Рейтинг публикаций

Они пошли по дорогам истории, разглядывая памятники, замершие словно актеры на сцене. Заходили во дворы архитектуры, развернувшиеся в пространстве, как декорация театра. Отдыхали в саду библиотеки, вкушая плоды с ее деревьев. Разглядывали картины на стенах галереи, рассуждая о характерах их персонажей. Они бродили, как бродит осень, желтыми листьями, шатаясь любовью, качаясь Венецией, и заблудившись на улице чувств – сверялись по карте разума, напоминающей узоры мрамора. Вечером сидели в кафе, обсуждая свои планы на завтра. Электрочастицы бежали по проводам к лампочкам, продлевая их мысли, упирающиеся в стену. Наступающая ночь была для них миром звезд.

Увидев из окна Донюшку, ловко орудующую лопатой, Вера Гавриловна всполошилась. Если бы, спросивши Веру Гавриловну, Донюшка оттяпала половину огорода, её бы это не всколыхнуло. Долгие годы работы в школе уверили Веру Гавриловну, что всё делать нужно с её ведома и только с её разрешения, а тут без спросу

Брошь на груди Доры вспыхнула и испустила длинный алый луч, пронзивший тихие вечерние сумерки. Казалось, что даже звёзды слегка зарумянились от этого луча. Дора, сдерживая улыбку радости, спросила строго, во что будем играть; в Олимпиаду никто больше не хотел; а во что тогда? Все стали галдеть, спорить и перебивать друг друга; каждый предлагал своё; Дора навязывала всем тригонометрию и труд...

Потемнело, сад зашатался, посыпались вороны. Метнулась змейка, ударил железный гром. Бледные руки проворно закрывали рамы. Я боялся взглянуть в сад: опять сидит на сочной траве, полуодетая, с младенцем у голой груди. Перешёптывались верхушки, в шкафу стукались вешалки. Колесо велосипеда крутилось под горку – литой диск. Голоса, Чапаев, пулемётные ленты, в стёклах брызнул слепящий Щорс. Подступило лицо в судорогах, всматривалось, лоб забинтован, в пятнах раздавленных красных вишен...
(...) Гости съезжались на дачу. Буква с чёрными крапинками на жёлтой спинке ползла через страницу. Реактивный гул спугнул курчавые бакенбарды, разлил чай, выскочили с боков два упругих чёрных крыла. Взвилась, возвращаясь в умное небо.

Я родилась недоношенной и одурманенной, истощённым вонючим комочком плоти она нашла меня у своих дверей, мои родители торчки, тела их давно уже, вмятые в землю, поросли травой, я тоже не должна была жить, но живу, благодаря Ба, живу. Я хотела бы об этом забыть, но Ба не дает мне такого шанса.

На кухонном подоконнике, как обычно, стояло несколько тарелок с овсяным киселем. Когда он затвердеет, Баба Шура зальет его молоком и подаст на стол.

Первой, кто почувствовала дурную правду, была Поля. Однажды подошла ко мне и спросила:
- Почему вы с мамой никогда не обнимаетесь, не целуетесь как другие? Вам не хочется?
Я что-то промямлил про воспитание, личную тайну, скрытные характеры. Глаза я прятал. Дочка кивнула и ушла к себе в комнату. По её спине я видел, что девчонку ударило током открытие о беде между папой и мамой.

Счетчик Гейгера не работал, по мере приближения к земле штурман подкладывал под себя сборники со схемами аэродромов, труба ЧАЭС целилась своим дулом прямо в светолюк – ощущение было неприятное. От безысходности и неизвестности Энчо попытался с помощью эмалированной кружки защитить свои честь и достоинство, но с кружкой между ног по самолету не побегаешь. В наушниках были слышны переговоры вертолетчиков с кем-то, кто сидел в районе реактора и наводил вертолеты на цель.

Я выдумал… как бы это назвать?.. Рыботерапию что ли… (...) И я тогда целые курсы разработал. Методики. И в отличие от многих подобных «школ», «студий», «оздоровительных сеансов», «нетрадиционной медицины», «всяческого развития», и – никакого обмана в моих штуках не было… Это не было шарлатанство… Я не лечил и не претендовал. И никакой «тоталитарной секты» не создавал… Хотя было бы забавно… Ихтио-религия… Храм Аквариума…

Что бы ты ни делал – ты ищешь любовь!

Бессонница. Мать, беременная мной, ела зайчатину. Или давала соседям вечером жар из своей печи? Или, может быть, гость, пришедший к ней в дом, не присел хоть бы на мгновение? Положу я под подушку нож, топор, иглу, ключ, замок, веретено, гребень, зуб мертвеца. Поставлю за дверь, перевернутую вверх прутьями метлу, перекрещу окна кочергой. Осыплю постель маком, порог – дремой. Окурю укропом и тмином кровать. Ночная ночница забери от меня бессонницу, отнеси ее в дальние места, в пустые горы, где петух не поет, где собака не лает. Курочки-рябочки, возьмите хлеб-соль, а мне дайте сон...