприятия. Мне и так приходится постоянно в
них участвовать в своей журналистской деятельности. Естественно,
меня приглашали, но я решил не ходить. Мой издатель тоже просил
меня поучаствовать в каком-то круглом столе, но я отказался. Потому
что обычно тебя начинают осаждать читатели, просят подписать книги,
а мне все это уже надоело. Нет, нет и нет! К тому же о русских
книгах в «Нувель обсерватер» пишет мой близкий друг Доминик Фернандес,
который страстно любит Россию. Он много раз был в Петербурге,
в Москве, так что эта сфера целиком доверена ему… Но я могу констатировать,
что французские издатели в этом году опубликовали очень много
русских книг, хотя я и затрудняюсь судить об их качестве.

МК: Не так давно вы стали членом Французской
академии. Пользуясь случаем, хотела бы у вас уточнить, что дает
писателю это известное во всем мире учреждение. И вообще, для
чего она сегодня существует – ведь, если не ошибаюсь, академия
была создана еще во времена Людовика ХIII?

ФВ: В материальном плане – практически ничего. Мне,
например, платят 104 евро в месяц. Конечно, если на обложке книги
указано, что ее автор – член Французской академии, то это, может
быть, неплохо, однако книги от этого лучше не продаются. Но это
очень почетное звание, потому что Французская академия, действительно,
является самым старым учреждением во Франции. Она была создана
в 1635 году кардиналом Ришелье и существует до сих пор. Всего
в Академии 40 действующих членов, а в целом, со времен Ришелье,
академиками становились где-то около 500 человек. Конечно, далеко
не все великие французские писатели входили в Академию, однако
среди них были: Расин, Корнель, Виктор Гюго, Поль Клодель и многие
другие. Это своего рода клуб из 40 человек, которые собираются
раз в неделю. И вы понимаете, насколько это замечательно – встречаться
по четвергам и ужинать с Клодом Леви-Строссом, самым известным
французским антропологом, с Жаклин де Реми, крупнейшим специалистом
в мире по Древней Греции, с Франсуа Жакобом, лауреатом Нобелевской
премии по биологии, с историком Жан-Франсуа Ревелем, великим драматургом
Рене Обалдиа, бывшим президентом Франции Жискар д Эстеном и другими...
Кроме того, у академии есть еще одна очень важная задача: с 1635
года она устанавливает правила французского языка и следит за
их исполнением. В частности, Академия издает словарь, в котором
задаются правила употребления французского языка. Само собой,
любой писатель может изобретать слова, коверкать язык, как это
делал, например, все тот же Селин. Но ведь кто-то должен и следить
за правилами, иначе и нарушать будет просто нечего. Кроме того,
язык постоянно меняется, в нем появляются новые слова, и с этим
тоже надо как-то работать, поэтому в Академии существует специальная
комиссия. Я тоже этим занимаюсь, и мне это очень нравится, потому
что благодаря французскому языку я живу. Я люблю этот язык и таким
образом отдаю ему свой долг.