Проза

 

 

 

Антон сидел на детской площадке и, прикуривая терпкую самокрутку, сверлил взглядом грязную дверь подъезда.

- Эй, Тохыч, ты? Смотри-ка, жив-здоров! Оляяя! – сосед в грязной футболке высунулся с балкона и тут же заорал в глубь квартиры, - иди посмотри, кто тут у нас нарисовался!

Антон поморщился, будто проглотил нечто кислое. Ну, здравствуй, родное болото! Вот они, путы материальной жизни, жизни бедных и несчастных людей.  Добро пожаловать домой, денег на обратный билет нет. Отбросил окурок, взвалил на плечо тяжёлый рюкзак, грозивший треснуть по швам в знак протеста перегрузу, на другое плечо взлетела гитара. Оставалось надеяться, что соседи не заменили кодовый замок. Нет, всё в порядке, дверь проскрипела до зуда в ушах знакомую мелодию и отворилась. Всё как полтора года назад, ничего не поменялось. Почтовый ящик пуст, значит, мама уже забрала квитанции. Антон поплёлся вверх по лестнице, и, едва он одолел два пролёта, как навстречу с душераздирающим тявканьем выскочила маленькая кривоногая собачонка. Злобно клокоча, она была готова его разорвать, если бы не мешал поводок, несколько раз закрученный вокруг запястья пожилой сухощавой дамы. «Пойдём, Церрочка, пойдём, моя дорогая, а то ещё нахватаешься блох!». При этих словах дама с неприязнью покосилась на слишком отросшие дреды Антона, предварительно целиком смерив его взглядом. Антон хмыкнул и закатил глаза; - он столько раз ловил на себе дикие взгляды прохожих, что подобные выпады его почти уже не задевали. Но кое в чём мадам права; - дреды, действительно, слишком отросли и превратились в бесформенные пакли, а в нечёсаной бороде завелись колтуны.

На лестничной площадке четвёртого этажа открылась самая левая дверь, и в нос ударил запах старой нежилой квартиры, в которой долго не отворяли окна. Ну, здравствуй, дом! Антон бросил на пол рюкзак, бережно прислонил к стене гитару. Спёртый воздух душил чем-то родным, и вдруг уставшие ноги по привычке стали искать, куда бы бросить тело.

Дома всё было по-прежнему, словно входную дверь закрыли вчера. Только за ночь отсутствия выпал полуторагодовой запас пыли. В мойке покоилась недомытая тарелка, а на подоконнике сморщились несколько кактусов. Антон опустился на диван. Долго же его не было… Такое странное чувство, ушёл как будто вчера, и в то же время – жизнь назад. Или уснул. А теперь проснулся, стряхнув с себя остатки яркого, пропитанного запахом костра, моря и женского тела сна.

А сон был подобен красочному калейдоскопу ярких пятен – проносящихся под ритм африканского барабана разноцветных одежд, то кружащихся в безумном вихре нарастающего возбуждения, то медленно качающихся в бессознательном трансе. Там, в обкуренном мареве развязной свободы, он позабыл все тяготы и разочарования своей жизни, от которой убегал, даже почти позабыл своё имя. Там не было имён. Там не было богов,  истина была всем. И он был самим собой. Там, на земле вселенской свободы  и вседозволенности, Антон впал в забытье и потерял все ниточки, связывавшие его с миром несчастных людей, запутавшихся в оковах материального существования. Кроме одной. Мама. Она звонила каждые две-три недели – чаще не позволяли тарифы связи, увещевала одуматься, вернуться домой. Но потом оставила тщетные попытки вразумить сына, и просто звонила узнать, как он, здоров ли, и осторожно спросить, не собирается ли возвращаться. Антон скучал по матери, и немного по сестре, но прощаться со своим обретённым раем не желал.

Однажды мама позвонила поздно вечером, что было для неё не свойственно, и сообщила страшную новость. Семью настигло несчастье. У Полиночки, дочери сестры Антона, обнаружили порок сердца. Супруг Антонины, узнав обо всем, решил, что эта ноша слишком тяжела для него, и ушёл из семьи, не желая тянуть на своих плечах безутешную жену и больного ребёнка. Полиночка нуждалась в дорогостоящем лечении, операции, на которую у семьи денег не было. Даже если собрать по нитке со всего мира: с пенсии матери, с зарплаты и репетиторства сестры, со знакомых – этих ниток было недостаточно, денег всё равно не хватало. Вера Ивановна, глотая слёзы, умоляла сына вернуться домой и оказать посильную помощь семье, помочь ребёнку, уповая на то, что Антон теперь их единственный мужчина, единственная защита и опора.

Этот звонок сильно встряхнул Антона. Тем же вечером он выбрался из прибрежного ущелья, где обитало его племя, и взвалив на плечи свой нехитрый скарб, пешком отправился до автомагистрали, откуда автостопом добрался до Краснодара. На вокзале его ждало неприятное открытие -  билеты резко подскочили в цене, и денег едва хватило на самый дешёвый билет в поезде, который делал остановку на каждой маленькой станции.   

Двое суток он трясся в душном, пропахшем сонными телами и вермишелью быстрого приготовления плацкарте. Верхняя полка, перед глазами шикарный коричневый потолок. В пути было достаточно времени для того, чтобы подумать о своей жизни. Переосмысление наступало всё больше по мере приближения к родному городу. Двадцать семь лет. Для кого двадцать семь лет Антон жил? Для себя. Что полезного создал? Ничего. Кого-то он по-настоящему сделал счастливым? Никого. Любил? Вряд ли. В чём тогда смысл его пребывания на этой Земле? Что останется после него? Куча мусора и ненужного тряпья, как и после большинства людей? Разве не это он сам осуждал? Хотя на деле ничем не отличался от остальных.

И вот теперь судьба предоставила ему шанс не умереть в качестве очередного паразита, а шанс прожить жизнь не зря. Помочь Полиночке. Чего бы это ему не стоило – тяжёлой работы, бессонных ночей, отказа от своей личной жизни – он готов. Ребёнок должен быть здоров, и теперь это зависело от Антона.

                                                 

- Итак, вы должны чётко осознавать, куда пришли и каковы будут ваши обязанности.

Антон заёрзал на одном из стульев, расставленных полукругом. Слева и справа незнакомые люди, которые, как и он, пришли на первый этап собеседования. В центре, возле окна за высоким столом, как за трибуной, восседала начальственного вида женщина.

Три месяца поисков привели его сюда. Пройдя с дюжину безрезультатных собеседований, неоплачиваемых стажировок, после которых следовал отказ, ночных смен на складе, дневных в магазине мебели в качестве грузчика, расклейщика объявлений, продавца сим-карт, Антон постепенно терял надежду. Если его и брали на работу, то, как правило, за низкую оплату, а, поработав грузчиком, Антон успел сорвать себе спину – сказалось долгое отсутствие физических нагрузок. Объявлений о работе было много – но, по факту, это ничего не меняло. Сетевой маркетинг он даже не рассматривал как вариант. С фрилансом тоже как-то не срослось.

Антон, голодая и перебиваясь мелкими подработками, даже попытался своровать, но, проведя ночь, терзаясь муками совести, понял, что с криминалом ему не по пути.  Тогда-то и попалось на сайте рекламы объявление следующего содержания. «В Бюро СМЭ открыта вакансия на должность медрегистратора. Требования: внимательность, аккуратность, коммуникабельность, стрессоустойчивость. График работы с девяти утра до шестнадцати часов дня. Оплачиваемые отпуска и больничные. Полный соцпакет. Соискателям звонить по телефону.» Рядом с графой «з/п» стояли заманчивые цифры. «Почему бы не попробовать?» - подумал тогда Антон и позвонил.  

- Вы должны понимать, - продолжала женщина - что те условия, которые мы предоставляем: это оформление по ТК, короткий рабочий день, длительный отпуск и финансовая составляющая – это всё не просто так. Работа тяжёлая. Не только физически, но и морально. Особенно морально. Далеко не каждый сможет с этим справиться, и я уверена, что вряд ли кто-то из вас.

Сидящие на стульях тревожно переглянулись. Антон ещё раз посмотрел на присутствующих. Две бодрые пенсионерки, молодой парень с синими волосами, мужчина с грустным лицом, неопределённого возраста дама, девушка с блокнотом на коленях, и, собственно, он – тип в протёртых штанах и с длинными спутанными в дреды патлами.

- И ещё. Я надеюсь, все вы понимаете, что речь идёт не просто о морге, куда отвозят скончавшихся от болезни или от старости. Речь идёт о бюро судебно-медицинской экспертизы, а это всё то, что подлежит уголовному расследованию – расчленёнка, утопленники, повешенные, обгоревшие после автокатастроф, полуразложившиеся трупы, недавно найденные. И всех их вы должны будете знать в лицо или в то, что от него осталось, извиняюсь за подробности. Вы должны будете знать, когда их привезли, где они лежат, куда увезли. Отсидеться за столом с бумажками не получится. Вы должны будете знать их всех наизусть, чтобы оказывать быструю помощь госструктурам, а также общаться с родственниками.  Повторюсь ещё раз, на эту работу способны единицы. Есть ещё одно обстоятельство, которое многих отпугивает… Что? Говорите громче.

- Запах, - подала голос девушка с блокнотом. «Отличница» - мелькнуло в голове у Антона.

- Совершенно правильно, - тихо согласилась женщина – запах весьма специфический, некоторые даже падают от него в обморок.

Воцарилась тишина. Кто-то смачно прокашлялся, нарушив молчание.

- И вот теперь, - снова продолжила женщина – когда вы полностью проинформированы о том, что вас ждёт, я попрошу не тратить моё и ваше время, а сейчас уйти тем, кто считает, что не готов к этой работе.

Ушли две пенсионерки и парень с синими волосами.

- Остались четверо. Хорошо. Тогда сейчас я проведу краткую беседу с каждым из вас. Вы расскажете о себе, я задам свои вопросы. Итак, кто первый?

Первой заговорила дама загадочного возраста. Антон с интересом слушал. Зовут Людмила, по образованию медсестра с многолетним стажем, работала в детской поликлинике, затем в реаниматологии. Начальнице Людмила, видимо, понравилась, она одобрительно кивала и делала какие-то записи.  Вторым был мужчина с грустным лицом. Антон так и не понял, кто он и что ему нужно. Собеседование девушки он уже не слушал. От волнения начали потеть ладони, а в мыслях крутилось лишь одно: «Что я здесь делаю? Что я здесь делаю?»

 - Теперь вы, молодой человек.

Антон уселся поудобнее и постарался расслабиться, но это не помогло. Голова кружилась, а из головы вылетели все заготовленные по пути слова. Начальница задавала много вопросов, уж не решила ли она с ним познакомиться? Он отвечал просто и незамысловато. Вскоре опрос закончился. Все, кроме отличницы, были рекомендованы на второй этап собеседования в бюро СМЭ.

Кабинет быстро опустел. Антон набросил на плечо свой видавший виды рюкзак, и вслед за всеми направился к двери. «Удачи!» - кто-то шепнул ему на ухо. Антон обернулся. Начальница, громко стуча каблуками, исчезла в коридоре.

 

Антон шёл пешком минут тридцать. С оживлённой улицы дорога круто свернула в частный сектор, пейзаж постепенно менялся – коттеджи сменялись одноэтажными домами, высокие заборы - длинными огородами, то тут, то там мелькали заброшенные участки. Улица закончилась. Дальше огромный пустырь, поросший бурьяном и кустарником. Антон подумал, что сбился с пути, но стрелка навигатора уверенно показывала вперёд, и он доверился технике.

Кирпичное серое одноэтажное здание советской постройки вдруг выглянуло из-за стены высоких деревьев. По форме оно напоминало вытянутый параллелепипед. На табличке Антон прочитал «Государственное бюджетное учреждение здравоохранения. Бюро судебно-медицинской экспертизы. Департамент здравоохранения». Похоже, что это оно. Он вздохнул и убрал телефон в карман. Он огляделся по сторонам. Довольно неприглядное местечко. Во дворе угадывалось некое подобие клумб, под старым раскидистым клёном примостилось три автомобиля – газель и пара легковушек. Антон решил обойти здание вокруг и по пути заглянул в одно из окон. Жалюзи были открыты, и он увидел светлый коридор, информационные стенды, две лавочки и хлорофитум, пышным цветом, разраставшийся на подоконнике. Что ж, не так и страшно, как можно было подумать. Антон обошёл здание с западной стороны. На окнах стояли решётки и стекла были заклеены изнутри бумагой. Лёгкий холодок пробежал по спине Антона.

Он вернулся к крыльцу и, собравшись с духом,  потянул на себя входную дверь, но дверь, на удивление, оказалась почти невесомой. Через секунду стало понятно, что её толкали изнутри. На улицу вышел невысокий лысоватый мужчина в белом халате и толстых очках, он внимательно осмотрел посетителя, задержав взгляд на причёске.

-  Вы, должно быть, Антон? – деловито осведомился мужчина.

-  Да это я, здравствуйте.

- Здравствуйте. Я ждал вас. Меня зовут Константин Григорьевич. Следуйте за мной.

Антон, слегка удивлённый, последовал за врачом.

- Что ж, начинаем нашу хм… экскурсию. Вот здесь заседает руководство сего заведения, то бишь я, - он махнул рукой на первый по коридору кабинет – А это комната для персонала, архив, комната для работы с документами, комната отдыха, хозяйственные помещения. Всё это составляет чистую или незаразную зону.  

Антон следовал за Константином Григорьевичем и прилежно смотрел туда, куда он показывал.

- Это судебно-гистологическая лаборатория, здесь исследуют образцы тканей под микроскопом. – Они оказались в светлой комнате с линолеумом на полу. На длинных столах возвышались два микроскопа, какой-то непонятный прибор, в углу вытяжной шкаф.

- В этом шкафу – продолжал Константин Григорьевич – так называемая, проводка. Иначе говоря, изготовление гистологических препаратов начинается здесь. Сначала происходит отбор материала, он лежит в формалине, спирте, хлороформе, затем промывается, заливается парафином.  В специальных формах он застывает, после чего на микротоме – говорящий с нежностью положил руку на непонятный прибор – нарезаются тончайшие срезы материала и фиксируются на предметном стекле. А после этого остаётся лишь одно, – он махнул рукой на вытяжной шкаф с многочисленными цветными пузырьками, – покрасить, и материал готов к исследованию под микроскопом.

- Интересно,  - Антон внимательно слушал. Константин Григорьевич пока не задал ему ни одного вопроса.

- Очень интересно, если в этом разбираться. Я как раз читаю лекции по патоморфологии студентам, так что меня немного понесло, - он рассмеялся - Однако ваше поле деятельности будет не здесь. Идём далее.

Оказавшись в новой комнате, Антон ещё раз огляделся. Маленькое светлое помещение со шкафчиками, вешалками и душевыми кабинами. В ноздри начинал проникать едкий запах, вызывающий легкую тошноту.

- Это санитарный пропускник. Прошу вас, возьмите халат, наденьте бахилы и одноразовый чепчик. Это издержки вашей личной безопасности. Всё, вы готовы?

Антон, облачившись в предложенное одеяние, кивнул. Константин Григорьевич открыл металлическую дверь в конце коридора.

- Прошу за мной.

Антон, осознавал, что ждёт его впереди, задержал дыхание, закрыл глаза и переступил порог. «Три, два, один – открывай», - сказал он себе.

Они с доктором оказались в большом светлом помещении с высоким потолком, пол и стены которого были устланы белой глазурированной плиткой. Ровными рядами выстроились металлические лежаки, покрытые белыми простынями, под которыми были... Антон прекрасно знал, кто был под простынями, и от этого его бросило в нервную дрожь. Он слышал, как мелко застучали собственные зубы.

- Существует много классификаций, но если кратко, то смерть бывает насильственная и ненасильственная, – начал объяснение Константин Григорьевич. Ненасильственная – это естественная или от старости, патологическая или от заболеваний и скоропостижная. Всё остальное – наше. – Он театрально поднял руки и улыбнулся. – Убийство, самоубийство, несчастный случай, а также эпизоды, когда причина смерти не ясна.  И, собственно, возвращаясь к нашей теме, - Константин Григорьевич помолчал, дав Антону время прийти в себя, – примерно четверть своего времени медрегистратор проводит здесь. Следит за перемещением хм... этих людей, и внимательно, подчеркну, чрезвычайно внимательно следит за документами. И боже вас упаси напутать с этими бумажками! Поэтому контроль, постоянный, непрерывный контроль.  

- А мне… нужно будет смотреть на них?

Константин Григорьевич, глядя Антону прямо в глаза, резким движением сорвал одну из простыней. Антон опустил взгляд, и из глубины груди вырвался вопль ужаса, затихший, так и не поднявшись до голосовых связок. На каталке мало что напоминало человеческие очертания, разве что силуэт.

- Семнадцать лет, разбился на мотоцикле, - пояснил Константин Григорьевич, не спуская глаз с Антона.

- Бедный мальчик…

- Все здесь бедные. Но тут ты прав, мальчишку жалко – молодой ещё.

Константин Григорьевич двинулся дальше, он поднимал простыни и так, словно читал  лекцию, пояснял причину гибели, при этом наблюдая за реакцией Антона. А Антон понял, что ничего подобного не видел ни в одном кошмарном фильме, которые прежде так любил, и ужас был не столько в обезображенных телах, сколько в понимании, что всё это люди, которые жили, любили, радовались и несколько дней назад ходили по земле. Что так внезапно обрывались жизни и планы, мечты, которым не суждено было осуществиться, зависли в воздухе, рядом с этими телами. Да ещё этот запах…

- Это холодильное помещение для хранения, а это для вскрытия. – продолжал экскурсию Константин Григорьевич – Впрочем, это уже не ваша работа.  Антон молчал, он не знал, что и говорить после увиденного.

- На сегодня хватит. Идём обратно, – доктор повернулся и быстрым шагом пошёл к выходу. Переодевались в санпропускнике молча. Говорить было нечего. Антон на ослабших ногах плёлся за доктором по коридору, приходя в себя после увиденного. Казалось, что ноздри разъедал тот самый едких запах, теперь он чувствовался везде.

Константин Григорьевич резко обернулся, так, что Антон чуть не врезался него.

- Итак, молодой человек. Если вы не передумали, то жду вас завтра в восемь утра. И прошу без опозданий.

- На собеседование? А можно как-то сегодня пройти его до конца?

- Так вы его прошли. Поздравляю!

- Как? Но ведь вы даже ничего у меня не спросили.

 Константин Григорьевич вздохнул.

- Собеседование состояло в том, чтобы вас не стошнило и вы не хлопнулись в обморок. Результат превзошёл ожидания. Вы приняты на испытательный срок.

- А…остальные претенденты?

- А больше никто не и пришёл.

         

Незаметно пролетели три месяца. Многое изменилось в жизни Антона, исчезли дреды, побледнел южный загар, появилась стабильная работа и возможность помогать сестре и племяннице. Антон с упорством и скрупулезностью осваивал тонкости работы медрегистратора. После того собеседования он долго не мог прийти в себя, решил, что это точно не для него, и пообещал себе больше не ходить в то страшное место. Но условия оставались всё такими же заманчивыми и подобного больше ни одна организация предложить не могла. Да и в свободное время можно было бы подрабатывать.

Он вернулся несколько дней спустя. Константин Григорьевич сказал, что предвидел подобный расклад, но отныне на Антона возлагаются обязательства, неисполнение которых повлечёт за собой неприятные последствия, так как вся система – это слаженный механизм, а подобные исчезновения повлекут за собой сбой этой системы.

К специфике работы было привыкнуть трудно, трудно было писать имена, фамилии дни рождения и даты смерти, отдавать справки безутешным, а порой неадекватным родственникам, было невыносимо заходить в то самое помещение. Но с каждым днём Антон осваивался всё больше, всё короче становились паузы в санпропускнике, перед тем, как открыть дверь, всё уверенней выводила рука записи в журнале. Да и с коллективом повезло, атмосфера царила весьма доброжелательная, даже дружественная. Кто-то угощал обедом, кто-то подвозил до дома, обратиться по любому вопросу – без проблем. Антон знал, что подобное встречается редко, поэтому дорожил этим, коллеги как-то сразу приняли его, и он быстро стал «своим парнем». Особенно он сдружился с врачом Юлькой и даже несколько раз провожал её до дома.

В конце ноября произошло печальное событие. Один из санитаров неудачно упал и сломал ногу. Дежурных не хватало. Все коллеги уже знали о семейной ситуации Антона, поэтому он не удивился, когда в конце смены нему подошёл Константин Григорьевич с предложением заменить недостающую рабочую единицу, а заодно и подзаработать. Не хотелось, как он выразился, искать человека с улицы, ведь к тому времени, пока он станет самостоятельным, с больничного вернётся свой санитар. Антон недолго раздумывал, это была прекрасная возможность подзаработать. И он согласился.

Должностные обязанности ночного санитара заключались в дежурстве на телефоне, приёмке и размещении тел, фиксировании их во входящий журнал. По словам других дежурных санитаров, это была самая лёгкая работа. За ночь приезжали нечасто, так что можно было заниматься своими делами – спать, смотреть телевизор, словом, делать что угодно, даже позвать друзей, чтобы не было скучно. Только Антону звать было некого, связь с немногочисленными приятелями исчезла за полтора года отсутствия, да и желания восстанавливать её тоже не было.

Наступила первая ночь дежурства. В комнату отдыха Антон заходил часто, в основном с кем-нибудь из коллег, так что его неприятно удивила тишина спящего здания. Обычное отделение при свете дня, казалось жутковато-неприветливым вечером, когда на улице стемнело и двор освещали лишь несколько фонарей. Антон знал, что на въезде дежурил сторож, но он почти всегда крепко спал, выпив накануне смены. Антон прошёлся по коридору, прислушиваясь к звуку собственных шагов, гулко отзывавшихся в ответ на соприкосновение с полом. Как тихо.… Никогда Антон не слышал, чтобы здесь было так тихо. Едва ощутимое волнение пробежалось холодком по спине, Антон, ускорив шаг, шагнул в комнату отдыха и запер за собой дверь. Так-то лучше. Он обошёл комнату, осматривая обстановку, как в первый раз. Раньше он не обращал внимания, как много здесь икон. Они висели на стене, над дверью, ламинированные картонки с изображениями разных святых рядочком выстроились на одной из полок шкафа, в углу, на той же полке, пылился старый молитвослов. Как он раньше всего этого не замечал?

Он плюхнулся на диван и включил телевизор. Пощёлкав пультом, Антон остановился на каком-то мутном детективе перестроечных времён. Постепенно его стал одолевать сон, веки тяжелели, и под монотонные диалоги главных героев Антон погрузился в полудрёму.

Сколько прошло времени, он не знал. Он знал только то, что проснулся от того, что в коридоре лязгнула металлическая дверь. «Та самая дверь» - пронеслось в голове. Антон сидел на диване, на экране до сих пор не могли распознать маньяка, над головой мигала тусклая лампочка. Может, показалось? Но сердце тревожно колотилось, настаивая на том, что нет. На ватных ногах с трясущимися коленями Антон, не выключая телевизор, подошёл к двери. Прислушался.  Вроде тихо. Тогда, набравшись смелости, он приоткрыл свою дверь и крикнул в коридор: «Кто здесь?» Но ответа не последовало. Антон надеялся, что, может, это сторож, которому вдруг что-то здесь понадобилось, но кругом стояла тишина. Антон осторожно закрыл дверь и запер её на щеколду, после чего сделал телевизор громче и просидел до утра, закутавшись в одеяло, пока не уснул.

Утром, когда его спросили о том, как прошло первое дежурство, Антон поведал, как ему послышался металлический лязг. Константин Григорьевич воспринял этот рассказ скептически, подбодрив Антона, что в состоянии  когда тело спит, а сознание бодрствует, существует большая вероятность того, что что-то может почудиться. А вообще, нет ничего такого, чего нельзя было бы объяснить логически. Это объяснение показалось Антону убедительным, ведь и правда: первая ночь в столь специфическом месте могла не на шутку раззадорить воображение.

         

Через три дня ко второму дежурству Антон подготовился основательнее. В этот раз он взял с собой наушники, флешку со скачанным сериалом и пришёл заранее, пока на улице не стемнело, чтобы успеть пообщаться с коллегами. Но один за другим, сотрудники стали расходиться по домам, умолк и звонкий голос Юли. Антон снова погрузился в мрачную тишину.

Он поспешно начал свои сборы, нужно было перенести в комнату отдыха всё, что могло понадобиться. Ноутбук, электрочайник, кружку, запасной плед – Антон за один раз захватил всё необходимое и запер дверь изнутри. На часах почти девять.  Он закутался в плед, надел наушники, и включил сериал.  

На самом интересном месте третьей серии звук оборвался и экран погас. «Фу ты, черт», - выругался Антон. Забыл зарядку! После воплей воинствующих средневековых мужей в наушниках тишина вновь заложила уши, она казалась более глубокой и оттого более пугающей. Антону стало невыносимо вот так просто сидеть, и он раздражённо вскочил на ноги. Надо пойти, просто пойти, забрать зарядку - и всё. Ничего тут нет, всё страхи в голове. Пройти семь метров туда и семь обратно. А он, взрослый мужчина, мнётся, как ребёнок. Это же просто смешно.

Антон приблизился к двери. Прислушался и выскользнул в коридор. Холодный свет, отражавшийся от стен, неприятно мерцал, раздражая глаза. Антон недовольно поплёлся к рабочему кабинету. Вдруг неприятное леденящее чувство кольцом сковало его горло. Он остановился. Тишина. Антон двинулся вперёд. И снова! Нет, ему не показалось! Он это слышал! Антон резко затормозил и обернулся. Позади никого не оказалось, но рассинхрон в пару секунд заставил похолодеть его кровь. Он слышал, он чувствовал, что кто-то идёт за ним, чуть не наступая на пятки. Он слышал шаги. Не свои шаги.

Антон в два прыжка очутился возле кабинета и повернул торчащий из замка ключ. Так, зарядка где-то в столе. Он судорожно начал рыскать по ящикам, пока рука не нащупала упругий шнур. Антон подошёл к двери, стараясь не смотреть в висевшее рядом зеркало, и через мгновение вновь оказался в коридоре.  Несколько прыжков, и он уже возле комнаты отдыха. Вот и всё. Он вздохнул с облегчением и толкнул дверь плечом, но та не поддалась. Антон, непонимающе посмотрел на неё и толкнул ещё раз. Дверь не открывалась. Тогда он судорожно затряс ручку, но дверь оставалась закрытой. «Чёрт, чёрт, чёрт!» - выпалил он, вперемешку посыпая дверь отборными ругательствами. Когда она успела захлопнуться? Он даже не слышал. В бессильном отчаянии Антон пнул дверь ногой и сполз по стенке, обхватив голову руками.  Металлический лязг, громче и ближе, чем в прошлый раз заставил его вскочить на ноги. Антон снова задёргал ручку двери, он готов был завопить от ужаса, но крик застрял в горле. На лбу выступила испарина. Он уже не соображал, что дверь заклинило, он просто с остервенением рвал ручку, словно это был единственный путь к спасению. Он чувствовал, что что-то, приближающееся от той металлической двери, ближе, ближе…

Дверь всё-таки поддалась, и Антон, чуть не упав, ввалился в комнату. Он затворил щеколду и, спотыкаясь, бросился к шкафу, на полке которого стояли выстроенные рядком бумажные иконки. Дрожащими руками он схватил молитвослов. Было хорошо слышно, как к двери комнаты приближались тяжёлые шаркающие шаги. Книжка сама раскрылась на вложенной закладке и Антон, запинаясь, начал читать когда-то знакомые, но позабытые слова молитвы.

«Живый в помощи Вышняго, в крови Бога Небеснаго водворится», - шаги за дверью как будто замедлились. Антон остановился и прислушался. Шаги медленно приближались и остановились у самой двери. Он затрясся ещё больше и продолжил читать: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи, во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго». Шаги топтались возле двери. «Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих». Антон услышал, как шаги, шаркая по полу, удаляются. «Воззовёт ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».

Антон закончил читать и перекрестился, чего не делал много лет. Прислушался. Тишина. Наваждение спало. Он опустился на колени и слёзы побежали по его щекам, слёзы обжигали, а с ними выходило и что-то долго копившееся в душе много лет. Антон листал старенький молитвослов. Псалом 90. Начал читать и осознал, что строчки появляются сами собой из глубин подсознания. Он почти читал по памяти.

Наступило утро. Антон проснулся, едва в комнате стало светлеть. Остаток ночи он провёл в слезах и молитве, пока, наконец, не забылся тревожной предрассветной дрёмой. В этот раз на вопрос Юльки о том, как прошло дежурство, он просто ответил: «Нормально». И, уставший, поплёлся домой.

(Окончание следует)