Комментарий |

Сущность Руми, Глава 3 «Опустошённость и Молчанье»

Сущность Руми

Глава 3 «Опустошённость и Молчанье»

перевод книги Колмана Баркса «СУЩНОСТЬ РУМИ»

Начало

Продолжение

Дыханье свежести ночной

Руми

O молчании

В Персидской поэзии существует древняя традиция: упоминание
поэтом собственного имени в конце поэмы служит своего рода авторской
подписью, копирайтом. Руми выделяется и тут, большую часть своих
поэм он подписал псевдонимами – именами своих друзей и духовных
наставников.

Более тысячи газелей – именем таинственного Шамса Тебризи; после
гибели Шамса, Руми начал подписываться именем своего ученика Саладина
Заркуба, ставшего ему новым духовником; а потом именем другого
ученика – Хусама Челеби, заменившего покойного Саладина.

Кроме того, более 500 газелей Руми подписал псевдонимом «Хамуш»
(молчанье по-фарси).

Руми постоянно интересуется вопросом об эзотерическом источнике
своей поэзии куда более, чем чисто лингвистическими вопросами
и технической изощренностью стиха, столь важными у персов, которыми
он, разумеется, владел в совершенстве. В стихах много раз встречается
фраза: «Кто создаёт эту музыку?» Порою Руми даже перестаёт произносить
слова и полностью отдаётся самой мелодии стиха, давая невидимому
флейтисту вести перформанс: «Пусть музыкант тот завершит поэму.»

Слова не столь важны для Руми сами по себе, они лишь инструменты-резонаторы
для передачи «вибраций источника смысла». Руми разработал целую
теорию языка, основанную на мелодиях камышовой свирели (нея).
За каждым звуком и каждой мелодией свирели лежит её ностальгия
по потерянной родине – камышовому болоту. Нежная музыка свирели
сделалась возможной лишь потому, что камыш много страдал – его
живьём отрезали от корня, засушили и выдолбили изнутри, освободив
от ненужной трухи, сделали полым резонатором. Согласно Руми, мы
подобно свирели, наделены языком только потому, что оторваны от
нашего корня и опустошены изнутри. Любая разумная речь – это моление,
тоска по дому.

Руми спрашивает, почему у свирели нет обертонов, которые воспели
бы искусство сделавшего её мастера-резчика, превратившего простой
камыш в элегантный ней с гладкой поверхностью и девятью (как в
теле человека) отверстиями, удобными для музыканта.




Песня свирели

Свирели почему печальны звуки _ 1?
Она, как мы, страдает от разлуки.

Послушай же о чём поет она:
– «Я с камышом родным разлучена.

И потому вы плачете от боли,
Заслышав песню о моей недоле.

Печалуюсь я с теми, кто вдали
От корня своего, родной земли.

Я принимаю в судьбах всех участье,
Кто счастье знал, и кто познал несчастье.

И я особенно тому близка,
В душе которого царит тоска.

Вам не дано постичь моё страданье:
Душа чужая – тайна для познанья.

Плоть ваша от души отделена,
Меж ними непрозрачна пелена.

Мой звук не ветр, но огонь.  И всякий раз
Он не морозит, а сжигает вас.

И если друг далек, болит душа,
То я – ваш друг: свирель из камыша.

Мне устранять дано, посредством пенья,
Меж Господом и вами разделенье.

Коль духом слабые в меня дудят,
Я не противоядие, но яд.

Лишь тем, кто следует стезёй неложной,
Могу я быть опорою надёжной.

Я плачу, чтобы вы постичь могли,
Сколь пламенно Меджнун любил Лейли.

Но разуму невнятно откровенье:
Людское сердце – вот ценитель пенья».

Не будь изранена моя душа,
Я бы не понял горя камыша.

Дервиши-музыканты
Ведь ныне стали скорби да тревоги Попутчиками и моей дороги. Ушла пора моих счастливых лет, Но благодарно я гляжу им вслед. В воде рыбешки пропитанья ищут, И нам на суше тяжек день без пищи. Но жизни для того на свете нет, Кто жрёт и только, в суете сует. Кто ищет лишь для плоти пропитанья, Пренебрегая пищею познанья. Весьма различны меж собою тот, Кто истину познал и идиот. Порвите ж цепь, свободу обретая, Пусть даже эта цепь и золотая. И ты умерь свою, учёный, прыть, Ведь всей реки в кувшин не перелить. А жадных глаз транжиры и скупца Ничем нельзя наполнить до конца. Лишь раб любви, что рвет одежды в клочья, Чужд и корысти, и пороков прочих. Любовь честна, и потому она Для исцеления души дана. Вернее Эфлатуна _ 2 и Лукмана _ 3 Она врачует дух и лечит раны. Ее дыхание земную плоть Возносит в небо, где царит Господь. Любовью движим, Моисей с Синая Принес и даровал ключи от рая. Любовь способна даровать нам речь, Заставить петь и немоте обречь. Коль Господу поют твои уста, Старайся, чтобы песнь была чиста. Кого на веки покидает друг, Тот, как ни голосист, умолкнет вдруг. Хотя напевов знает он немало, Нем соловей в саду, где роз не стало. Влюбленный – труп, но словно небо днём, Горит душа его невидимым огнём. И всякий, светом тем не озаренный, Как бедный сокол, крыл своих лишенный. Темно вокруг и холодно в груди. Как знать, что позади, что впереди? Для истины иного нет зерцала - Лишь сердце, что любовью воспылало. Коль нет в нём отраженья – поспеши Очистить зеркало своей души. И то постигни, что свирель пропела, Чтоб твой отринул дух оковы тела. Меснави (1, 0001 – 0018)

Рыба жаждет

Волна
Устал от меня водонос! Ушёл и кувшины унёс! Разбилась посуда моя! Не знаю, как пить буду я! К Тебе устремляю мольбы! Молю исправленья судьбы! Ведь рыба живая во мне Страдает от жажды вдвойне! Открой к океану мне путь! В песках мне не дай утонуть! Сломай стены этой тюрьмы! Мираж, что смущает умы! Пусть дом мой утонет в волне, Что ночью прихлынет ко мне! Из моря, что в сердце моём, Создав во дворе водоём. Иосиф, подобно луне, Пусть рухнет в колодец ко мне! Пусть смоет волна урожай, Что целую жизнь я стяжал!
Тишина
Пожар надо гробом чалмы! Жгу муть, что слепила умы! Не нужно достоинства мне! Всю честь утоплю я в волне! Хочу лишь музЫку, зарю! Тебя, с кем сейчас говорю! Сбираются толпы скорбЕй! Не будет там скорби моей!

* * *

Всегда так – лишь кончу я стих, Молчу... Kак ягненок я тих. Дрожу в исступленьи немом, Дивясь, что молол языком. Диван Шамса Тебризи, # 1823

Хватит слов!

Как может быть не мокрою вода? Как может тело выпасть из Вселенной? Кто моет раны кровью, господа? Как потушить пожар трухою сенной? Зря не старайся тени убежать, К тебе она привязана навечно. И сколько ни плутай, ни бегай вспять, Тебе от тени не удрать, конечно. И только солнце днём над головой Способно приуменьшить наши тени ... И совесть, как тюремный часовой, Нас мучит, но хранит от преступлений. Умишка свечку тычешь пред собой, Что освещает только стены ночи ... Поверь, никто не борется с тобой, Ты из тюрьмы на волю сам не хочешь.

* * *

Я мог бы объяснить всё это, но Боюсь стеклянную разбить я вазу - То сердце нежное твоё. Оно, Разбившись, не сберётся по заказу. В твоей душе есть всё – и свет и тень. Пойми же это, наконец, и внемли! Неси главу свою под Древа сень, Чей ствол – Копьё, пронзающее землю! Когда под Древом этим ты сидишь, Душа твоя отращивает крылья! Но надо научиться слушать тишь! Замолкни! Сделай над собой усилье!

* * *

Пока лягушка плавает в воде, Змея её схватить не в состоянье. Квакушка не окажется в беде, Пока не квакнет громко, на прощанье. Но если и научится шипеть, То даже это не спасёт квакушу, Змее не важно, КАК кто будет петь, Не голос нужен ей, а нужно душу! Вот если квакша вовсе не орёт, А спит иль тихо ловит насекомых, Змея впадает в мёртвый сон и ждёт, Пока не квакнет кто, судьбой влекомый.

* * *

Душа жива в дыханья тишине. Ей, как зерну ячменному, лишь нужно Тепло и влагу почвы в глубине ... Что ж ты, студентик, смотришь так натужно? Как, неужели не хватило слов Мне, чтоб простую объяснить идею? Иль, может быть ты хочешь, чтобы вновь Я повторил всё, время не жалея? Боюсь, ты ошибаешься во мне, Пора мне помолиться в тишине ... Диван Шамса Тебризи, # 2155

Гимн пустоте

Пою я гимн во славу Пустоте! B неё погружено Существованье, Рождённое любовью к Красоте, Что пробудила в Хаосе желанье! Болтают паладины темноты - Бытует суеверие в народе, Что будто бы от ветра Пустоты, Существованье навсегда уходит. Как мудрецам забавны иногда Пустые страхи тёмного народа. Но ярко светит Истины звезда! И я пою величие ухода! Своё Существование я сам Из Пустоты вымучивал годами ... Теперь я благодарен небесам - Зажёг меня Любови вечной пламень! Я стал свободен от всего, чем был - Свободен от надежды, боли, страха, Свободен от превратностей судьбы, Гора моих желаний стала прахом! Всю эту гору пыльной суеты, Засохших грёз, затрёпанных мечтаний В небытиё сдул ветер Пустоты, Развеявший мираж моих страданий!

* * *

И все слова, что я вам тут болтал, Практического не имеют смысла. Пыль, пустота, мечта... Повыл шакал, И песнь шакалья на ветру повисла ... Диван Шамса Тебризи, # 0950

Тишина

Луна в океане
В этой новой любви ты умри - Изнутри. На другой стороне бытия - Жизнь твоя. Уползи через дырку в стене - В тишине ... Убеги, раз беда косяком, - Босиком. Затаись, как в туман голубок, - Юркни вбок. Замолчи. Тишь, подумает враг, - Смерти знак. Ты её избегал, как вины, - Тишины. В небо радугою поднимись - Плавно ввысь. Молчаливо плывёт луна - Тишина ... Диван Шамса Тебризи, # 0636

Мастер Санаи

Разнёсся слух, что умер мастер Санаи _ 4... Такая смерть – нешуточное дело! Он не был кучкой тусклой рыбьей чешуи, Ни ветошью, которая истлела! Он не был вервия оборванным концом, Иль зернышком, упавшим на дороге! Нет! Диадемой был! Алмазным был венцом! Валявшимся у нищих на пороге! Он этот мир ценил не более чем прах! И тело опустил обратно в глину. Его душа уже давно на небесах, Я видел вознесения картину! У Санаи была ещё одна душа, О ней не ведают простые люди. Поэты шепчут про неё, едва дыша. Она избегла замогильных судий! Как перед Богом, я клянусь, мои друзья, Что та душа слилась с Душой Любимой! В конце расплылись два земные бытия - Душа всплыла, оплыла глина глиной. Так и купцы ведут шелковый караван: В Китай толпою – турки, персы, греки. А на пути домой торговцы разных стран Расходятся. Различны человеки. В базарных лавках отделяют гладкий шёлк От шерсти грубой – ей цена иная ... Мне надо чётче формулировать! Умолк, Как каллиграф я, арабеск кончая.

* * *

О, Санаи! Твой голос человечий Не слышен боле в рёве нашей речи! Диван Шамса Тебризи, # 0996

Огарок

Свеча
Душа свечи – огонь горящий! Другой стихии не щадящий! Свеча истаяла слезами, Под ночи тусклыми глазами! Стояла, не сгибая тела, Свеченья исполняя дело! Сгорев, в молчаньи дарит душу, Всё тело пламенем разрушив! У свечки нету чёрной тени В момент свободы обретенья! Огонь пожрал все вожделенья! И нету тени сожаленья! Нету ни сраму, ни гордыни У светоносной сей рабыни! В момент последнего привета, Свеча есть чистый символ света! У Бога я молю подарка - Судьбу сгоревшего огарка! Меснави (5, 0672 – 0682)

Пустота и мастерство

Пустота
Как я уж говорил неоднократно, Мастеровому, чтоб продать приватно Клиенту свой товар, необходимо Искать пустОты в мире нашем зримом. Строитель ищет в перекрытье нишу, Что гниль создала и втянула крышу. А водовозу надобна каверна На месте переполненной цистерны. И плотник бродит, ищет дом без двери, В который могут воры влезть и звери. Должны работники искать пустОты, Дабы своей не потерять работы!

* * *

На пустоту возложены надежды, И пустота не подводила прежде! Так почему её ты избегаешь? Навряд ли сам ответ на это знаешь. Ведь пустота содержит всё, что надо! Тебе она всегда была отрадой! При трудностях, ты вопрошаешь душу, Чтоб голос пустоты внутри послушать! И терпеливо ждёшь её ответа ... Подумай, как несправедливо это! На пустоте ты строишь, как на тверди, Её при этом именуя смертью! Ведь пустота скрывает бесконечный, Кормящий всех нас океан предвечный! Иблис создал тебе мираж, наверно! Заполз ты в норку, словно аспид скверный, И в сад огромный, где нора отрыта, Боишься сунуться, как жулик битый! Твой страх пустой пред пустотой и смертью Рожден Иблиса лживой круговертью!

* * *

Теперь, своё обдумав заблужденье, Послушай-ка, Аттара _ 5 наставленье. Он нанизал жемчужную поэму О пустоте – на ту же, братец, тему.

* * *

Махмуд-шах _ 6 в Индии, им покорённой, Усыновив, взял ко двору, ребёнка. Когда подрос смышлёный этот малый, Султаном сделал его шах удалый,
Шах
И усадил с собой на трон злачённый ... Султан рыдает свежеиспеченный! – «Зачем ты плачешь, мой сынок любимый? Теперь ты стал могучим властелином! Перед тобой построена дружина, В руках твоих Империи машина.» – «Я вспомнил вдруг свою семью большую, И мамочку любимую, родную! То, как пугали взрослые тобою И над моей рыдали долей злою! Где все они? И отчего не могут Благодарить за это счастье Бога?»

* * *

Не бойся ты, как плачущий ребенок, Всех перемен! Ты вырос из пелёнок! Махмуд _ 7 – святое прозвище Аллаха! Ты «До Конца Хвали» Его без страха! Проникнись духом пустоты! Как нищий - Не запасай себе на завтра пищи! Избавься от хватательных привычек, Привит родителями злой обычай! Не слушай глупых бабских причитаний! Они не защитят от испытаний! Хоть, кажется, хлопочут для защиты, Но дурью те защитнички набиты! И худшего врага не знают люди, Чем тот, кто жажду пустоты осудит! Поверь, наступит этот день однажды, Когда влекомый в путь духовной жаждой, Ты удостоишься сидеть на троне И будешь плакать в золотой короне, Вдруг вспомнив ошибавшихся старушек. Я дам ещё один совет, послушай ...

* * *

Рождение душ
Как матерь, тело духу. Но с рожденья, Его старается лишить движенья, Чтобы навеки при себе оставить, И помыкать им, да себя забавить. Но дух всегда перерастает тело, Как детскую одёжку, что висела, На нём сперва, как бы с плеча чужого, Но после стала коротка обнова. В духовной спячке тело душит душу, Как мать, приспавшая дитя подушкой. Оно, как бедный родственник, что в гости К тебе приехал и считает кости В тарелках, опасаясь униженья ... Будь терпелив и окажи почтенье! Как компаньон, он для тебя полезен, И ты с ним постарайся быть любезен! Ведь закалив духовное терпенье, Ты приближаешь время просветленья! Вот роза средь шипов живёт в терпенье, И соловей поёт ей в восхищеньи! Терпенье помогает шустрой птице На яйцах сидя, без еды томиться. Терпенье показали нам Пророки - Не подгоняя, предвещали сроки. Краса каллиграфических узоров Рождается терпеньем рук и взоров. Любовь и дружбу строят на терпенье. В терпеньи – двух сердец соединенье! И если оказался ты заброшен, Ты был нетерпелив к друзьям хорошим.

* * *

Будь рядом с теми, кто поближе к Богу. Они покажут и тебе дорогу. Скажу ещё такую аксиому: – «Всё, что проходит в дом или из дому Всё, что встаёт, летит или садится - Не то, что для любви моей годится!» Люби Того, кто создаёт Пророков! Иначе станешь, как костёр, до срока Покинутый в пустыне караваном, Что в пустоте мешает дым с туманом. Меснави (4, 1369 – 1420)

Пустота

Дыра в Пустоту
Посмотрим, чем виденье Божье На человечье непохоже. Мы часто задаём вопросы: – «Зачем живём мы, как отбросы?» – «Как мог я – человек невредный, Жестоким быть, как идол медный?» Да, совершаем мы поступки, Но многие из них – проступки! Насколько же в земной юдоли ВольнЫ творенья Божьей воли? Мы смотрим вспять и осуждаем, То, как Адам расстался с Раем! Вперёд же видеть неспособны, Тут мы кротам слепым подобны! Нам не понять при всём желаньи Суть двустороннего видЕнья - Предбудущего откровенье, Плюс миновавшего всезнанье! Мудр Бог, а не рационален! Мир – алогично гениален!

* * *

Сравним, как два грехопаденья Судили жертвы искушенья: Хитро Иблиса извращенье: – «Ты вынудил моё паденье!» Он нагло заявляет Богу! Адам иную взял дорогу: – «Мы сами в этом виноваты И поделом была расплата!» Покаялся Адам пред Богом. А Бог, в своём величье строгом, Спросил у грешника Адама: – «Поскольку знал Я прежде срама, Что двум вам суждено срамиться, Почто не хочешь защититься Ты этим сильным аргументом?» Адам ответил: «О, Бессмертный, Страшусь я показаться наглым. Спор – обоюдоостра сабля!»

* * *

Подобное влечёт к подобным, С подобным вместе быть удобно. Известна дружбы аксиома: Кто с уважением к другому, Тот принят им как барин важный. К воде влечёт кустарник влажный. Красавец привлечёт красотку, Ну а подлец – получит плётку! Если друг тебе люб – То не будь с другом груб!

* * *

Посмотрим, как на нашу долю Чужая повлияет воля. Вот две дрожащие собаки: Одна дрожит от страха драки, Дрожит другая от болезни ... Не различишь ты их, хоть тресни! Бог вызвал эти два дрожанья. Ты ощущаешь состраданье Лишь к одному из них. Какому? И почему не ко второму?

* * *

Халиф Омар дружил с учёным Абул-Хакамом, что силён был Решать природные загадки. Но был огромной непоняткой Учёному инсайт Омара - Огонь духовного пожара, Размах завоеванья мира, И дар провиденья Эмира _ 8! Ведь интеллект плодит вопросы, А дух творит метаморфозы!

* * *

Теперь вернусь к суре Корана, Где Бог сказал нам «Не тиран Я!» _ 9 Хоть чем бы я ни занимался, От Книги я не отвлекался! Невежество – вот наказанье! А Божия награда – знанье! Во снах – летим на Божьих конях! И бодрствуем в Его ладонях! Мы плачем Божьими дождями! И воем Божьими ветрами! Хохочем громом в небе Божьем! И с молнией играться можем! В Нём вместе сплавлены боренье, И милосердное моленье! Простор неведомого мира И радость дружеского пира! Так кто же мы в сём мире сложном, Что создан был лишь словом Божьим? Мы – мира пустота! Мы – Божья красота! Меснави (1, 1480 – 1514)

Стань пустым

Когда ты без Меня с другим, То ты один! Когда ты без Меня ни с кем, Ты нужен всем! Не связывай себя с другим, Стань лучше им! Рвись в клочья ты на службе всем, И стань никем! Развейся по ветру, как дым, И стань пустым! Рубайат, # 1793

Флаг, которого нет

Флаг
Я слова продавал на базаре судьбы, В рабство взяли меня мои строки-рабы. Я ищу покупателя душ, кто готов Мою душу купить у моих праздных слов. Много красочных сцен я изящно создал С Авраама отцом, кто кумиров ваял. Но когда мне явился без формы Ваал, Я почувствовал, как от кумиров устал. Поищите для лавки другого раба, Я кумиров творить не смогу – не судьба! И свободу безумья познав наконец, Я кумирам ору: «Убирайся, подлец!» И кумиров случайных рассеялся рой ... Лишь любовь я пою предвечерней порой. Ту, что флаг воздымает к подножью небес, Флаг, которого нет, но я верю – он есть! Диван Шамса Тебризи, # 2249

Пустая торба

Танцующий Дервиш
Пустую торбу видя на гвозде, Дервиш забыл о пище и воде! Порвав халат, вертится колесом, Поёт как птица в небе голубом: – «Нашлась еда тому, кто был влюблён! Мой голод, наконец-то, утолён!» Горит он вожделения огнём! И стонет, как с Любимою вдвоём! Другие дервиши пустились в пляс ... А мимо топал некий лоботряс, Сказавший: «Дурни, торба ведь пуста!» Ему ответил дервиш: «Темнота, Не видишь ты всего, что видим мы! Поющие псалмы пустой сумы!»

* * *

Влюбленному – не хлеб, любовь – еда! Он жвачку не полюбит никогда! С материей влюблённый не в ладу. Не у неё добыл свою еду! Нет у влюбленных крыльев, но они Летают ночью! По небу огни! Влюблённый слаб, но в поло игроки Мяча не вырвут из его руки!
Моисей у Красного Моря
Дервиш, понюхав торбу на гвозде, Учуял запах из страны НИГДЕ! Влюблённые живут в НИГДЕ стране, В шатрах из пустоты, вчерашнем дне! Дитя, вкусив грудного молока, Не ведает о вкусе шашлыка! Для духа – запах пищи есть еда ... То кровь текла по Нилу, не вода, Для египтян в Великих Казней дни. Евреям Нил был чистым, как родник! А Моисея через море путь - Могила фараону, не забудь! Меснави (3, 3014 – 3030)

Ленивец

Мастера ордена Ниматуллахия
Отец на одре делал завещанье, Меж трёх сынов делил он состоянье. При жизни он вложил в детей всю душу, Ho смерть нашла его ... Рыдая, слушать Приходится трём стройным кипарисам! Как вдруг отец их поразил сюрпризом: – «Отдайте всё добро такому сыну, Кто среди них ленивейший детина», Успел сказать судье он городскому, Да умер. И разнёсся плач по дому ... Когда сыны отца похоронили, Судья сказал им прямо на могиле: – «Ребята, приведите мне примеры Ленивости своей в вопросах веры.» Судья был суфий. То – эксперты лени! Они весь день сидят спокойно в тени, И думают единственно о Боге, Кто урожай кладёт им на пороге, Хотя они ни разу не пахали! И сыновья, задумавшись, молчали ...

* * *

Ведь слово изречённое – завеса! Ей скрыто содержимое замеса Таинственного внутреннего мира! Малейший взмах завесы, ну не шире Чем толщина обычного ростбифа, И солнце правды выйдет, рухнут мифы! Пусть даже сказаное просто ложно, Иль глупо, что всегда вполне возможно, Но слушатель-то слушает Источник! Сравню я это с бризом полуночным: Вот ветерок из розового сада, А тот – от ямы выгребной. Не надо Рычанье льва мешать с шакала воем! Звук различая, многое откроем! Ещё одно я предложу сравненье, Услышать слово – как открыть варенье, Что на огне в котле стоит на кухне. Сняв крышку, ты почуешь – мясо тухнет, Или, напротив, вкусное какое На ужин ожидается жаркое ... Когда горшок берём мы на базаре, Стучим в него, рождая звук в товаре. Он треснутый звучит, не так, как целый, И слышат брак слепой да неумелый.

* * *

Судья спросил: «Ребята, покумекав, Как вы раскусите суть человека?» И хоть была у них одна порода, У каждого была своя метода. Вот старший: «Я узнаю человека По голосу, а если нем калека, Я пару дней за ним понаблюдаю, Затем, интуитивно разгадаю». А средний брат: «По речи я узнаю Любого лодыря и негодяя. Но если разыграет он молчанку, Вопросом хитрым выверну изнанку». Судья спросил: «А если он подкован, И хитрости твои ему не новы? Ты мне напомнил старое преданье, Как мать советовала на прощанье Ребёнку, что пошёл через кладбище, Бежать навстречу всякому чудищу, Чтоб страха порождение исчезло ... Но мудрое дитя, почуяв бездну, Задало матери такой вопросик, Почесывая от смущенья носик: – 'А если мама чудища велела Ему бежать ко мне навстречу?' Дело Обычное. У чудищ тоже мамы Заботливы, надёжны и упрямы.» На это средний брат не смог ответить. И младший начал объяснения эти:

* * *

– «Я сяду молча перед человеком, И буду строить, надо – дольше века, Покуда не построю, пирамиду Любви. Терпеньем только, не обидой. Когда я вдруг услышу в своём сердце Небесно чистый глас единоверца, Слова превыше радости и горя Польются из груди, как волны моря, Узнаю я, что мой удался фокус! Когда, будто над Йеменом Канопус _ 10, Его душа вдруг вспыхнет утром ярко! И станет речь его, как лава, жарка, И я почую, Божие дыханье Есть настоящий смысл его посланья! Откроется меж нами то оконце, В которое обоим светит Солнце!» Всем стало очевидно, что ленивец Был младший брат. Он победил, счастливец! Меснави (6, 4876 – 4916)

Дыхание

Дыхание
О правоверные, себя утратил я среди людей. Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей. Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер, Мне чужды Запад и Восток, моря и горы – я ничей. Живу вне четырех стихий, не раб ни неба, ни земли, Я в нынешнем, я в прошлом дне – теку, меняясь, как ручей. Ни Ад, ни Рай, ни этот мир, ни мир нездешний – не мои И мы с Адамом не в родстве – я не знавал эдемских дней. Нет имени моим чертам, вне места и пространства я, Ведь я – душа любой души, нет у меня души своей. Отринув двойственность, я вник в неразделимость двух миров, Лишь на Неё взираю я, и говорю я лишь о Ней. Начала у вселенной нет, не будет у неё конца, Всё внешнее – внутри себя, вот так кольцом замкнулся мир. Любуюсь нежной красотой я человечьего лица, Дыханием Её груди наполнен мировой эфир. _ 11 Скорбь, раскаяние и стыд терзали бы всю жизнь меня, Когда б единый миг провел в разлуке с милою моей. Ты до беспамятства, о Шамс, вином и страстью опьянен, И в целом мире ничего нет опьянения нужней. Апокриф: Р. Николсон,
"Избранные Поэмы из Дивана Шамса Тебризи", 1898, # 31, стр. 125
_ 12

Дверца сердца

Есть в каждом человеке дверца – Между умом его и сердцем. Коль рот закрыт – она открыта. Рот шумный – ни уму, ни сердцу. Рубайат, # 0337

–––––––––––––––––––––––

Примечания

1. Перевод Наума Гребнева.

2. Эфлатун – арабская форма имени греческого философа
Платона.

3. Лукман – легендарный арабский мудрец, аналог Эзопа.

4. Хаким Санаи (1044 – 1150) – oдин из ранних суфийских
поэтов, живший в Газне (совр. Афганистан). Руми признал Санаи
и Аттара своими предшественниками в суфийской поэзии, сказав:
«Аттар – моя душа, а Санаи – два глаза, я иду по стопам Аттара
и Санаи.»

5. Аттар (Аптекарь), Фаридэддин (ок. 1119 – 1230),
великий персидский суфий, поэт и учёный.

6. Махмуд-шах Газневи (970 – 1030) – великий завоеватель,
создал обширную империю, включавшую Иран, Афганистан и Сев. Индию.

7. Махмуд – одно из имён Аллаха, означающее «Восхваляемый
До Конца».

8. Эмир аль-муминин (араб.) – Вождь Правоверных, официальный
титул второго халифа Омара (ок. 581 – 644, халиф с 634).

9. Коран (50 : 29)

10. Канопус – вторая по яркости (после Сириуса) звезда
небосвода, альфа созвездия Киля. Появляется на горизонте на юге,
перед восходом солнца и сразу после восхода опять закатывается
за горизонт. По иранской легенде, утром солнце вступает в брак
с К., и петухи кричат утром дважды – увидев восход и закат К.

11. Выделенный текст отсутствует в переводе Д. Самойлова

12. Русский перевод – в основном Давида Самойлова.

По мнению экспертов, эта поэма является апокрифом, т.е. не принадлежит
Руми.

Она не включена в стабильный канон Руми на фарси, принадлежащий
профессору Фарузанфару, и потому не имеет соответствующего идентифицирующего
номера.

Хотя профессор Николсон и включал его в раннее издание своего
классического труда "Избранных Поэм Дивана Шамса Тебризи", 1898
г. под номером 31, на стр. 125, он отмечал, однако, что в старейших
манускриптах Руми, с которыми он работал, этого текста не было.
И впоследствии Николсон этот текст исключил.

Фраза об опьянении Шамса, служащая как бы "подписью" Руми, смущает
многих.

Баркс предпочёл сослаться не на Николсона, а на авторитетного
суфия Пир Вилайат Хана, считавшего этот текст "вполне суфийским".

(Колман Баркс "Сущность Руми", стр 32, Пир Вилайат Хан "Послание
в Наше Время", Харпер & Роу, НЙ, 1978, с. 426)

Но Баркс допустил отсебятину в духе "Нью Эйдж" и включил в свою
версию такие слова, как "я не Буддист, не сторонник Дзена, не
суфий", которых нет ни в oдном персидском списке. Поэтому, я предпочел
взять целиком перевод Д. Самойлова, добавив лишь кусок имеющийся
у Николсона, но опущенный Самойловым, его цензором, или автором
подстрочника.

–––––––––––––––––––––––

Продолжение
следует

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка