Детство и отрочество Минима Сладкого (3)
Борис Бергер (21/04/2012)
Постой, паровоз!
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила.
С детских лет по приютам скитался,
Не имея родного угла.
Ах, зачем меня мать родила.
С детских лет по приютам скитался,
Не имея родного угла.
Я не скитался по приютам. А даже наоборот – был начитанным мальчиком из интеллигентной еврейской семьи. Папа – инженер, а мама – концертмейстер.
И даже никогда не попадал в детскую комнату милиции,
в отличии от всех моих друзей. В общем:
Сын поварихи и лекальщика,
Я в детстве был примерным мальчиком,
Послушным сыном и отличником
Гордилась дружная семья.
Но мне, невинному, тогда ещё
Попались пьющие товарищи,
На вечеринках в их компании
Пропала молодость моя.
Я в детстве был примерным мальчиком,
Послушным сыном и отличником
Гордилась дружная семья.
Но мне, невинному, тогда ещё
Попались пьющие товарищи,
На вечеринках в их компании
Пропала молодость моя.
Кстати, забавное наблюдение с высоты прожитых лет. Никто из наших школьных отличников не стал выдающимся человеком. Все они растворились в обычной бытовой совковой жизни. Так что все эти школьные пятёрочки – полная хуйня, скажу я вам.
«Он не знал за собой никакой вины и мог поручиться, что и в будущем никогда не убьёт, не подожжёт и не украдёт; но разве трудно совершить преступление нечаянно, невольно, и разве не возможна клевета, наконец, судебная ошибка? Ведь недаром же вековой народный опыт учит от сумы да тюрьмы не зарекаться». А. П. Чехов, «Палата № 6», 1892 г.
В 16 лет, в 10 классе, я попал в тюрьму.
Подставляя голову под тёплый душ воспоминаний,
невозможно не вспомнить одну историю из тюремной жизни львовского следственного изолятора.
«13 декабря 1981 генерал Войцех Ярузельски обнародовал введение военного положения в стране. На улицах появились бронетранспортеры, армия и специальные отряды милиции, (ZOMO), не работала телефонная связь, был объявлен комендантский час. Приказано было военизировать структуру государства, в частности, приостановить деятельность всех организаций, объединений и профсоюзов, судам работать в ускоренном порядке.
В первую ночь, 12 на 13 декабря были интернированы лидеры «Солидарности», активисты с особо важных предприятий, сторонники движения из интеллигенции (по официальным данным более 5 тысяч человек, позже прошла новая волна арестов; в декабре 1982 года, было зафиксировано свыше 10 тысяч интернированных, хотя тем временем некоторых заключенных отпустили)».
13 декабря для меня вообще знаковый и кармический день. Это день рождения моей первой девушки и день рождения старого друга писателя Игоря Клеха, и день рождения Жорика Гарунова. 13 декабря я познакомился с Таней Мун, которая стала моей женой и уже 26 лет терпит меня и любит.
Именно в эту ночь во Львове не спали менты и усиленно патрулировали город.
Не спал и горком партии и, наверное, даже обком не спал.
Потому что во Львове много поляков, а власть всегда бздит и перестраховывается.
Таковы бесстрашные коммунисты ленинцы.
К этому их приучила любимая партия и скользкая жизнь.
Короче система не дрыхла и готовилась ввести во Львове какой-то особый режим.
Именно в эту ночь мы с Женей Скандаковым – сыном декана львовского института прикладного искусства возвращались из военного городка, куда ездили поебаться с пионервожатыми из 9 школы. Дочери военных, обе – красотки, вожатые праздновали день рождения в военном городке, что 12 километрах от города.
Но остаться ночевать мы там не могли, потому что нагрянули родители.
И сквозь снежную пургу на попутках мы добрались до Львова к 12 ночи.
Разгоряченные водкой и вином, мы решили прогуляться по старому центру.
Именно в эту ночь студенты польского театра, отметив как следует премьеру нового спектакля, пошли возложить букеты к памятнику Адама Мицкевича на центральной площади.
Менты не спали.
В этот момент все действующие лица этого спектакля, где Бог выступил режиссером, пересеклись в одной точке, возле памятника Адаму по фамилии Мицкевич.
Это гранитная колонна высотой в 21 метр, с позолоченными языками пламени на вершине. К ней прислонился четырёхметровый Мицкевич, который смотрит на огромного прекрасного ангела, слетающего к нему с небес с лирой в руках.
Памятник обалденной красоты.
Студенты польского народного театра были из разных ВУЗов, кто-то из универа, кто-то из политеха, кто-то из консерватории. Консерваторских я узнал. Они учились у моей мамы. Разложив цветы вокруг памятника, они открыли шампанское и начали читать стихи. Мы с Женькой естественно присоединились к ним.
Я прочел свой перевод любимого стихотворения Мицкевича:
О, молитва, творимая ночью спросонок,
Чьи слова так невнятны, увы, и темны.
О, молитва, среди городов потрясенных,
Среди стольких смертей, на пороге войны.
Ты во имя звезды этой, вечной на ласку,
И во имя высокой нагорней зари,
Как рассветы луну зачеркни мою сказку
И сожги моё имя. И пепел сотри.
В этот момент подъехали менты и начали нас винтить.
Кто-то из студентов крикнул: «Да здравствует Солидарность!»
И менты начали всех пиздить.
Студенты-музыканты – очкарики из консерватории, 20летние щуплые юноши и девушки не могли оказать им сопротивления. Зато 2 пьяных ковбоя-хулигана смогли.
Женя въебал мента и разбил его головой стекло в телефонной будке.
Я провёл приём дзюдо под названием передняя подсечка и мент рухнул на обледеневшие ступеньки. Воспользовавшись суматохой, все начали разбегаться.
Менты заголосили в рации, вызывая подмогу.
Мы побежали по улице Академической в сторону кинотеатра «Щорс». Пробегая мимо горящих окон горкома партии, я вспомнил строчку «Вот горит окно, где опять не спят». Разгоряченные победой, мы закидали эти окна кусками льда и разбили стёкла.
Эта пьяная пауза нас и погубила. Со стороны улицы Мартовича прямо на нас уже мчался милицейский бобик или газик, как их тогда называли.
Возле кинотеатра «Щорс» стояла огромная стеклянная витрина «Скоро в кино».
Первого мента мы швырнули прямо в витрину и пробили её насквозь большим толстым неуклюжим ментом. Дальше я ничего не помню. Нас загасили дубинками.
Конец фильма.
В отделении пиздили валенком с песком внутри по почкам
и толстыми папками по голове, но мы ушли в полный отказ.
И тут заработала система.
Менты и прокурор антисемит Михнов захотели новые звезды на погоны
и показательный процесс.
Нам шили злостное хулиганство и политический бунт.
И началось:
Только когда плывёшь против теченья,
Понимаешь, чего стоит свободное мненье.
Звенья собираются в длинные цепочки,
Линия жизни становится точкой.
Строчки и дни, стежок за стежком,
Шьют твоё дело с душой и огоньком.
Чай, папиросы, ответы на вопросы,
Допросы, опять допросы.
Нас собирались сажать всерьёз и надолго.
Прокурор сказал мне: «Ты, жидёнок, будешь сидеть!»
Преступник он! Прощенья нет! -
Рычит, плюется прокурор, -
Жил без прописки столько лет!
В Крыму! А потому
Он заслужил суровый приговор,
Не для таких, как он, свобода.
Я суд прошу татарина Мусу
В колонию отправить на два года.
Рычит, плюется прокурор, -
Жил без прописки столько лет!
В Крыму! А потому
Он заслужил суровый приговор,
Не для таких, как он, свобода.
Я суд прошу татарина Мусу
В колонию отправить на два года.
Г. М. Александров
Тогда мой папа помолился богу, продал автомобиль и включил рычаги старой городской еврейской мафии. Отказавшись от взятки, начальник следственного отдела задохнулся от газа в собственной квартире. В день суда прокурора-антисемита отправили в командировку.
В результате я получил 2 года с отсрочкой приговора на 2 года, как несовершеннолетний, а Женька, как старший и совершеннолетний просто 2 года общего режима.
Прокурор писал жалобы «на мягкость приговора» в областной суд и в президиум Верховного суда Украины в Киев. Было 2 пересуда, но все осталось, как есть.
Но с 13 декабря по 13 апреля я просидел в тюрьме под следствием.
Там я осознал, что такое несвобода.
Учреждение СИЗО
Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза.
Я к маменьке родной с последним приветом
Хочу показаться на глаза.
Не жди меня, мама, хорошего сына,
Твой сын не такой, как был вчера.
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя - вечная игра.
Львовская тюрьма находится в самом центре города.
Это большое старое здание в виде буквы П.
На улице Чапаева. Не знаю, как она сейчас называется.
По этой улице ходит старый трамвай. Маршрут семёрочка.
Он так дребезжит, что...
Но об этом отдельно.
В тюремной камере разрешены некоторые игры.
Шашки, шахматы, домино.
Место действия – хата 87 – малолетка. 14 человек. Двое взрослых.
Такой порядок. Взрослые как бы присматривают за молодыми.
Один из них сидел за анодное серебро.
Было такое время, когда из приборов добывали анодное серебро
и как-то круто его продавали.
И статья была тоже крутая от 10 до 15 лет.
Это был рыжий усатый красавец из Житомира, кажется.
Художник и диджей на главной житомирской дискотеке "Фаворит".
Он закончил Львовский институт прикладного мистецтва и очень любил город, в котором прошла его юность.
Знал всю старшую центровую тусовку.
В те времена во Львове был первый секретарь обкома Виктор Добрик.
Коммунистический монстр коррупции. Маленький царь львовской области.
В городе стояла смертельная тоска.
В какой-то момент 1979 примерно года, известный львовский персонаж Шарнир
(очень похожий на Славика Костылевича) задумал изменить мир.
Он решил организовать покушение на Добрика.
Убить Добрика, посеять хаос и возможно захватить город.
У него были друзья, они конспектировали Ленина, Че Гевару и «Майн кампф».
Всё – от философии до бутылки с зажигательной смесью.
Шарнир разработал план акции.
Мы все должны были собрать 1000 рублей по рублю.
В один большой мешок.
План был таков:
1 мая. Центр города. Демонстрация трудящихся.
Время и место изменить нельзя.
Демонстрация проходит мимо оперного театра и идёт к трибунам, которые установлены на центральной улице – проспекте Шевченко, на трибунах появляется всё партийное руководство области и машет своими жирными руками.
Народ ликует и кричит «УРА!».
Это магический ритуал.
Инициация, бля.
Всё вокруг содрогается от восторга. Энергия толпы и покорность масс.
В этот момент, с чердака дома стоящего перед трибунами, братское сердце Зенык
(он был поляк и один из основных фан-терористов) должен был рассыпать из мешка деньги над толпой.
И 1000 рублевых бумажек обрушивается на толпу.
Толпа должна была смешаться.
Хаос. Безумие. Эйфория.
В этот момент, на другой стороне улицы, с другого чердака напротив трибун, Шарнир из винтовки с оптическим прицелом должен был выстрелить первому секретарю обкома партии Виктору Добрику в сердце и исчезнуть, воспользовавшись всеобщим замешательством. Добрик был монстр и тиран и пользовался личным расположением Брежнева. Когда Леонид Ильич занимал должность секретаря парткома на заводе в Днепродзержинске, Добрик был у него комсоргом. У себя на даче Добрик принимал ванны из подогретого парного молока, чтобы не стареть и жить вечно.
Деньги собирали полгода. На святое дело. Историю и план рассказывали всем, и каждый сдавал по рублю. И вот настал момент, когда собрали всю сумму. Весна.
На 1 мая белым цветом зацвела алыча и настал день акции.
Конечно же, в силу того, что план стал городским анекдотом,
их всех свинтили ещё на подступах.
КеГеБешники уже ждали на всех чердаках.
Но светлая память осталась и осталась городская легенда.
Так вот: этот самый художник Вольдемар из Житомира, который теперь сидел со мной в камере номер 87 (14 человек, 2 взрослых) делал для Шарнировой оптической винтовки специальный приклад. Резной огромный приклад с дыркой, в которую засовываешь руку по плечо и фиксируешь винтовку на плече и как бы срастаешься с ней. Вольдемар очень гордился этим фактом. Он рисовал прикольные комиксы, делал картинки для татуировок и вообще был веселым пассажиром.
Второй взрослый был дед Николай Иванович.
Бывший начфин чешского военного банка.
Они взяли банк и разбежались. Но их поймали. Светило ему очень много.
Он любил говорить, что сын его работает на Байконуре.
Остальные 12 человек в хате были 17–18 лет.
Среди тюремной молодёжи большим развлечением считается ПРИСЯГА.
Новичок должен принять присягу и пройти загадки, тесты, испытания, в ходе которых выяснится путёвый он пацан или пидарас.
Это путёвка в новую жизнь.
Вопросы прекрасные, типа «Хуй в нос – какой прогноз?»
Правильный ответ: «Хуй не термометр, нос не барометр, а я, бля, не гидрометцентр».
Вопрос: «Если хуй на плечи кинуть – будешь лебедем летать?»
Правильный ответ: «Хуй не крылья – летать не буду»
Ещё прекрасные вопросы типа «Кого будешь ебать? Зека или мать?»,
«Хуй сосал – селёдкой пахло?», «Пику в глаз или в жопу раз?» и так далее.
Во взрослых камерах всё это тоже существует,
но на малолетке особенно изощрённо культивируется.
Очень популярны в тюрьме различные игры.
Ну, все играют по-разному.
Один пассажир проглотил 12 доминошек и тасовал их в животе,
чтоб свалить на больничку.
Тяжело ему было в хате.
Он тасовал доминошки в животе и визжал, и орал, и звал врача.
Его увезли.
Доминошки нам потом вернули,
но играть в них уже никто не хотел.
Из них мы строили башню.
Архитектурный синтез мавзолея и кремля.
Башня тоски и надежды.
Дни проходили. Допросы. Свидания. Прогулки.
Мы плели ручки и играли в игры.
И строили башню из чёрных доминошек.
А тюрьма в старом центре старого города.
И каждый день примерно в 7 вечера под окнами тюрьмы проходил какой-то особенный старый трамвай.
И от его вибрации башня рушилась.
Рушилась каждый день, как рушилась наша жизнь и наши надежды.
Шахматы использовались не только для игры, но и для присяги.
Новичку предлагался выбор: прыгнуть головой вниз на расставленных на полу шахматных слонов-офицеров или стать пидарасом.
Во время прыжка глаза завязывали.
Прыгать было страшно, как проваливаться в ад.
Новички не знали, что в последний момент их ловят,
подставляя натянутое одеяло.
Пацаны растягивали удовольствие.
И параллельно устраивали подвижные игры.
Когда я уже прошел все испытания и прижился в камере, меня полюбили за то,
что я читал много книг и мог интересно рассказывать всякие истории.
Зеки это очень ценят.
Но я был добрый, и никого не пиздил, и это вызывало смутное подозрение и недовольство, что я не такой как все.
Когда появились двое новых, мне сказали придумать жёсткую игру для присяги.
Я придумал «Завал в шахте».
Помню, как очередные новички играли в шахтёров.
Один из них был такой здоровый сельский бычок по кличке Бендера.
Он зверски избил и ограбил дирижера оркестра,
который давал концерт в их сельском клубе.
Поломал челюсти, пальцы и рёбра.
Получил по итогам пятёрку.
Игра в шахтёров такова: человек ползет под нарами как шахтер в забое.
В какой-то момент кричат – завал в шахте!
И шахтёру устраивают завал в виде пиздюлей подушками и не только.
Я наблюдал, как гоняют этого бычка и думал:
Есть все-таки в этом что-то прекрасное,
когда нормальные пацаны пиздят крупного наглого жлоба.
Вышел я через 4 месяца.
Меня встречали друзья на двух машинах.
И сразу повезли в ресторан на Высокий Замок есть цыплят табака.
В машине играла новая музыка, а на заднем сидении сидели новые прекрасные девушки и щебетали. Одна из них положила мне руки на плечи и приобняла.
От нее пахло французкими духами.
Это было так остро прекрасно, что я этого никогда не забуду.
Вот и сейчас, когда пишу, комок в горле.
Очень хотелось плакать от счастья, но я курил и смеялся.
P.S.
Про тюрьму можно написать отдельную книгу.
Но не сейчас.
Только одну историю на закуску.
В тюрьме я видел страшного человека.
Иван Казанцев. Из Яворова. 18 лет. 6 убийств.
Его унижала мачеха или отчим. Не помню.
Он украл из дома ружьё дробовик.
Пригласил свою девушку на свидание.
Сказал, чтоб взяла побольше денег.
Сказал, что они поедут во Львов гулять по ресторанам.
В лесу он застрелил девушку, забрал деньги и закопал эту девушку в большой муравейник. После этого вернулся в дом и убил родителей.
Взял все, что смог найти ценного и пошел во Львов пешком.
По дороге он увидел дачу, где старый полковник мыл свои «Жигули».
Он постучал и попросил воды. Полковник пошел за водой.
Иван застрелил полковника и затащил его в дом.
Сел в машину и поехал во Львов.
По дороге, в районе Брюховичей, он увидел старуху с корзиной еды.
Остановил машину и застрелил ее из окна.
Оттащил в кусты. Похавал, что было в корзине, и поехал дальше.
Во Львове, он не знал города, взял пассажира, чтобы тот показал ему дорогу в ресторан Высокий Замок. В машине он убил пассажира и снял с него перстень.
Когда он появился в ресторане, его уже ждали менты.
Итого 6 трупов за 1 день.
Так вот:
В тюрьме не существует национальных предрассудков.
Все сидельцы равны, независимо от расы и цвета кожи.
Иван был единственным человеком, который назвал меня жидом.
Его раздражало, что я много читал и рассказывал истории.
Вся хата была на моей стороне, но ответить надо было мне лично.
Он улыбнулся и взял в руку ложку с заточенной ручкой, которую используют вместо ножа, чтобы резать хлеб. В его глазах было ясно видно, что ему похуй 6 трупов или 7.
Я намотал на руку полотенце, чтоб не порезаться, схватил шахматную доску и очень сильно и точно бросил ему в лицо. Дальше я плохо помню. Но пизидили его все, а меня не могли оторвать. Через час его перевели в другую камеру.
На этом детство моё закончилось.
Германия. Эссен. 3 апреля 2012 года.
Последние публикации:
Женщина, которая бежит –
(08/05/2012)
Кузя и пластилиновый бог –
(25/04/2012)
Детство и отрочество Минима Сладкого (2) –
(17/04/2012)
Детство и отрочество Минима Сладкого –
(09/04/2012)
Последний день Бориса Виана –
(15/09/2009)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
Да, жестоко написано.
Спасибо, Игорь Турбанов. Юмор дело такое - индивудальное. Как Восток - дело тонкое. Вотя вставлю картинку, а Вы мне скажете смешно это или нет. Мат возникает тогда, когда меня переполняют эмоции и я не могу выразить мысль другими словами. Я пишу так, как я бы рассказывал Вам этии истории при встрече на кухне. Пишу как дышу. В мате есть своя энергия и свой ритм и своя прелесть.
С уважением Б.Б.
Да, жестоко написано
Да, жестоко написано Бергером, особенно третья часть. Почти как в жизни (только кто из нас - читателей - пережил такое?), и в любви, и в тюрьме, и даже в том, что ты описываешь, слегка приперчивая или подсаливая некоторые детали (но на то она и литература - служанка кулинарии), и, конечно, не во вкусовых качествах этого текста суть.
И во всём этом "львовском трилоге" есть - за неучётом иногда далеко не смешного юмора, несвойственному истинным еврееям мата, какая-никакая, но очень пронзительная правда (что для русского писателя - наивысший комплимент). И мы "не чуяли под собою страны", и нам всегда было ненавистно кладбище Красной площади.
Но мы проживаем сквозь свои тексты очень многое. Раскаянье, любовь и ненависть, но, главное, стремление жить и писать дальше.
С уважением, Игорь Турбанов