Библиотечка Эгоиста

Эпос

(03/05/2010)

Пророчество Ду Фу

1 Есть у Ду Фу следующее стихотворенье, выдержанное как письмо другому знаменитому другу-поэту: «Mы ох как далеко не бесталанны с тобою. Нас иногда называют даже разными терминами. Но само существование наше, в смысле доходов и внешних красот, глаз не радует, да и признанье наше, если честно, не так уж и велико, то есть – соответствует вряд ли. Да и слуг у нас – раз-два, и обчëлся; а как одеты они?! плюс – шляются всë, голодные! даже смотрят на нас – едва ли как не на слуг, тоже! В лучшие-то наши годы – мы с тобой – ско- рей посмотри-ка в зеркало! – уж слишком умудрены. На нас – абсолютно всем наплевать, a на наши-то беды – тем паче. Мы стали – сами себе читатели, плюс – и сценой тоже. Цены собственной – мы-то не преуменьшаем, но лишь сами мы взаимные [ещë] оцениваем удачи! Но самое-то забавное, что мы – и будем в одном ряду стоять с величайшими поэтами прошлого... Ладно! Пока ж будем хоть утешать друг друга!» – Вот так Ду Фу – написал. Я ж – не вижу ну никакой разницы с тем, что происходит и в период, так скажем, наш. 2 Ду Фу. Фу по-китайски – сложный иероглиф, чреватый кучей омонимoв: означает, например, счастье, летучую мышь и – вот! – гения династии Тан. Там уж никакими ни ватой, ни воском – ушей не заложить от того, что – наглядно, что – так в глаза тебе и поëт! Поэт Фу – иероглиф следующий: 甫, что есть – глагол, означающий «начинать», но и, скажем, Конфуция – тоже, если стоит вторым он, как в Ду Фу, после имени: 尼 甫. Т.е. фу значит тогда – «стиль» или «имя»! Печать же значенья у Ду (в Ду Фу) – богатая, глагольная: 杜, «предотвращать» и даже – крим- инально почти! – «препятствовать», «запрещать». А теперь-ка начнëм – вглядываться в идеограммы. Не бойтесь, придайте им свой (а чего тут стесняться!) опыт, a что выйдет? – кладбище: сплошь кресты, причëм даже какие-то железно-православные! Ду и не думал, какой он в нас вызoвет этим плач, вой! Но вместе-то – иероглифы значат: оксюморон! Запрещать и – вопреки! – начинать! Очень даже по-нашему, я б сказал. А счастье и летучая мышь – другие иероглифы, ужасно похожие: 福 и 蝠 , и в глубине строки я уже строю – для новой как бы эпической битвы – вам и им: зал! 3 Ду Фу – против – фу! – мыши летучей! Такой вот своеобразный – Батман начинается. Только что – вышел (а это – конец июня 2005 года) на экраны великой страны. Там есть, в фильме, и китайцы, и даже вопрос – на кой ляд вам вообще пребывать в этом мире? – невольно напрашивается: так миллиардера-героя одни уроды мордуют всю первую четверть фильма! – он проводит еë в боевом буддийском монастыре – шпыняем и побиваем, а до того – в китайско-коммунистическом лагере, где – тоже бьют, а потом – выбрасывают, кидают (после подкупа, видимо) где-то между, видать, Китаем и Тибетом, наверное. Короче, в этом самом монастыре он и проходит школу – преодоления страха. А – случайно! – главный страх его, и причëм с детства – a здесь хоть десять тире! – летучие мыши! Т.е. – те самые, которые фу и есть. Он фу и берëт, как сказала уж где-то Тахо- Годи про богиню случая Тихе, которую – сознательно – противопоставили неизменной судьбе более древниe греки – себе символом, т.е. знаком копи-райта, что ли. Т.е. – случай берëт как эмблему судьбы, счастья. Такой вот тихий фрейдизм в себе, очень правильный, между прочим. И – с нею, с фу, идëт на конфу он: с всемирным мраком. 4 И где уж было знать ему, Батману, да и сценаристу из Голливуда с образованьем – которому я судья вообще главный, ибо нелицемерный! – а оно нуль! – что глянь он чуть глубже (и даже не надо – уж преособенно глубоко!) в китайскую мистику, как оттуда впрыгнет тотчас – бог судьбы, замахнувшийся мечом и на кого? – да на летучую же мышь! – Пань-Гуань! (Считается, у китайцев, что Пань-Гуань замахивается на летучую мышь – исключительно от раздраженья, что в нашей земной судьбе счастье – всегда запаздывает! Мудро. Не забудем, что счастье и летучая мышь – омонимы.) А представим – какое б могло быть зрелище из фильма, будь там в одной растворены вене: (раз уж фильм держится на Китае) маоисты, скажем, монахи с конфу, британские злодеи, плюс – и небесные власти с мечами (это ведь – Батман, т.е. сказка, комикс, не так ли?); где, скажем, летучие мыши были бы – тоже двояки: т.е. и перепончатыми, и – фу, счастьями – ускользающими, или, наоборот – врывающимися в жизнь, разбивая окна... Этакий – анти-Дракула, или – возьмем выше планкой даже – что, если столкнуть вероятность счастья, плюс Батмана и Китай – с самим Дракулой? – т.е. со злом, как бы в могиле спящим, но вечно ведь – просыпающимся!.. Фантазия, фантазия. Еë хоть телеграфи- руй—не телеграфируй (в смысле – хоть факсом!), а – Голливуд плевал на строфу с фантазией! Нам же главное – заучить: никогда ни на что не говорить – фи! – чтоб, не дай Бог, не спугнуть – фу! 5 И никогда – не говорить: фу! – как я устал! (Вариант: уф! – как я устал! – т.е. то же самое: палиндром.) Нельзя этого говорить – и всë тут! – Т.к. счастье своë спугнув таким вот глупым образом (устал, мол!), долго его не вернëшь, ползя по жизни потом – как муха: медленно, клейко, нелепо... Наклонившись за хризантемой в восточном углу сада, я вижу Южную Гору на расстоянии... Так вот писал великий Таo Юан-минь, и не надо – а зачем? – этому гениальному зренью – перечить, как Ду Фу: в такой, мол, жизни, как моя, уж не по- радуешься ни Южной Горе (расплывается зренье!), ни хризантеме (забор в восточном углу – где он?). Хотя в жизни Ду Фу – ему фу-то как раз был дан от души! Во-первых, Ду Фу – никакой не поэт-бродяга, а по матери – даже и перебор аристократической крови: он – ни больше, ни меньше как пра-праправнук основателя династии Тан! Немало, прямо скажем... Отсюда, во-вторых, огромные связи, плюс – фамильная деревенька Ду-линь (до конца жизни; там, хотя всë время – то бунты пылали, то монголы жгли, но – была ведь! и оставалась!); плюс – раз и другой, и третий – дарили ему почти что города! – за стихи, что ли, только? – да нет! Свистя и шутя – к стихам относились, в общем. (Умели – все!) Нет, конечно, всерьëз, но не так – чтоб подарить вам пять огромных домищ плюс, плюс, плюс, плюс – за один раз! Ду Фу – даже при всех мытарствах (а у кого – их не было? плюс – когда жизни цена пятак была – он и вся семья его выживали!) – счастливчик, носитель фу! – а если для красных фраз и отпугнул его – это фу своë – несколько, что поделаешь! – Да, страдал! Кроме этого – очень страдал. Но ведь – выстоял! Кстати, фу еще значит сложный китайский жанр рифмо-прозы. Ду Фу в нëм и прославился! Ещë одно счастье Ду Фу? Или – всë-таки – неизбежность? всë-таки, а? в результате?

Весло, притулившись к Катуллу, инспирирует

1 Что, плохо? Опять же: а кому – не? А вот – что обвыли тебя волками молотобойцы-общественники – мол, что ты не страдаешь или – мало! – опять мир, то есть! – это странно! Ведь молотобойцам положено-то сидеть глубоко-глубоко в вулкане, под землëй в сталактитах, а нe – колко ощериваться в серой пыли, снаружи! – ведь не фурии они, чтоб выть и – не дай Бог! – опять, куда, гнать! – так – с общественниками! – до сих пор и было, и будет! – А – вдруг? – всë это – из-за весла, которое ты притулил к Катуллу, а? – потому и взбурлило сразу-то – как результат! вот волна и поднялась, пошла! Тотчас, причëм, пошла: серая! – а я – с суши-то! – смотрю на неë, стоя рядом с веслом! И вижу – что между волной и колонной дорической – по рисунку и в профиль антаблемента еë – eë, ну, покроя – нет – вообще отличий!.. Лишь однo: что волна – непродуктивна, бессмысленна, ибо ничто не подпирает, а – падëт так же, как и матерьял оной. 2 Катулл – обращался с умниками и недругами – скажем уж в лоб! – плохо. Очень любил потому метр – хромой ямб! – Мол, я сейчас-то вам в стихах-то все-то члены и пере-Прокрустаю! – от Архилоха тот ямб, говорят, и пошëл. А, вообще, умники – это особ-статья: Пью, опершись на копьë – из Архилоха же, самая-пересамая знаменитая строка! Читаю тут – отперев рот! – a пишет-то не просто доктор наук, а переводчик стихов В. Ярхо: «Традиционный перевод исходит из значения слова dóry – копьë.» Пока всë нормально, но дальше-то: «Никому, однако, непонятно, как можно спать, опершись на копьë.» (Курсив – мой.) Перечитаем стихо- твореньице, фрагмент – там про спать, опершись: ни слова (в переводе!); а если б и были – интересно, ездил ли Ярхо на метро, скажем, рано-рано утром – на работу, в час пик, а? Там-то – все и спят, опершись на копьë! Мораль: для пониманья стиха – опыт (личный!) и есть то ребро, из которого стих – и выходит, и сей (в частности!). А Архилох – естественно, спал на весу почти: попробуйте целый день сталь (или что у них там тогда было?) о сталь колотить! Бой целый день! Потом – выпил, на копьë опершись... Разморило... Но дело не в том, что, как пишет Ярхо, dóry, оказывается, ещë и сундук на корабле, где любой член команды – держал и провизию, и даже спал на оном... А в том – что за прочтенье, подобное, у Архилоха, у корабела – сразу висят на мачте! – ибо слепота, анти-пониманье метафор! – когда всë ведь ясно написано: в остром копье – замешан мой хлеб (т.е. – я копьëм и кормлюсь, но образ – всегда богаче, Ярхо!), и в копье же – вино из-под Исмара (т.е.: то ли кровь там пролитая, то ли – ещë что...). Беда, короче, у нас с метафорами! И – катастрофически нет Катулла, чтоб в строфе дать умникам (по задам) – сдачи!

—————————————————————

См.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н.э. Изд. подготовили
М.Л.Гаспаров, О.П.Цыбенко, В.Н.Ярхо. Москва: Ладомир, 1999, с. 477
(комментарий к Фр.2, пер. В.Вересаева, с.217 [от себя добавлю
– лучше не будет!).

2

Pedicabo ego vos et irrumabo,
Педик я б яко, вас – эх, в дыру б, бабы
Aureli pathice et cinaede Furi,
Аврелий паточный и цуцик Фурий,  
qui me ex versiculis meis putastis,
кои закулисно смели попутать   
quod sunt molliculi, parum pudicum.
бунт молекул со строк паром, поди-ка... 
Nam castum esse decet pium poetam
Нам, касте чистой – да всем, всем! – поэтам,
ipsum, versiculos nihil necesse est;
не – псам ведь, коль не хил в эссенции стих 
qui tunc denique habent salem ac leporem,
под туникой,  а чтоб сален – что, спорим?
si sunt molliculi ac parum pudici
чтоб молекулы – аж паром – в пудовый 
et quod pruriat incitare possunt,
напружили б у старых, а – не в пошлых
non dico pueris, sed his pilosis,
юнцах диких, а в тех, кто сед, чьи оси
qui duros nequeunt movere lumbos.
уж дурят неймоверно, а не – как любо!
Vos, quod milia multa basiorum
Вы – что милую в губы массирую –  
legistis, male me marem putatis?
лягнули: малый-то комар – без оси?    
Pedicabo ego vos et irrumabo.
Педик яко, я вас – эх, как две бабы!..

3

Это – про то, что и в Риме не умели читать метафор: Катулл
жутко злился, что всë – читают буквально! Пол-творчества, в общем, ушло
на Прокрустрированье – читателей этого сорта. Грустно. Притул-
ившись к Катуллу (сердцем, естественно!), вот и думаю: да, весло,

к примеру, это – гениальный деревянный меч,
невероятно опасное оружье (у самураев, скажем), коль то
совсем чуть-чуть обтесать. (Описанья подобных встреч,
т.е. меча против поделки – см. Мусаси, роман Ëсикавы, 
					где – про финальное торжествo

Миямото Мусаси; или же – 3-ью часть
фильма Самурай, по роману, где Мусаси играет, конечно же – кто ещë? – Мифуне.)
Я всë это – к тому, что Архилох, изобретатель ямба (всех ямбов вообще!), грëб в пасть
боя – веслом, как мечом! – т.е. изначально, без всяких там, чтобы – втуне

прозябать – вы только подумайте! – на ящике корабля!
Спать – вариант: пить – опершись на ящик или трюм! – это где ж стихи
тогда, а? Да до такой срамоты – стихотворной! – не докатилась бы и волна, греческая! Но я
не хочу никого ни распинать, ни прочая – пусть себе!.. Я ж хотел – про Цюй Юаня! Тихи

были его шаги – и в самые жуткие минуты
времени, топающего по вискам –
так ему, что, казалось: ну ты
уже навсегда оглох здесь и – уже там!

4

Цюй Юань был китайский Шекспир или Пушкин. Т.е. – «их – [бр-р-р!] – всë.» 
						Но жил в 4-ом веке – до
нашей эры! Как и Шекспир, и Пушкин – был противоречиво
повязан со двором. Но у китайцев, в связи с Конфуцием, гос-служба – есть нива,
в общем, даже и вдо-

хновенья, разного!.. А душой и телом Цюй Юань-то именно,
любимая, принадлежал – целиком! – династии царства – да, да твоего! – Чу!
Когда Цюй Юань был министром, оно – процветало, когда его сняли – еле чухалось, 
						т.е. доилось-то вроде вымени,
тогда не очень уж и молочного (им теперь трясëт – Сычуань). Но я пpомолчу

об истории царства – она чересчур кропотливая. Главное нам здесь – та обще-
ственная жизнь, которая и загубила-то Цюй Юаня:
чем? – ты спросишь немного наивно; а всë – интригами, любимая! – 
						причëм так, что он в их борще
вариться – не захотел, хоть и мог; т.е. повëл себя, как Сократ почти! – не борясь, а – раня

и учеников своих, и столетья – утопился! Причем – тихо! – а вот именно! – как весло
и уйдя-то в воды Янцзы. Опишем, как всë это – происходило.
Всë – зафиксировано, всë – не унесло
рекою времëн (у китайцев – уносит реже, чем у других), а – внесено в чернила. 

5

Когда Цюй Юаня его недруги-клеветники изгнали, отлучили от Чу, он три года – три! –
слонялся, заросши волосами до неузнаваемости, истощил себя в мощи – 
							лишь всë пел (глагол инь)
стихи – то ли свои, то ли чужие... Инь – важен, ибо – когда стих поëтся – то ри-
фма в нëм (обязательная у китайцев!) – вот, точно такая, как я сейчас – проделал: цезуро-
	энжамбантная. Итак, куда Цюй Юань ни кинь

тогда взоры – нет ему места в мире: живëт чуть ли не в камышах! 
							Вот и решил он: что – же?
жизни – и так нет! надо – всë-таки! – что-то пытаться. 
					А что пытать – поэту? – будущее лишь, да?
Вот он и стопы свои, чëрно-красные, направляет к самому важному прорицателю! 
							Был такой – Чжэн
Чжань-инь, и Цюй Юань – говорит ему: «Душа моя – одни сомнения. Уважаемый, я б до-

знаться очень-очень хотел, что – за ними?» Чжань-инь
взял – очень торжественно! – гадательную траву, цэ,
стëр пыль с гадательного же панцыря черепахи, гуй, и спрашивает: «Ну, и,
почтеннейший, а что ж Вы, собственно, хотите узнать – в концов-то конце?»

На что – Цюй Юань: «Мне – как: быть искренне-искренним, честно-открытым, со
простым и преданным сердцем? Или мне – отойти в суету и заботы мира, чтоб
этим вот – нужду и прекратить? Иль – заняться чисткой земли от травы и со-
рняков, чтоб после – поле лишь вспахивать, а? Или же – обойти всех-всех 
						имеющих власть особ,

чтобы – да, громкое имя тем составить прямо сейчас, а не – по себе!? Надо ли
говорить мне – прямым словом, без утайки, и за это – опять 
					(ибо – будет же это: опять и опять!)
подставляться беде? Или – надо идти за достатком, богатством даже, не пре[á]доле-
вая – уж слишком многого! – чтоб хоть пожить – по-людски, а? Но – мне! – стоит ли 
							так вот взлетать

ввысь и там пребывать, чтоб и правду – свою! – в себе ещë и как-то сберечь? 
						Иль мне – «так» и «да» 
лишь, «хе-хе-хе» да «хи-хи-хи» –
льстя другим, подлизываясь к тамошним жëнам – выда-
вливать лишь из себя надо? Иль быть мне прямым, негнущимся мужем, 
				чтоб себя сохранить в чистоте? иль же хи-

трить всегда, всегда крутиться, как жир помады,
как гладкий ремень, чтобы – обвить, округлить все углы, все уступы, а? И должен ли
горделиво держаться я, как скакун, пробегающий тысячу ли? Или, может, не надо?
А – надо-то полоскаться, нырять, аки утка какая? – следуя за волной 
					то к небу, a то – хлебая земли,

этим вот – и сохраняя-то себе жизнь? Мне ль – гарцевать, соперничать в одной упряжке
							с рысаком Цзы,
который – всегда пока побеждал? Или – прикинуться клячей, 
					чтоб не портить ставок? И мне ль
равняться – когда лечу – с размахом крыльев у Жëлтой Цапли самóй? 
					Иль драться с серой уткой в зы-
бучей, серой же, воде, там, где почти уже мель –

за рыбëшку грязную, скажи мне!? Скажи мне: вот в этом всëм –
что принесëт иль принесло б мне счастье, а что – грозит неудачей мне? 
						Весь-то мир – в грязи,   
a цикады крылья – погнулись от тяжести! Колокол из жëлтого золота – улетучился! 
А тысяча цзюней [в одном цзюне – около 20 кг] – 
		легче-то – вдруг! – пëрышка! А колокол-то – золотой, неподъëм-
ный, целиковый! – фьють и неразы-

скан, никем! Вместо –
котëл – глиняный! – громами грозит, гремит что Бог!
Клеветник же и умник – воспарили, как – вот именно! – тесто
к ободу котлa,  и заняли в нëм – так вот! – всю высь, 
			а достойно-учëный –  он вне! Вытеснен!.. Это – ох,

и беда! ох и горе! Кому же известны честность моя, чистота!?»
Чжань-инь тут сгрëб стебли травы цэ и сказал целую речь: «Говорят, что таки и чи 
		[это около 30 см.] бывает вдруг короче обычного, 
				и что цунь [это – наши 3 см.] порой – вдруг! – 
обгоняет все длины! Так вот и с предметом, с вещью: оказывается, что – вдруг! – та
почему-то не имеет самого-то (как раз!) главного! Так же и с мудрейшим из: он постиг 
			всë уж, кажется! – а дело-то, оказывется, не от наук

исходит, а что – в чëм-то он, каким-то образом! – не прозрел, что ли... 
						Так и с гаданьем: оно
в чëм-то – очень, как бы сказать, в главном своëм – мудро-наивно... 
						Может быть, духи – почти
те же самые мудрецы, которые – мудры, но ещë – увы! – не прозрели... 
						Увы, поэтому, мне не дано
ни душу Вашу, почтеннейший, ни участь, ни намеренья – прозреть чрез пути

гадания: слаб тут и травы цэ стебель, и щит кольцеобильнoй черепахи гуй!»
И пошел Цюй Юань – дальше. А что – ему делать? – ведь и жить негде! Это – не, 
поймите, наши дела: податься в другие царства – нельзя никак! Сиди, мол, и ни гу-гу,
а – если конфуцианец – то душа, как у Цюй Юаня, всë ищет-то – как из этого, его, вне

деятельности вообще – что-то найти, т.е. ответы, хотя бы! Вот он и вышел – 
							ища! – на берег Янцзы
(до этого, как я уже говорил, напрятавшись в еë камышах!). А там –
плывëт себе в лодке рыбарь. Смотрит он на Цюй Юаня – 
					изменившегося, волосатого, тощего и
неузнаваемого почти – и спрашивает: «А Вы, сударь, часом не 
					Цюй Юань будете? И как такой срам

Вы – простите, что спрашиваю! – собой являете? Как же можно было
до такого – вот! – даже дойти, я, ей Богу, не пойму!» Цюй Юань 
						и отвечает: «Весь мир, все люди
грязны, а чистый, между прочим, я один! Все люди везде – пьяны, как быдло,
а я вот – трезв один!» На что ему – рыбарь, подгребая веслом, говорит твëрдо: «Будя!

Мудрец – буде он мудрецом! – от вещей никаких не может терпeть и ущемленья: 
								уж коль
мир – куда-то идëт, то и он – туда же, или вослед – путь свой меняет. И уж коль люди
действительно все так грязны, то он – грязи не боится, ныряет и вздымается 
						с той же волной, так? А роль
трезвого среди, как Вы выражаетесь, сплошь пьяных – буде

он-таки мудрецoм! – это не ходить между ними, а – спокойно допить вино,
ещë оставшееся в кувшинах, ведь так? Ибо – зачем
нырять так глубоко – в раздумья о себе? ведь – так вот ныряя! – 
						Вы вздымаетесь ведь всë равно
над остальными людьми, правда? Поэтому-то – сами Вы – и только сами! – 
					и накликали себе беду свою!» Нем

от удивления – выслушал рыбаря Цюй Юань, а потом и отвечал: «Я-то, наоборот,
знаю из народного опыта, что тот, кто только что умылся – 
					уж точно из шапки своей пылюку
выколотит, как умеет! Или – тот, кто только что искупался, 
					не наденет грязного, а – начнëт
даже одежду пыльную, дорожную – отщищать от всех видных пылинок! 
					Как же можно тогда – a ну-ка,

скажи! – телом-то, чисто-чистым, принять всю грязную грязь вещей?!
Лучше уж пойти-таки – к реке, чтоб похоронить себя, чистого, во чреве речных еë рыб!
Да и можно ль тому, кто белейше-бел, принять прах-мерзость того, что вообще
называется – окружающими людьми!?» Так вот Цюй Юань – ответил. 
	А рыбарь – ударил одним веслом – прочь. 
		А Цюй Юань – вошëл в реку, как другое веслo: его тихий по миру всхлип... 

6

Катулл и Цюй Юань – конечно, два темперамента... Да, кому,
так сказать, хорошо?.. – Я прислонил, притулил, вбил весло!..
Хватит – с меня! Было – и плаванье, и вхожденье в воду (целый эпос – смерти, му-
чений-перемучений после!) Но – я выжил, мне повезло.

Это же – я пишу из Рая, ибо позади уж всë – Ад,
судороги Чистилища (а вы постойте-ка с Ка-
туллом, плюс ещë и с Горацием и Овидием, для наглядности! – над
такой вот пропастью неясности жизни-смерти, неопределëнности, 
					и так, что в вас – любая строка

воет, орëт, извивается, как пожарная угорь––сирена!). А Цюй Юань –
дело не в самоубийстве! – а в тихости вхождения в облака...
Даже – с кучей вопросов, неразрешимых! Рифма тут была б: And you are?..
Вот именно, А Вы-то – кто?.. Я-то? – я – тот, кто поставил весло. 
				Вместо – чего, спрашиваете? – А – маяка!
					

Три странички из Честертона

1 [...] Как раз дело в том, что Платоновские львы, тигры и т.д., а то есть – единственный Лев там – материален! И хоть здесь, на земле, всех их вы перестреляйте, там он всегда будет рычать, как вулканы! Не в том, что то что здесь сила – есть настоящая сила, а в слабых звеньях еë, т.е. – в чело- векaх: когда Христос основал Церковь свою на Камне, то камнем-то взял он тело не гения Павла, не провидца Иоaнна, а – этого, который и не дорос до них – сноба, труса, Петра, а, короче – кого? – человека со всеми его слабостями, и человек этот – Камнем и стал, плюс – стражем Рая. Вот именно – нормальный человек! – дека всех неприятных и приятных звуков, а не – апофиоз-финал. [...] 2 […] Люди обвиняют Такого-То, что он, мол, «выдает чëрное за белое». Но они-то сами никогда ведь и не спросят, а правилен ли их цвето-язык, так сказать?.. Иногда ординарная фразеология таки называет чëрное – белым, но ведь и жëлтое – белым, и зелëное – белым, и даже розово-коричневатое – белым-то! Чем – а? – цинандали иль мукузани – белое вино, когда оно не более белое, чем у Синих чулок – нога? Mы зовëм виноград – белым градом вина. Что ж, правильная метафора. Но он ведь, по- виноградному говоря – бледно-зелен-то, как сам манифест зелëности. Мы называем европейца – белым, тогда как он – грязновато-жëлто-розовый! – А титул его – белый! – картинка, сворачивающая кровь больше, чем любой призрак у По! А теперь представьте – Вы пришли в ресторан и заказываете на двух, ну хотя бы, персон: бутылку жëлтого вина и – подайте-ка мне блюдо бледно-зелëного винограда! Что официант о вас подумает? – что вы, естественно, того! А если – ну где-нибудь, скажем, в Бирме – генерал бирманский прибежит, задыхаясь, к начальству и прокричит: На границе – четыре отряда, по две тысячи в каждом – розовых людей! – что начальство подумает? – что генералa пора в тир бы превратить – для собственных армий, так ведь? Хотя абсолютно понятно, что и вы, и генерал пострадаете – от говорения метафорами, а то есть – из-за чистейшей воды правды. Так вот вы кажетесь эксцентриком и ходячим гротеском лишь потому, что не разделяете этот вот идеал общий, что всë – есть белое, включая жëлтое, зелëное и даже чëрное. Т.к. правда – увы! – метафоричней любой беллетристики и фантазии. Естественно. Ибо правда-то и должна по необходимости своей – быть странней, чем фантазия. T.к. последнюю – кто? – да мы сами и сделали фантастичной. А для чего? – а для того, чтоб не видеть дна правды, а то есть – сделать себе и себя приятнее!.. В мире, где белое – белое, как овны среди зимы. […] . 3 [...] О чувстве – безопасности, о том, что нужно – якобы беречься, оберегать себя... Здоровье и то, что нужно всë время – следить за ним, т.е. – беречься, печься, заботиться о своëм, так сказать, здоровье – есть уже признак глубокого нездоровья! Быть наготове, начеку, т.е. прислушиваться, проверяться всë время – это значит, что ты и всë общество больны! Здоровье же – беззаботно, это вот главное, оно – брызжет, так ведь? У него нет чувства – заботы о себе никакого. Но, конечно, в ненормальных случаях – об нëм стоит заботиться, думать... В нормальных же случаях – что есть – тут сиганëм через крюк вопроса – фундаментальные функции человека? – здорового? – на что рассчитаны? – на одно ведь: вед- ущие функции человека рассчитаны так, чтоб он мог всë-таки получать от них – удовольствие, а не – думать, функционируют ли они, правда ведь? – то есть: человек должен ходить – с удовольствием, а не потому что двуног, есть с аппетитом, а не для поддержания тела, упражняться – не чтобы сбить жир и не для беготни как таковой, a потому что он – любит пейзаж, лошадей или горы, и любит – во имя их же как таковых. Так же – и женится человек, потому что вдруг влюбляется, а не потому что – мир нуждается в популяции. Не нуждается! А оры детей – не прибавляют любви, если в еë основе – не то самое «вдруг», не удовольствие неожиданностей, а – расчëт, как спасательный для тела или возраста круг. Первый закон для – быть здоровым – это то, что наши необходимости не должны восприниматься как необходимые. Они должны восприниматься – как роскошь, и – всë. Закон – дан. Заботиться надо о мелких вещах, как, н-р, царапина или простуда, т.е. то, что лечится под хны- канье больного. Но во имя всего человечьего благоразумья! – будем же безрассудны, беззаботны в самым важных вопросах, таких как – брак или же – жизни самой – падающий, да-да, и вocстающий, но – чудом, фонтан!..

Поминки по блюду династии Мин

1 Сегодня – 8 июля – я – ба-бах! – разбил блюдо династии Мин. На нëм был – китаец с мини-кoсичкой в лодке, посeреди реки. Косичка – как стрелка ветра. Т.е. ветер – китaйцу в лицо! Не буду говорить, что надо за всë платить. Видно, этим – плачу – вот! – за строчки, подаренные сверху; а блюдо – что? – не им меня пичкай сверху – правда? – как строчками – ведь! – Блюдо – оно плoское, даже если впалое, т.е. та же – оно – ладонь. Я – вот! – написал о ладони, а судьба – ба-бах! – разбила блюдо! («Всë остальное – и так уж...») Не мудрено! Всë – значит! – правильно. Значит – строчки – все! – оттуда! Значит – того не тронь и дальше! – чего – ни в коем, ну совсем ни в коем случае – нельзя затрагивать! – ни слогом, а не то что – словом! Что ж – это? Это – не мистика. А что? А – такой полифем–– глаз––циклоп, как во Властелине Колец, фильме, но – без циклопа... На многом сконденсированное одно – око: внутри разноцветия – вертикаль! Оно – электрическое, и бьëт всë другое – ради этого, т.е. – себя, единого! Не – мистика, детская, а – всех возрастов диктант: окно, так сказать, т.е. Платон чистейший. В тетради рука не поспевает за диктантом-Платоном... А потом ведь ещë – переписывай сколько-то раз, правь! Пока – главное: успевать записывать, успеть записать!.. Понтон через «я» это – Янцзы, Жëлтую Реку, а не плот (сюжет, по-английски)! Или – что? – плот, что пересëк явь той же Янцзы, и стал – Млечным Путëм, т.е. – в нëм, там! – созвездьем Плота?.. Платон-то считал бы, наверное, что понтон – т.е. путь Бонда c крокодила на крокодила – и лучший из, чтоб пройти в единое. М.б. А у блюда, наверное, есть блюдо – и там: с китайцем же в лодке! Но вот с ветром ли? – Та жизнь – вряд ли предполагает ветер, а?.. А – значит! – и китайская косичка – не компас больше (что – как у нас: ну, плюнуть на палец)!.. А что ж там – Властелин Колец-то, с оком, жëлтым? – т.е. там – онo как? – тоже выглядит по-кошачьи, без кошки, без льва, без рыси?.. Иль – там оно: взгляд––электро-дуга? без – вообще теперь – всех вообще рас? P.S. Всë ниже – клянусь! – чем угодно могу! – решил посмотреть я на: a что жe могло б (уже закончив – да как же назвать его? – «Всхлип Сквозь Зубы по Блюду, Kитайскому») – означaть в ие- роглифах, т.е. – чисто картинно! – слово «понтон»? (А мы говорим – п[а]нтон, да ведь?) Ну, pазбил я его – на: пон (п'ан) 判 и тон (тöн) 登. Тут-то и я взглянуть-то взглянул туда, в иероглифы, а чуть, ба-бах! – не грохнулся сам, как то блюдо, от – как же назвать-то их мне? – проб! А теперь... Пожалуйста, всë – излагаю. Пан 判 – глагол, означающий «разделять, на два». Тон (a звучит – в нос, дифтонг: тöн') – «встать», в смысле – как «восстать, из пепла». Но это – ладно всë. Ибо – только начало. Провод! Гол провод!.. Искрá-то – рядом-стоящий, первый же иероглиф с т[æ]н' – 仙 сьен: он и даëт первым двум – те смыслы, от которых – да, так вот и поседел – почти вдруг! – мой европейский дух! (Наверно, китайцы – сами! – уж к этому ко всему попривыкли, с их Ицзин- то – особенно, в каждодневье-то!) Итак, что мы имеем от первых двух иероглифов, вместе? – «разбивать, надвое» и «восставать». А – куда восставать-то? Куда – направленье? Иль – местность, им, маленьким, для – лет, зим? – Им, иероглифам, честно говоря (да и мне, их – вот так! – поставившему – стоять!) – неуютно в такой неопределëнной позе ведь – без: ни вектор чтоб полоскался, ни чтоб где грел маяк, ни – даже уступа – чтоб притулиться: устав – следовать всë: за моим потоком—рекой!.. Именно! Ибо прямой иероглиф 仙 сьен – значит: «бессмертный» (как существительное), т.е. – и дух, джин своего рода, как бы. А – вместе – т.е. как 登 仙 тöн'-сьен – они значат: «вознестись и стать – самому – бессмертным»! – Во! – Вот оно, то самое! – a что ж выходит? – a что лишь 判 登 仙 п'ан тöн'-сьен, т.е. – разбитый надвое и встаëт, что ли, из – выходит так! – двух половин бессмертным и – заново!.. – Как я, значит – да? – А это ли – не колдовство, не полнейшее волшебство, а?! Чтоб – так-то я сам, не зная, и предрешил!.. (Это что же? – моë, то – разбитое блюдо, выходит, и восстало – там как одно, теперь?!) Но чьë – это всë-таки волшебство? – Платона ли, что ли? – китайского ли – что ль? – толкового словаря? – диктанта ль – вообще, как такового?.. – ой-ой, не знаю!.. знаю, что по понтону – ты двигаешься спонтанно, пока – да, пишешь, не зная, что ждëт тебя – дальше!.. А – что? – всех ждëт – дальше-то?!.. Кто знает? – политики, что ли? – Не-а! – только – всë, за всех! – один ты: но – творя! 2 А, значит, так. Не разобьëшься – не будет и места тебе в Раю! – поскольку просто не склеят: не из чего! Т.е. – там, в Платоновском мире, ты един – только когда – здесь тебя ну полные дураки приравняют уже к брик-браку, инвентарю списанных битых блюд, стекольных несклеивымостей! И вот тут-то – как джин, дым потëртый – ты и восстаëшь выше их, съехавших в перекошенно—рваные заботы для дантистов от Данте, a потом – их ëжиков—полубоксов—бобриков, а потом и архитектурных их ахов, т.е. выше их планок, а т.е. – любого шпиля плюс крыши, и оттуда – вот! – начинается твой новый заход: на пантонах перистых и кучевых, с лучами ли, или – даже! – с грибным, чтоб парашюты вздувать у земли, дождëм!.. И это тоже ведь – обмишурить Платона! Т.е. – выпасть, из барабана! И это тоже – паренье – ух! – в духе Бонда, совершенно свободное, когда парашют – ну, настоящий-то! – ведь у злодея! – А ведь Бонд-то летит всë равно! – a, верней, падает, как ястреб, на того – как на журавля или на пеликана, и это всë – в разреженном воздухе! А то что – не верят, это – нормально! Главное – что ты цел и и цельнеe всех-всех – всех вообще – людских блюд!
Последниe публикации автора:

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка