Блеск и нищета кулинарии. Сергей Малашенок (02/09/2002)
Русская классическая литература насквозь философична именно потому, что занимается... ситуациями выпадения homo в философию чисто по ходу событий. Она, эта наша литература имеет всемирное значение, и именно с самого начала, так как одновременно и связала и противопоставила хлеб и смерть. "Где стол был яств, там гроб стоит".
"Странная вещь, непонятная вещь:" Сергей Малашенок (25/08/2002)
Есть вещи, о которых не следует догадываться человеку! Да мы бы и не догадались, если бы не все та же русская литература. Беда ведь не в том, что Гоголь был псих, а в том, что он знал об этом, и о том, что не только он! Ему бы молчать, а он раструбил на весь свет. Весь-то свет не поверил, а мы, русские, поверили, ибо по степной природе своей наивно видели (и видим) в правде: правду. В то время как, возможно, в правде-то этой правды и нет?!
Силовое министерство любви. Сергей Малашенок (18/08/2002)
Любовь, да хоть бы и тети Дуси к дяде Пете, это вовсе не вызов бесчеловечному строю, а наоборот, его какая-никакая легализация. И последовал взрыв отечественной и зарубежной любви. Любовь стала такой же национальной идеей, как и врожденная святость пролетариата. За любовь прощали многое. И полуфронду Окуджавы, и моветоны Евтушенко, и белогвардейские замашки Ахматовой и Цветаевой. И фельетонную едкость Булгакова. Потому что вся эта романтика доказывала критикам социальной модели гуманное содержание казалось бы бесчеловечной формы. Но дело было не только и не столько в этом. Изображаемая наполненность человеческой жизни простым и понятным эмоциональным содержанием (как бы ни изображалось) на самом деле была такой же ложью, как и поголовная озабоченность населения ростом производительности труда, например. Но романтическую любовную ложь пипл еще хавал. Как наркотик, допинг, без которого вся эта поистине порнография существования не продержалась бы и дня. Но и не в этом только также было дело, а еще и в том, что любовь, как бы там ни было, такая же правда в сердце человека как Бог. Какое бы безбожное государство не являлось его, человека, страной пребывания.
Любовь и клоуны. Сергей Малашенок (07/08/2002)
Никто не обязан никому давать отчет в своей любви. Отчего да почему?! Поэтому тот факт, что зачастую в романах герои-любовники, или один из них, - весьма посредственные личности или никакие, от самой любви ничего не отнимает. Любовь, "настоящая", разумеется любовь, больше любой личности. Кто такие Мастер и Маргарита? Мы не знаем - хорошие люди, вот и все. Кто такая Пат из "Трех товарищей", или Кэт из "Прощай оружие"? Хорошие женщины. Мы даже ничего не знаем о Манон Леско...
Русско-европейские философские войны. Сергей Малашенок (06/08/2002)
Нет, речь идет не о бумажных, интеллектуальных войнах (впрочем, и о них тоже), а о вполне натуральных, с большим количеством человеческих жертв. Самая знаменитая из таких войн -нашествие Европы на Русь в 1812 году. Зачем Европа, возглавляемая наполеоновской Францией дошла до Москвы, разграбила ее и сожгла подобно степным варварам? Все имеющиеся рациональные объяснения маловразумительны, потому что пружина этой войны - неразрешимые философские противоречия.
Мой папа - хороший. Сергей Малашенок (29/07/2002)
Можно никуда не ездить, а можно скитаться всю жизнь, что почти одно и то же. Вечный скиталец, Лермонтов сделал своим главным героем вечного скитальца. Да и из своего читателя. Ночь в Тамани. Ночь убийства фаталиста. То Пятигорск, то дальняя крепость, то почтовая станция. Это, конечно, романтично. И это аутично, если можно так сказать. И вот еще что. Можно, очень даже можно презирать, а, вернее, не наблюдать людей и быть поэтом. Для этого нужны сначала люди, которые тебе неинтересны, и Бог. А потом только Бог.
Небытие идеальных сущностей (к метафизике порнографии) Сергей Малашенок (21/07/2002)
Все помнят, что в детстве и юности мы то лихорадочно листали тома благороднейшей классики, выискивая места про это, то, наоборот, пропускали их с каким-то беспокойством. Потому что и сама жизнь где-то порнографична, и даже порой настолько порнографична, что так называемая порнография кажется ее романтической версией. И то, что борьба с порнографией, это также и охранительное мероприятие, не для кого не секрет. Дело не только в СПИДе или в демографии, дело, прежде всего, в свойственном всем бюрократическим элитам стремлении управлять всем, в том числе и развратом. А что охраняешь, то и имеешь.
Аутсайдеры (триптих) Сергей Малашенок (14/07/2002)
Имеются в виду Иисус Христос, Гамлет и Раскольников - герои трех знаменитых литературных произведений. Все три текста по сюжетной канве являются политическими детективами, если учесть, что и в <Преступлении и наказании> в центре водоворота страстей все же поставленный <вообще> вопрос о власти, то есть политический вопрос. Главные герои всех трех историй молодые люди необычайных дарований. Кажется, при таких талантах, они могли бы достичь любых целей, любой власти, принести много пользы, но почему-то они выбирают из всех путей пути самые неподходящие, ведущие к страданию и гибели, и не только их самих.
Короли и капуста 2 или упоение собственным ничтожеством. Сергей Малашенок (08/07/2002)
Человек в этом мире настолько слаб и беспомощен, что наличие его не имеет никакого принципиального значения для решения сущностных проблем этого мира. Не имеют значения его мысли, вкусы, радости и хвори, его отчаяние и его судьба. Принял эту точку зрения - делай Воланда своим героем. Капитуляция подписана - полная и безоговорочная капитуляция. Такая капитуляция в который раз подписывается читателем - слабым, беспомощным и очень занятым. Тратить время и силы на то, что вкупе с ним ничего не значит и бесполезно в борьбе с этим миром? Зачем, если есть мечта? Мечта- Воланд или Мефистофель, Всадник высоких равнин или Фандорин, комиссар Мегре или Чапаев и Пустота... Мечта о силе равна мечте об истине. Так возникает привычка к упоению своим собственным ничтожеством.
Афера постмодерн или необходимость Раскольникова. Сергей Малашенок (10/06/2002)
...разговоры о гибели культуры, литературы, искусства, на самом деле свидетельствуют скорее о процессах перемещения представителей этой культуры вверх или вниз по отношению к социальной вертикали. Родина искусства и философии - балаган, площадь, открытое небо, и, видимо, искусство обречено время от времени перемещаться из дворцов обратно, на свою эту родину, когда придворные поэты и философы превращаются в бродячих менестрелей и проповедников. Ближе к архетипам, так сказать. Общество, уставшее от подделок, или, наоборот, от шутов, слишком уж глубокомысленных, обязательно обратится к этому вечному балагану за духовной поддержкой.
Поделись
X
Загрузка