Проза

В начале лета Таточка внезапно притихла, светло погрустнела и
полюбила стоять у дачной калитки в самой гуще пыльных сиреневых
кустов.

В этом своем убежище она могла простоять хоть вечность.

И всякий раз, когда слышалось шуршание велосипедных шин, с ней
творилось что-то невообразимое: хотелось убежать прочь, броситься
навстречу, попасться на глаза и остаться незамеченной – одновременно.
Иногда от этого ей становилось так страшно, что она крепко зажмуривала
глаза, садилась на корточки и, конечно же, ничего не видела. В
такие дни она была несносной. Ей больше нравилось, когда Он, отчаянно
звеня, вихрем проносился мимо, распугивая заспанных кошек и блуждающих
кур. И хоть она не успевала Его толком рассмотреть, целый день
потом носила в себе безмолвный восторг от этой подсмотренной недосягаемой
жизни.

Однажды он скользнул по ней безразличным взглядом – и Таточка,
забившись в лебеду, почему-то долго плакала и очень ненавидела
свои крошечные руки и ноги. Несколько дней он не подходила к калитке,
но пытка не видеть Его показалась ей сильнее пытки его безразличием.
Только теперь она пряталась еще старательнее.

А потом Он улыбнулся ей – и она снова плакала в лебеде. Плакала
и смеялась.

Из разговора домашних она случайно узнала, что зовут Его Генка,
он «страшный сорванец» и семиклассник. Все это так ее потрясло,
что она долго бродила по саду, в радостном ужасе повторяя про
себя: «Генка, Сорванец». Подумать о том, что он – семиклассник,
больше одного раза не удавалось: земля сразу уходила из-под ног,
и снова приходилось жмуриться и садиться на корточки.

А он ей улыбался. Каждый день проносился мимо и улыбался. Даже
по несколько раз в день. А она уже не пряталась. И счастливо улыбалась.
Даже во сне.

Пока дядя Миша, вечно читающий, в своем шезлонге не сказал:

– Давно я за ней наблюдаю. Братцы, не шутите, для четырехлетнего
ребенка она ведет себя более чем странно. Надо что-то делать,
пока не поздно.

Все страшно переполошились, припомнили, что ребенок давно не держал
в руках ни одной игрушки, не бегает, никому не докучает, а только
целыми днями бродит, как лунатик по саду.

В общем, на следующий же день Таточку увезли в город и затаскали
по врачам. Только стала она действительно странной. Молчаливой
и печальной девочкой.

Откуда ей было знать, что для Генки с тех пор лихая езда на велосипеде
утратила всякую прелесть.