...Что сказать о себе?.. Хочется писать мемуары. Но я не являюсь
столь масштабной личностью, чтобы мои мысли и воспоминания были
кому-либо, кроме родных и друзей, интересны. Масштаб моей
жизни — масштаб обычного человека. Я не занимал высоких
постов, не совершал научных открытий, не совершал подвигов.
Просто всегда был и стараюсь оставаться самим собой. Хотя я не
совсем понимаю, Кто и Что я есть, Каким я хочу быть и Каким я
должен быть. Просто я есть, есть в тех рамках, в которых я
испытываю максимально возможный духовный и материальный
комфорт. Духовный и психологический дискомфорт, к сожалению, для
меня невыносим, поэтому это главные критерии моих поступков,
мои жизненные системообразующие факторы. Материальный
комфорт у меня всегда был сведен к минимуму и это я тоже считаю
неправильным. Я не знаю, какие есть миры, кроме нашего, но в
нашем мы все вынуждены сохранять свою материальную форму. Но
поскольку я человек, то передо мной постоянно стоит вопрос:
ЗАЧЕМ? Поиски смысла в нашем бессмысленном, обессмысленном
мире — моя главная проблема. Но я не ухожу в скит. По образу
жизни — я обычный человек: семья, дети, пустые разговоры,
телевизор... Но у каждого человека как Человека есть и другой
план, уровень жизни (не хотелось бы употреблять слово
«духовный»). Каждый ему отдает столько, сколько считает нужным,
сознательно или бессознательно. Я себя чувствую монахом в
миру. Это несовместимо «с жизненными показаниями», но живу...

Я чувствую себя тотальным маргиналом. Наверное, это моя карма. Я
чувствую себя русским человеком, но не имею, и никогда не имел
никакого отношения к России, кроме русского языка, ибо
родился и вырос я в большом украинском селе. Все сверстники
говорили на украинском языке, а я — на двух: дома — на русском,
на улице, в детском саду, школе — на украинском. Я вырос в
селе, но не знаю сельской жизни и сельского труда, поскольку
мама — врач, отец — юрист. Жили на втором этаже
многоквартирного дома. Хозяйства практически не было. Огород плодов не
приносил, и я категорически отказался его обрабатывать. В
школе я прекрасно знал химию — спасибо моей учительнице
Валентине Андреевне Штеменко. Поэтому и окончил в 1981 г. химический
факультет Днепропетровского университета. Даже 7 лет
проработал химиком в исследовательской лаборатории при кафедре
химии Днепропетровского института инженеров железнодорожного
транспорта. Многому научился у прекрасных людей и коллег по
работе. Но более бессмысленного способа растрачивать жизнь я
придумать не могу, чем моя «химическая» работа: трудная
физически, сложная интеллектуально, опасная для здоровья. Работе
мешала вся система советской организации труда, особенно в
вузе. Поэтому эффективность была крайне низкой и вполне
соответствующая результатам зарплата — около 100 рублей. Так и
хочется воскликнуть: «За что?!». Меня же всегда интересовала
история мысли и смыслы. Поэтому увлекался историей науки и
философией. Смысл моего пребывания на кафедре химии может
оправдать только один факт: я познакомился с моим Учителем
философии — Василием Ивановичем Шубиным. Я два года посещал его
курс философии для аспирантов, постоянно участвовал в
институтском методологическом семинаре под его руководством. Это
был семинар по линии партийно-просветительской работы.
Подобных семинаров было одновременно еще 5 ли 7, и от них все
бежали, как могли. А на «семинар к Шубину», наоборот, попасть
было очень трудно. Он, фактически, объединял интеллектуальную
элиту института. А прогульщиков (бывали и такие), проходимцев
и доносчиков (и такие были тоже) — безжалостно, но
корректно изгонял. Я горжусь дружбой с профессором, Человеком
Шубиным. Моя мама назвала его моим духовным отцом. Он разделяет со
мной все беды и радости с 1982 года. Мы написали совместно
очень много статей, хотя мне до него бесконечно далеко. Он,
фактически, руководил моей работой над кандидатской
диссертацией наряду с официальным и реальным руководителем,
замечательным человеком, профессором Оноприенко Валентином
Ивановичем. У него я окончил аспирантуру в Центре исследований
научно-технического потенциала и истории науки им. Г. М. Доброва
АН Украины в Киеве (1988–1991). В марте 1992 в Институте
философии АН Украины защитил диссертацию «Философский анализ
химико-технологической деятельности и ее экологических
последствий». Звучит сухо, но мне не стыдно и сейчас за эту работу.
Коллеги ее восприняли тоже хорошо. Так я стал официально
философом.

С 1992 года начинается бурная и неустроенная жизнь. Устроиться на
работу оказалось невозможно. Практически во всех 10 вузах
Днепропетровска были места на кафедрах философии, но (!) в
родной транспортный институт отказались брать (!!!) химика на
кафедру философии. Это была логика ректора Каблукова Виктора
Агапиевича. В родной (!!!) университет отказались брать
(!!!!!!!) чужого!. Это логика ректора Приснякова Владимира
Федоровича (впоследствии был снят с работы за прогулы, как говорят,
но сам я его трудовую книжку в руках не держал). В
химико-технологический институт меня не взяли трижды. Один раз меня
представил кафедре хорошо известный в Советском союзе
профессор Заиченко Георгий Антонович. Больной, после тяжелой
операции, в 30-градусную жару, во время отпуска он собрал
кафедру, я прочитал пробную лекцию, кафедра единогласно, кроме
заместителя зав. кафедрой, проголосовала «За», но ректорат меня
не принял на работу. Так и остались пустыми две вакансии, о
которых опубликовали накануне в газете. Это логика ректора
Белого Якова Ивановича. Истинная причина отказов мне известна
— моя национальность. Я еврей. Я бы смирился с такой
судьбой и не пожимал бы плечами, если бы ректор Каблуков не был
наполовину евреем, а в химико-технологическом институте — если
бы не работало с пяток профессоров-евреев, не говоря уже о
«простых» сотрудниках. Если бы ректор Присняков сказал:
«Извините, мы не можем Вас взять на работу», — я бы не обиделся,
но как он мне отказал — это тема отдельной главы. В Горный
институт меня не взяли, потому что не брали никого. Такая
была установка в начале 90-х годов. Неразбериха с учебными
планами, а значит и со штатами сотрудников, была тому причиной.
Профессор Резницкий Абрам Семенович, честнейший человек,
очень, хотел взять меня на работу, но не мог. Лишь в 1994 г.,
спустя три года, я устроился на его кафедру по
совместительству, без всяких проверок и спустя год начальник отдела
кадров не мог поверить самому себе, что он подписал приказ, не
посмотрев на человека. Что ж, руководство традиционно довело
институт (это у нас в любом учебном заведении) до кризиса,
когда в сентябре некому выходить на работу. А ведь штаты
утверждают в апреле!

После аспирантуры пришлось работать с февраля по сентябрь психологом
в районо в родном селе! Меня взял на работу заведующий,
который знал меня с детства. Но это была двухсторонняя
авантюра. Для него — потому что я не психолог, для меня — потому что
семья оставалась в Днепропетровске. В октябре 1992 г. я
стал преподавателем... истории в ... ПТУ №67 в Днепропетровске.
Там я проработал 2 трудных, но счастливых года. Коллеги
уважали, дети уважали. С администрацией общий язык нашел. Но...
Ведь не для того я защищал диссертацию по философии, чтобы
будучи химиком преподавать историю в ПТУ. Поэтому, когда
вроде бы пригласили, а на самом деле 5 месяцев не брали, на
работу в Институт усовершенствования учителей — я перешел туда
работать старшим преподавателем, затем доцентом на кафедру
социальных дисциплин. Все бы хорошо, если бы в 1997 г. не
сменили руководство, с которым я не нашел общего языка и через
год противостояния пожелал им успешной работы. Но, наверное,
тяжелое у меня слово, или неискреннее: через год-полтора
директора сняли.

Сделаю отступление на такой курьез. В ПТУ я не переставал искать
работу, и как-то по телефону связался с будущими коллегами.
Представился, что зовут меня так-то и так-то, кандидат таких-то
наук, работаю в ПТУ. Потом мне эти коллеги рассказывали,
что первая их реакция была такой: «Наверное, алкоголик
какой-то». На одной конференции меня спросила коллега, тогда
докторант-историк: «Почему Вы работаете в ПТУ?»... Кстати, в ПТУ
тоже люди работают, и очень умные, образованные, добрые,
хорошие люди.

Пришлось мне поработать в Фонде Сороса (Днепропетровское отделение).
В коммерческих вузах Днепропетровска. В конце августа 1999
на конкурсной основе, естественно, попал на научную
стажировку в Университет Аризоны (США, г. Тусон). Четыре месяца
пролетели быстро. К Новому 2000 году, вернулся домой, а тут одни
проблемы. Дочь — провалила сессию в университете, жена —
тяжело заболела, перенесла сложную операцию, работы —
практически не было, а значит не было и денег. Как мы продержались
до октября — не знаю. В основном помогали друзья. А в
сентябре опять-таки, как принято у нас, пригласили на работу в
Юридический институт. Хотя я три года намекал своему бывшему
товарищу-заведующему кафедрой: нет работы. Но тока им не
припекло... Еще три недели решали, брать меня или нет. В октябре
2000 стал преподавать профессиональную этику милиционера! Но
опять беда: за год работы — 17 публикаций и участие в 10
международных конференциях, включая поездку в университет
Лобороу неподалеку от Лондона. Я думаю, это была главная причина,
по которой пришлось уйти с работы. Мне полтора месяца не
отдавали трудовую книжку. Но я человек нежный и работать в
условиях психологического дискомфорта не могу. К тому же, как я
написал в письме ректору, преподавать этику в нашем
институте — равносильно тому, чтобы лечить ожоги в горящей
больнице. Пришлось вернуться в старый родной Институт
усовершенствования учителей, но уже с другим директором.

Под горячую руку в разгар скандала в Юридическом институте я получил
разрешение на переезд в Германию на постоянное место
жительства. Поэтому без всяких колебаний стал готовиться к
переезду. Я сторонник того, что жить нужно там, где родился. Но
жизнь со мной не считается. Какой смысл в моих домашних
украинских мытарствах. Когда разъехались все русские и украинцы,
какие только могли уехать, я с тяжелой, но чистой совестью
покинул Родину, вернее то, что от нее осталось. Для меня
образец — Клаус Манн, который пошел добровольцем в американскую
армию, чтобы освободить родину от коричневой чумы.

Трудно было оставлять маму, друзей и дело жизни — Днепропетровский
городской семинар по истории и философии науки, техники и
образования. Мы организовали его с профессором Варфоломеем
Степановичем Савчуком в 1995 г. Мы хотели объединить
интеллектуальную элиту города, но толи элиты нет, то ли я такой плохой
организатор. Трудно сказать. За семь лет работы были взлеты
и падения, но широкой поддержки от ученых города семинар не
получил. Я понимаю, что время тяжелое, но оно и для нас с
профессором Савчуком тяжелое. После моего отъезда был годовой
перерыв в работе семинара. Сейчас новое поколение
поднимается уже без меня, но поднимается. Аспирант Станислав
Бескаравайный сам попросился быть ученым секретарем семинара. Я
надеюсь, что семинар оживет. Я буду помогать из Германии, чем
могу.

И вот с августа 2002, уже полтора года я в Германии. Вот где я могу
почувствовать свою маргинальность в чистом виде. Русский
еврей с польской фамилией с Украины, философствующий химик, сын
сельских служащих. Но сам-то я знаю, что я философ,
независимо от пола, возраста, места жительства и национальности. Я
знаю, что я современник переходной эпохи, задача которой —
выработка нового мировоззрения и нового типа культуры,
адекватных глобализированному миру, экологически истощенной
природе, технологически изуродованному человеку. Я чувствую
ключевую проблему эпохи, я чувствую, как мне кажется, путь выхода
из тупика, но, как сказал Мартин Хайдеггер, «эпоху никогда
не отменить отрицающим ее приговором. Эпоха только сбросит
отрицателя с рельс. Но Новое время, чтобы впредь устоять перед
ним, требует в силу своего существа такой изначальности и
зоркости осмысления, что мы, нынешние, может быть, способны в
чем-то его подготовить, но никоим образом — сразу уже и
достичь».

29 декабря 2003 г.
Kaiserslautern
Deutschland