Онтологические прогулки

Посмертные записки Сергея Залыгина (Заметки, не нуждающиеся в сюжете
//Октябрь, № 9, 10, 11 2003 года) действительно очень
интересны. Пройдет 100 лет и, скажем, Шукшина будут читать; я
уверен, что будут. А Залыгина? Считается, что повесть Залыгина
«На Иртыше» замечательна, что она пробила дорогу деревенской
прозе и т. д. и т. п. Но может случиться так, что повесть
эта со временем забудется, а «Заметки» нет-нет, да и будет
листать ленивая рука скучающего потомка, особенно если потомок
этот неравнодушен ко всевозможным противоречиям времени и
судьбы; или просто станет он их листать потому, что
руководитель определит тупому этому потомку соответствующую тему
курсовой. Конечно, может случиться так, что лет через 100 все
то, что пишет Залыгин, покажется смешной и ненужной чепухой:
настолько другая наступит жизнь, что и книг-то читать никто
не будет, кроме нескольких чудаков, да и те — для понта.

Чтобы понимать Элиота, нужно знать маршруты лондонских трамваев, а
чтобы понимать Залыгина — нужно пожить в России
(перестроечной и доперестроечной), в Сибири, в деревне. Я жил и в России,
и в Сибири, и в деревне, поэтому то, о чем пишет Залыгин,
мне понятно (ну, может быть, более понятен последний отрезок
его 86-летней жизни).

Залыгин подчеркивает постоянно, что никогда не был членом партии,
далек был от политики, что для него главное не политика, а
ДЕЛО. Да уж, как же-с! Советник Горбачева, депутат Верховного
Совета СССР, редактор «Нового мира» — это не политика? А
дело… Дело известно где — в шляпе.

Залыгин пишет о конце 1980-х и начале 90-х годов: события, встречи,
люди… но все оказывается каким-то пустотным — и люди, и
встречи, и само время. Да и что это за люди: Бурбулис — тупой
преподаватель диамата из Свердловска; Руцкой — участник
бездарной войны, севший в кресло вице-премьера, пишущий книгу о
сельском хозяйстве, в котором он ничего не смыслит; Лигачев —
«очень честный и очень глупый, такие в партаппарате
обязательно должны быть»; «писатели-прокуроры» — Адамович и
Черниченко; «плоский человек» Собчак; «Юрка Бондарев — дилетант и
самовлюбленный человек». Кто же этому паноптикуму
противостоит? «Мы, тысяча современных русских интеллигентов». Высчитал!
А что, если не тысяча, а всего человек 800 наберется
настоящих русских интеллигентов? Вот тут и придет России
окончательный конец. Так что с математикой надо осторожнее, она шуток
не любит!

Говорит Залыгин, что на белом свете не жил никогда, а на черном —
всегда; что России могущественной, культурной, справедливой не
увидим мы, как своих ушей. Капитализм и социализм — две
игры; из той и из другой взяла перестройка все наихудшее. Про
Бога сказано в записках два слова для приличия, но тут же
поясняет автор, что вообще-то он Сомневающийся. Глядя на себя,
Сергей Залыгин убеждается, что человек-то он неплохой: не
пил, не курил, жене не изменял. И, конечно же: «Благодарю
Бога, что не коммунист!». Но тут же понимает он с ужасом, что
сохранить себя «приличным человеком» позволила
индифферентность, способность миновать события, а способность эта, в
общем-то, АНТИЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ. Десятки лет интеллигенция хранила свою
интеллигентскую девственность прячась, не участвуя, уходя в
кухонные собеседования. О чем заботилась она, кроме личного
выживания? Честность? Перестройка показала всю глубину
интеллигентской честности: Межрегиональная группа обещала лечь
на рельсы, когда Рыжков предложил поднять цены на 30%; где
были все эти люди, когда цены поднялись на 1000%?

Необходимость выживания заставляет людей быть юркими, верткими,
бесстыдно-хваткими и говняно-непотопляемыми. С тоской пишет
Залыгин о некогда всесильном повелителе советских писателей Г.
Маркове, с которым поссорился, отказавшись писать хвалебные
статьи о могущественном «земляке». А Маркову пальца в рот не
клади! Пришел паренек в бахилах из глухомани в столицу и
стал Героем Соцтруда, лауреатом всех премий и автором множества
никудышных романов. Звериного чутья человек: когда в 37-ом
сажали, убежал в тайгу, жена учительством деньги
зарабатывала, а он сидел и не высовывался. Объявили вдруг по радио, что
всех репрессированных восстанавливают, поехал в
новосибирский крайком, а там опять хватают, еле-еле убежал, вцепились в
полушубок, выскользнул из полушубка и в 30-градусный мороз
убежал раздетый в тайгу, где и досидел до лучших времен. А
вот и племя молодое: Сергей Каледин, автор «Стройбата»,
повести, с ужасом воспринятой армейскими чинами — хам, подонок,
крадущий документы, бесстыдный человек с одним желанием —
вылезти наверх на гребне волны; «классик Габышев», повесть
которого пришлось редакции переписывать, но который быстро забыл
об этом и уверовал в собственную гениальность и
непогрешимость.

Оглядываясь на прожитые годы, видит Сергей Залыгин, что есть все же
то, за что не стыдно: повесть «На Иртыше» и экологические
победы. С мафией Минводхоза Залыгин боролся как человек
знающий, как гидролог, долгие годы заведовавший кафедрой
мелиорации, бывший на многих «великих стройках». Чудище Минводхоза
само находило для себя объекты, само проектировало, само
создавало, само себе сдавало и себя премировало за успешное
освоение средств. Одна из славных побед — срыв строительства
Нижне-Обской ГЭС, которая затопила бы 132 тысячи квадратных
километров, где находятся богатейшие месторождения нефти и газа,
и нанесла бы непоправимый урон окружающей среде. По поводу
нефти и газа в Минводхозе объясняли, руководствуясь какой-то
марсианской логикой, что затопленные нефть и газ добывать
будет еще проще: намоем острова, с островов станем бурить и
по подводным нефтепроводам перегонять нефть. Залыгин печатал
свои статьи против Нижне-Обской ГЭС в «Литературной газете»,
Минводхоз не сдавался и пытался неожиданно побольнее
цапнуть распоясавшегося писаку тысячами своих драконьих пастей.
Появлялись и соратники у экологического богатыря: тепло пишет
Залыгин о моем отце, который на заседании Госплана, где
должно было приниматься решение по поводу Нижне-Обской ГЭС,
развесил вместе с друзьями на спинки кресел в зале заседаний
номера «Литературки» с залыгинской статьей. И это якобы решило
исход дела — безумный проект был отклонен. Отец и Залыгин
обнимались, но через 10 лет оказались по разные стороны
баррикад: отец выступил за переброску избыточных паводковых вод
сибирских рек в Среднюю Азию, Залыгин — против.

Не мое собачье дело судить, кто из них прав. Рассудит один Господь
Бог, хоть Залыгин и сомневается в Его существовании. Прочел я
огромную кучу разных материалов по поводу этого проекта и
нашел много здравых аргументов в его пользу. Вот и Лужков
недавно заговорил почему-то о проекте переброски избыточных вод
в Среднюю Азию, и реакция на его слова была истерическая:
это еще зачем вносить изменения в природу (будто бы мы с вами
живем на лоне нетронутой природы)? Понятно зачем:
масштабный проект — деньги воровать! Вот главные экологические
аргументы. Но это же, простите, фигня, а не аргументы. Сторонники
переброски пишут, что 5% никак не повлияют на обстановку с
водными ресурсами в Сибири; это намного меньше ежегодных
колебаний уровня воды. Какую катастрофу принес канал
Иртыш-Караганда? Никакой! 150 институтов АН ССР проект переброски воды
в Среднюю Азию оттачивали, моделировали все негативные
последствия. Что ж — все они лохи и ничего не понимают? А, может
быть, и прав Залыгин — лохи они все и ничегошеньки не
смыслят в этой жизни. Суета все, хреновина, бестолковость; всех
нас, безмозглых человечков, уносит грязная вода в разные
стороны. А где мы все обнимемся? Под новым небом на новой земле и
обнимемся, там, где ворота не запираются, а ночи и вовсе
нет, как и нет ничего прОклятого.