Онтологические прогулки

Следует не есть два дня, мучиться от голода, плохо спать из-за того, что бурчит в животе, мазохистски смотреть на то, как варят борщ, а потом не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой его едят, фантазировать об интересной жизни Апиция и других выдающихся мировых гурманов, стать нервным и раздражительным, агрессивно скалиться в ответ на каждое невинное замечание, реагировать на происходящее обнаженными почти нервами. По прошествии двух дней следует растопить на огромной черной сковороде большие куски сала и обжарить огромное количество вареной гречневой каши. Добавить лук. Жадно и быстро сожрать все находящееся на сковороде, почти не жуя, только лишь глотая. Ощутить себя тупым жирным материальным животным, но у которого при этом не успела еще уплотниться и загрубеть болезненно-утонченная нервная организация. Икая выйти из дома на мороз, вскинуть голову и увидеть звезды большие, как блюдечки с молоком. И до кончиков пальцев понять, что ты - в Сибири.

Следует быть сотканным из страхов и противоречий, поскольку мама еврей, а папа чеченец и только немецко-фашистская бабушка оставила в крови след чего-то нордического, обеспечив худо-бедно баланс лейкоцитов и эритроцитов. Следует быть сотканным из страхов и противоречий, поскольку при советском режиме ты состоял в партии и отправлял диссидентов в дурдома, а при демократическом режиме стал узурпировать народную собственность и стал позорным олигархом, к тому же ты изменяешь жене, красавице и передовику производства, причем изменяешь очень подло, по-пидорски изменяешь, по-лесбиянски даже. Следует быть сотканным из страхов и противоречий, поскольку все писаются, брат, все писаются, но ты еще и какаешься при этом... И одно остается: сесть в свой шестисотый мерс и ехать куда глаза глядят, ехать-ехать и приехать, и не в Кукуево какое-нибудь, а туда, чему и названия-то нет, но есть старая покосившаяся сельская столовая. И вот следует войти в нее и спросить манной каши, да побольше. Сидеть и уплетать эту манную кашу и чувствовать, как стихает боль, что скворчонком стучала в груди. Съесть тарелку и приниматься сразу же за вторую, отдуваясь и сопя. Убедившись, что страхи и противоречия ушли прочь, сыто икнуть и задорно крикнуть поварихе: «Как зовут, красавица»? А повариха, став пунцовой от смущения, прошепчет: «Маша...».

Следует ни в чем себе не отказывать и накупить карамели «Му-Му» столько сколько захочется. А потом сидеть, сосать ее и удивляться: как же она мягко и по-хорошему вставляет эта карамель «Му-Му»! Удивляться как все предметы смещаются немножко в бок сантиметров этак на двадцать, смещаются и как бы западают слегка, а зубы становятся ватными. Сосать карамель «Му-Му» долго-долго, поражаясь себе, какой ты доброжелательный, спокойный, немногословный, порядочный и серьезный.

И всю ночь сосать, и все утро; на рассвете выглянуть в окно и увидеть метеор. Набить полные карманы карамели «Му-Му» и пойти куда глаза глядят, встретить быка с тупым и тяжелым лицом и предложить ему карамель, мол, и ты, брат, и ты тоже, брат, залови приход, вот тебе, брат, карамелька, пусть без чаю - зато от души... И услышать: «Засунь себе в зад свою карамельку»! И тогда вернуться домой и - засунуть.

Следует варить холодец, варить его как следует - в огромной кастрюле, понятное дело не в пост варить, а когда полагается; кругом снег и серое небо, а ты не обращай ни на что внимания, а вари себе и вари чудо-холодец. Брось в кастрюлю свиные ножки (и громко скажи «хрю-хрю»), брось ножки лошадиные ( и прокричи «иго-го»), брось собачью лапку для вкуса (и прошепчи «ав-ав») и попугаев коготок не забудь. Попугаев коготок всю землю нашу держит. Сварится холодец на славу: в уголок кусочек тятеньке положи, в другой уголок - мамушке, в третий уголок - сестрице с племянничками, а в четвертый уголок - глухому и слепому Морозу. Вырежи ножом из холодца лыжника с лыжницей - пусть повеселятся. Лыжник будет лыжницу на гулянье звать, в кои-то то веки по рощам и перелескам, с собой хочет кнутик и свисточек взять; в свисточек станет свистеть, а кнутиком лыжницу в шутку хлестать. Кругом снег и серое небо, а у лыжницы голова закружится и захочется ей на воздух, будто это любовь у нее или еще что-то подобное. А лыжник, хитро сощурив глазки, как пойдет стишки да басни читать - и не остановишь. Однако, вечер уже, темнота... Зачем стишки? К чему басни? Перед сном следует съесть лыжника с лыжницей, съесть их сердешных, да спать пойти. А то - снег кругом, небо серое. Правильно себя надо вести. Правильно.

Следует тщательно готовиться, собираясь в управленческие структуры на подписон документов, бумажек, справок и циркуляров, собираясь туда, где почтительный трепет, где чиновника четвертого ранга слуги прут по лестнице в зеленом паланкине. Во-первых, пойди непременно в накидке, унизанной жемчугом, в шляпе с блестящим хрустальным шариком (это прилично, это пристойно, брат); во-вторых, следует накопать побольше дождевых червяков; и, в-третьих, необходимо отработать приемы гипнотического манипулирования Другим, стоя перед зеркалом нужно научиться пристально эдак, с прищуром смотреть собеседнику в глаза, нужно довести взгляд до кинжальной прямо остроты. Главный секрет - смотреть с прищуром и не мигая, взглядом, проникающим в чужую душу. И вкрадчиво так шептать, чиновникам, чиновницам и чиновным карликам в коридорах: «Угощайтесь»! И вкрадчиво так совать им под нос червяков в металлической коробочке из-под леденцов (у тебя есть такая коробочка, брат, поищешь получше и обязательно найдешь). Парализованные твоим взглядом, они будут беззвучно и медленно угощаться дождевыми червями, от этого распорядительная их воля будет слабнуть и словно бы истончаться, и они подмахнут тебе все, что угодно, даже распоряжение о собственном аресте. Вреда же от дождевых червей организму никакого, недаром же в разведшколах ГРУ учат питаться червями в экстремальных ситуациях, когда есть хочется, но ничего другого под рукой нет. От них, от этих бойцов невидимого фронта и пошло выражение «заморить червячка».