Комментарий |

Французский роман

Часть 1





Глава 1
Жюль был в связи с Одеттой.

Она была белошвейкой —

шила ему жилеты.


Глава 2
Ее лилейная шейка,

и бантик алого ротика,

и перси в разрезе блузы

были — сплошная эротика

(ах, уж эти французы!).


Глава 3
Жила она в доме старом

с видом на Сену. Даром

Жюля любила Одетта

(и редко бывала одета).


Глава 4
Жюль был чудесный «вьюнош» —

стройный, ума большого...


Глава 5
Нынче куда ни плюнешь —

все попадешь в такого.


Глава 6
Он тяготел к ПРЕКРАСНОМУ,

и почитал ТЕАТР,

и подражал Некрасову...

Словом, был литератор


Глава 7
Вот по какой причине

он был представлен графине

де***, получив приглашенье

к ней заглянуть в воскресенье...






Часть 2





Глава 1
Что представлял собой салон

графини де***? Весь цвет Парижа

и сливки из других племен,

слюной и красноречьем брызжа,

здесь собирались.

                                Блеск ума,

талант и грация сама,

соединясь непринужденно

в причудливый и странный пук,

повергли новичка в испуг,

но и в восторг одновременно...


Главы 2–64
Судите сами — Ференц Лист

тут бушевал за фортепьяно,

а знаменитый футболист

пил воду прямо из-под крана...

Ватага юных сорванцов

(Мане, Дега и Васнецов)

в углу писала манифесты.

Сидели на одной скамье

мадам де Сталь и Рекамье...

Искусству не хватало места

(так вечер весь и прошагал

в обнимку с Беккетом Шагал)!



В соседней комнате Декарт,

не отрывая глаз от карт,

беседу вел с Паскалем дошлым.

Потом зашли из Тюильри

Гертруда Стайн, Феллини и

аббат с довольно темным прошлым...



И расставаться было лень им —

уже за полночь далеко

максималист Ларошфуко

лег с многоопытным Монтенем,

Занд хлопотала над Шопеном,

на кухне пламенный Вольтер

(хозяйке сделав адюльтер)

делил вдову Клико с Верленом...



А что же Жюль?

                            Он был забыт,

разбит, раздавлен, уничтожен...

О, Боже, как он был ничтожен!

Какой имел он бледный вид!



Но вдруг у своего плеча

он видит чудную головку...

И улыбаясь, и шепча,

она протягивает ловко

ему записку:

                       «Бель ами!

Мой бедный муж в командировке.

Я ж не могу без тренировки

в любовной практике, пойми!..

Я завтра буду в Опера

(4-й ряд, 8-е кресло).

Любовный огнь сжигает чресла,

эт сетера, эт сетера...».



Она исчезла... Онемев,

Жюль погрузился в бездну транса,

пока какой-то светский лев,

слегка устав от контрданса,

не просветил его насчет

жены маркиза де Комплот...






Часть 3





Главы 1–18
Здесь следует список любовных побед

и стоны француженок страстных.

Здесь с жизнью прощается модный поэт,

замеченный в связях опасных...


Главы 19–34
Здесь следует список любовных побед,

звучат остроумные шутки.

Здесь смрад разложенья вкушает эстет,

и всюду снуют проститутки...


Главы 35–41
Здесь следует список любовных побед,

и аристократия сходит на нет.

Забыты и скачки, и пунш, и минет...

И всем заправляет Народный Совет.


Главы 42–67
Анализ жизни правящего класса

с убийственною сделан прямотой.

А беднота желает кушать мясо...

Верхи не могут, и не хочет масса —

год 1848.

Ура, народ свово дождался часа,

изъяв булыжный меч из мостовой!



И с самого низа общественной лестницы

доносится песнь — мятежа провозвестница:



Страшней Бурбоны

чумы бубонной!

А мэры-шмэры

страшней холеры!

Аббаты — гады!

Вперед, камрады!

И аты-баты —

на баррикады!



И лавочник, схвативши вилы,

идет громить графьевы виллы

за Либертэ, Ф-ф-фратернитэ...

Как там еще? Эгалитэ?.
Часть 4



Главы 1–3
Лет пять прошло уже, поди-ка!

Народ безмолвствует вполне —

ни стона не слыхать, ни крика...

Что ж, а ля гер — как на войне.


Глава 4
Пора героя встретить нам!

У Жюля — благородный шрам

и роза белая в петлице

(он только что из-за границы).


Глава 5
Жюль — в артистическом кафе.

Напротив в модных галифе

сидит Анри — младой повеса

(разносчик сплетен и люэса)...

Он говорит:


Главы 6–9
                          «Ах, милый Жюль!

Хандра замучила. Брожу ль

вдоль улиц шумного Парижа,

за талью девушку держу ль

или за что-нибудь пониже —

все скучно мне...» —

                                    «Держу пари,

что ты влюблен, хотя бы трошки!»

«Влюблен? Ничуть! — сказал Анри,

с жабо отряхивая крошки. —

А, впрочем... Для чего скрывать?

На дам мне, в общем, наплевать.

Сам знаешь — их имел немало.

По нескольку зараз, бывало...

По даме стоит ли вздыхать?

Но эта...

               Слушай же сначала!

Один богатый человек... —

Фамилии его не помню —

не то Онассис... Словом, грек!

Владелец домика в Коломне

(а впрочем, может, и еврей?..),

в отеле «Риц» остановился

и вот, с наложницей своей

на пляс Пигале объявился...



Ах, Боже! Мало — «хороша» —

сказать. Поверь — она прекрасна!

Ее походка сладострастна...

А грудь очерчена неясно...

И вот моя болит душа —



ведь я всегда хотел такую...

По ней томится весь Париж!

Ее уж месяц атакую!

Она же, стерва, ни в какую!

О ней мечтать могу я лишь...



на меня и знать не хочет...

Во мне же кровь кипит, клокочет!

Ах, бедра! Зубы!!.. И умна...

Да-да!.. О, чудо — вот она!..».


Глава 10
И точно — в дверь, светясь улыбкою,

вошла красавица: «Салям!»

(сравнение с тростинкой гибкою

на ум приходит едокам).

И, медленно пройдя меж пьяными,

совсем без спутников, одна,

дыша духами и туманами,

она садится у окна.



И к ней гарсон летит сейчас же,

но Жюль, его опередив,

в сверкающей от льдинок чаше

подносит ей аперитив.

Отвесив ей поклон глубокий,

Жюль долго на нее глядел...

И вдруг несчастный побледнел!

Потом румянец залил щеки!

Он задрожал весь...

                                  В тот же миг

она, исторгнув тихий вскрик,

вдруг бездыханная упала

у ног его.

                  Она — узнала!..


Главы 11–18
Кто эта гордая гречанка,

что пала на пол, словно куль?

И отчего взволнован Жюль,

схватившись за сердце, как Данко?

Читатель! Коли ты следил

за поворотами сюжета —

конечно, про себя решил:

«Ну, разумеется, Одетта!»

И не ошибся. Прав ты был.


Главы 19–22
Когда Одетту Жюль оставил,

она — как верная вдова —

в монашки не ушла едва

(что, в сущности, противу правил

и всех законов естества).

Любовь до гроба — это сказки!

Плоть женская совсем не лед.

Она мужской желает ласки —

и вот, примерно через год,

Одетта, свой намазав рот

и подведя немного глазки,

выходит через черный ход...


Главы 23–27
Она, презрев досуг монашки,

к своей отправилась подружке.

У той в одной ночной рубашке

клиент лежал на раскладушке...

Ну, вскоре начались пирушки,

и мушки шпанские в рюмашке,

клиентам чистили кармашки

и получали оплеушки...

Делили с ними полподушки

одни юнцы да старикашки...



Так дни тянулись, шли недели,

летели годы и века...

(Пардон, увлекся я — пока

лишь годы шли на самом деле).

Одетта трудится в борделе,

на прочих смотрит свысока.

Ее работа нелегка —

Она струится по постели,

как полноводная река,

хоть за понюшку табака.

Потом шагает по панели —

нос в табаке, а грудь в «шанели».

И вечно пьяная слегка.



Но как-то раз, согреться чтобы,

зашла Одетта в ресторан

китайский. Там, среди армян

она (а шлюхи смотрят «в оба»)

вдруг греческого зрит набоба —

тот благодушен, весел, пьян.



Он манит пальчиком Одетту

(«Довольно старый, толстый грек...»),

сует ей в ротик сигарету

(«...а впрочем, милый человек...»).

И, перстенек с руки снимая,

он говорит: «Ух ты, какая!..»

и нежно просит («Ишь, какой!..»)

поехать с ним на час-другой...


Главы 28–31
Одетту греческий набоб

четыре дня и ночи ...любил!

Он ...любил ее без передышки,

забыв о сердце и одышке.

Лишь в ванну убегая, чтоб

обмыть вспотевшие подмышки...



Он растерзал вконец ее!

Он совершенно обезумел!

Одетта шепчет: «Чтоб ты умер...»,

а он обратно за свое.

Она стонать уже устала,

а он — «Давай!..», и все сначала...

Она уже лежит как труп.

Лишь пена у распухших губ

застыла... Он же, словно мячик,

по ней все прыгает да скачет...



Ах, он науку страсти знал!

И, наконец, ее «достал».

Он целовал ее усердно

и трамбовал немилосердно,

и вот она вошла во вкус,

вопль страсти вырвался из уст,

она всем телом задрожала

и часто-часто задышала,

в себе набоба удержала,

ей все казалось — мало!.. мало!..



Ее любил он вновь и вновь

и пробудил огонь ответный —

в Одетте вспыхнула любовь

и запылала, словно Этна...


Главы 32–77
Ее он в Грецию увез,

где кипарисы да оливы.

И сделал самою счастливой...

.................................................

.................................................

...А вот теперь — назад привез...


Глава 78
Примерно к этому сводился

рассказ Одетты. Жюль крепился

и глаз с Одетты не сводил.

Он целый час не ел, не пил,

молчал и только ус крутил,

и глаз предательски слезился.



Жюль осознал свою вину,

как некий князь в России снежной...

(Катюшу я упомянул

по аналогии, конешно)

Да, Жюль толкнул ее на путь

весьма печальный и позорный.

И он бы рад бы как-нибудь

загладить свой поступок черный...



Но как? Что можно изменить?

Что Жюль ей может предложить?

Набоб — не каторга в Сибири.

Все к лучшему в сем лучшем мире...

(Панглос, о чем тут говорить?!)



Да, здесь иной ассортимент —

и сходство все идет насмарку

(ужель под Триумфальной аркой

столь неизбежен «хэппи энд»?)...


Глава 79
«Скажи, ты счастлива?» — «Весьма.»

«Не верю!» — «Не сходи с ума...»

«Любовь моя!..» — «Ах, Жюль, послушай —

давай не будем... Лучше кушай...»



Они сидели за столом.

Одетта кушала окрошку,

а Жюль играл ее бедром

и незаметно гладил ножку...


Глава 80
Что ж, первая любовь — не шутки.

И даже в сердце проститутки

она бесследно не умрет...

И вот Одетту Жюль ведет

в свой особняк для адюльтера...

(где Добродетель?! Совесть?!! Вера?!!!!)


Глава 81
Вот спальня. Мягкий ворс дивана

(вся сцена — в духе Мопассана).

Одетта ходит. Жюль лежит.

Дрожит она. И он дрожит.

Они объяты страстью оба.

Он ей сулит любовь до гроба.

Она к нему на грудь летит...

Уж полуголая сидит...

Но,

        вспомнив своего набоба,

Одетта Жюлю говорит:



«Прости, о Жюлик мой бесценный!

Пусть ты любовник несравненный...






Часть 5





Главы 1–76
Но я другому отдана

....................................

-...................................

и буду век ему верна».






Часть 6





Глава 1
Да, в мире экзистенции полно.

И разобраться в ней нам не дано —

прошло немногим более недели,

и... Солнце утром, заглянув в окно

к Одетте (с толстым греком заодно),

нашло там Жюля с ней в одной постели...


Главы 2–7
Дуэль! Дуэль!! — печальная игра —

спасая честь, лоб пулям подставляют...

Здесь рогоносцы есть, и шулера,

и офицерства цвет, и шваль иная...

В Испании дерутся на ножах,

в России — на топориках. Жах-жах!

И все. И можно разносить котлеты.

А здесь в ходу все больше пистолеты...






Эпилог






Увы, увы! Приблизился финал.

И бытия звериного оскал

над жертвами склоняется все ниже.

Застрелен Жюль, Одетта умерла,

Анри пьет водку прямо «из горла»

в лечебнице какой-то под Парижем.



Убийца-грек скончался от чумы,

Одеттина подружка — от аборта,

графиня де*** рисует натюрморты,

но будоражат юные умы

художества совсем иного сорта...



В колодце утонул Декарт.

                                             Паскаль

скончался в тот же год и в том же месте.

Почила в бозе и мадам де Сталь.

Шопен и Занд почили с нею вместе.

Дал дуба Лист, и клена дал Вольтер,

и вышли из числа прямоходящих

Мане с Дега, и, с них беря пример,

Монтень с Ларошфуко сыграли в ящик...



А жизнь идет. Не все ли нам равно —

кто жил и умер при царе Горохе?

То — не роман, а целое панно.

Мы на него глядим как бы в окно,

но видим только задницу эпохи...






Примечания






Когда выходит в свет роман,

его превратно понимают,

хоть автору кричат «Шарман!»

и в воздух чепчики бросают.



Смысл затемнен, его никак

не выведешь на чисту воду,

и разве что в черновиках

к нему отыщутся подходы.



В черновиках есть эпизод

(он не включен был в текст романа),

о том, как некий пешеход

чуть не погиб под шарабаном.

Быть может, это свет прольет

на сущность авторского плана...



«Жюль отправлялся на дуэль

в своем роскошном экипаже.

Звенела звонкая капель,

О смерти он не думал даже...



И вот на «рю» каких-то Роз

(а, как известно, путь там узкий)

в последний миг из-под колес

вдруг выскочил какой-то русский,



какой-то мелкий господин

c огромным черепом Сократа,

бородка клинышком... Куда-то

он в этот час спешил один.



С трудом поднявшись с мостовой

в своем заляпанном костюме,

он вдруг возвысил голос свой

(неслышный, впрочем, в общем шуме).



На нем топорщился пиджак,

он кепку зажимал в ладошке.

Не мог поверить Жюль никак,

что это все не «понарошке».



И Жюлю было невдомек,

что, задавив сию фигуру,

он целый мир избавить мог

от пролетарской диктатуры,



что этот жалкий азиат

готов трудиться неустанно,

дабы вернуться в Петроград

с проектом Русского Романа...»
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка