Под светом черных дыр Игорь Викторович Касаткин (25/02/2003)
(...) человек может быть понят, да просто замечен, только в момент падения, или подъема. На самом деле, как видим, движение есть совершенно необходимое условие и падения, и подъема. И у Толстого этот подъем, это движение в сторону от черной дыры происходит, потому что его герои понимают: падение не может быть бесконечным. В этом и есть, на мой взгляд, главное, и очень ведущее в сторону <реализма>, отличие на самом деле Толстого от на самом деле Достоевского, герои которого могут падать в пропасть до бесконечности. У Толстого смерть сильнее! Он чувствует ее острей, а Достоевский привык, притерся. Его расстреливали, в конце концов, уже. Его на каторге убивали. И он столько раз умирал за рулеточным столом!
Старики на уборке хмеля Игорь Викторович Касаткин (17/02/2003)
Я понимаю, прежде всего, очевидное. Чем тоньше грань между экстенсионалом (вероятной реальностью) и интенсионалом (возможным результатом воздействия дискурса на вероятный субъект), тем более трагической, катастрофической, тотальной, как хотите, является деконструкция, производимая письмом! Короче говоря, не в деконструкции счастье, а в ее количестве.
Поделись
X
Загрузка