Проза

ФУРАЖКА

Илл. к рассказу "Фуражка": Максим Ильинов

Заканчивалась первая неделя летних каникул. Долгие, жаркие и скучные дни. Оказалось, что освобождение от занятий в школе само по себе не приносит радости.

В мае по станице стал распространяться лишай. В считанные дни у десятка, а потом счет пошел на сотни людей, на голове кругами выпадали волосы, обнажив красную шелушащуюся кожу. Особенно страдали дети. Им не разрешали встречаться. Прекратились групповые игры. Купаться в речке тоже было нельзя.

Мне, стоявшему на углу пустынной улицы, было вдвойне горше. Во-первых, я не болел, но тем строже было требование не подходить к другим детям. Во-вторых, в последний день учебы пропала моя новая фуражка. Сшитая из вельвета песочного цвета, она была предметом моей гордости.

Неожиданно из соседнего проулка на дорогу выехал мой друг. Он сидел верхом на осле и подгонял его, подстегивая кнутом. Осел только делал вид, что галопирует.

Мне в глаза сразу бросилась фуражка. Я не сомневался. Это была моя фуражка. На мое требование остановиться и отдать фуражку друг заносчиво ответил, что ее ему купили еще в прошлом году. В первое мгновение он смутился, и это не укрылось от меня.

Я проявил настойчивость. Он отвечал, что моя фуражка была новой, а у него старая. В доказательство показал распоротую подкладку. Пришла очередь смутиться мне. Осел, получив в бока удар голых пяток, нехотя тронулся.

Постояв в растерянности, я вспомнил, что под ремешком на козырьке фуражки я сделал небольшой надрез и спрятал кусочек вишневого листа.

Была такая игра, которую мы называли «игрой в зелень». У игравших в любое время должен был быть листик или травинка зеленого цвета. Если он слышал слова: «Ни дать, ни взять, твою зелень показать», должен был предъявить спрашиваемое.

Догнать осла было нетрудно. Я попросил показать в фуражке зелень, но услышал возмущенное заверение, что он больше не будет со мной дружить.

Сомнения пропали, и я, подпрыгнув, сорвал фуражку с его головы. Отогнул ремешок козырька и показал свернутый засохший лист. Одев фуражку, гордый своей сообразительностью, пошел домой.

Мама, услышав, что я отобрал украденную у меня фуражку, с тревогой спросила, нет ли у моего друга лишая на голове. Лишаи были, и в большом количестве. Мне немедленно вымыли голову хозяйственным мылом. Фуражку пришлось сжечь.

Вскоре нашли лекарство от лишая. Им оказались обыкновенные школьные чернила. Неделю по станице ходили «фиолетовоголовые» жители, смеясь и подшучивая друг над другом.

Мальчишки стали собираться группами, затевая веселые игры и походы на речку. Я не отставал от других, но почему-то чувствовал себя неловко, встречая похитителя моей фуражки. Он тоже сторонился меня. По совету мамы я сохранял случившееся в тайне.

Как-то товарищ подошел ко мне и, глядя в сторону, сказал «спасибо». Оказывается, во время игры в парке я повесил фуражку на дерево и забыл. Находка понравилась ему так, что он не смог вернуть мне фуражку.

Стало легко. Он заулыбался, и мы обнялись.

Прошли годы. Много людей встречалось мне в жизни. С большинством я сохранил добрые отношения благодаря правилу, усвоенному в детстве. Узнав о человеке плохое, не говорить об этом другим.

СОЛЕНЫЕ ПОМИДОРЫ

Илл. к рассказу "Солёные помидоры": Максим Ильинов

Не помню, как появилась эта привычка, но каждый мальчишка, живший на северной окраине станицы, если его посылали в магазин или он шел за водой, или по какой-то иной надобности, он звал с собой друзей. Когда вечером я вышел на крик моих друзей, то узнал, что они идут за помидорами на другой край станицы. Без раздумий присоединился к компании. Большое эмалированное ведро с крышкой гремело в такт нашим шагам.

Тот, кого послали за помидорами, вошел во двор, а остальные принялись играть в пятнашки. Скривившись на бок, держа в одной руке ведро, полное зеленых помидоров, а в другой — крышку, посыльный вышел на улицу. Мы тут же определились, кто за кем будет нести ведро, и угостились помидорами. Прохладные соленые и сочные, упругие на зубах помидоры были очень вкусными, и к завершению пути исчезла не только горка, но и стала видна верхняя канавка корпуса ведра.

Мама нашего товарища с удивлением спросила, почему ведро неполное. Мы весело отвечали, что ведро было полное, но мы съели часть помидоров. На лице женщины отразился испуг.

— Вы же можете умереть. Будет жажда, и придется пить и пить воду, пока не лопнете.

Мы переглянулись. Пить уже хотелось. После услышанного это желание стало мучительным.

— Идите домой и скажите, чтобы вам не давали воды, иначе беды не миновать. Вбежав во двор своего дома, я первым делом сказал бабушке, что очень хочу пить, но нужно следить за мной и не давать воды. Бабушка удивилась, и пришлось рассказать ей, что произошло.

Я редко съедал больше одного соленого помидора. Но по дороге съел много, очень много и, казалось, сейчас способен выпить ведро воды. Видя, что я не нашутку встревожен и даже испуган, бабушка объяснила, что мама моего друга пошутила, но есть помидоры в таком количестве не следует.

На следующий день среди друзей только и были разговоры о съеденных помидорах. Все уверяли, что поняли шутку, но смеялись почему-то они сегодня, а не вчера.

ПОМИНКИ

Илл. к рассказу "Поминки": Максим Ильинов

В Дмитриевскую субботу бабушка напомнила мне позвать к обеду друзей для поминания дедов и прадедов. В назначенное время мальчишки были во дворе. Держались серьезно и степенно. Поздоровавшись с бабушкой, подошли к умывальнику и помыли руки. По высоким каменным ступеням поднялись на веранду. Пол был устлан кошмой. Посередине постелена скатерть. Все разулись и встали вокруг скатерти. Немного помолчав, стали называть имена поминаемых. Сели, скрестив гибкие мальчишечьи ноги так, что ступни смотрели за спину. Все знали, что по казачьему обычаю сидеть ногами к еде категорически запрещено. Нельзя класть на стол, где бы он ни стоял, головные уборы.

Бабушка  принесла на большой фаянсовой тарелке пышки. Ароматные, золотисто-коричневые с маслянистыми боками, уложенные высокой горкой. Поставив блюдо в центр, бабушка принесла пиалы, наполненные жидким медом.

— Как вы похожи на ваших дедов, — проговорила бабушка. — Они были мальчишками, а я девочкой помогала бабушке.

Мы стали отламывать кусочки от пышек и, макая в мед, поедали. Все старались держать спины прямо, даже когда наклонялись за очередной порцией.

После того, как были съедены несколько пышек, бабушка принесла большой чайник. Разлила по стаканам горячий душистый чай и на блюдце подала каждому поминающему. Прихлебывая чай, мы съели еще несколько пышек. Все были сыты.

Бабушка еще раз налила в стаканы чаю, приговаривая, что мы поминаем, как деды. Всем были лестны эти слова. Поставив на скатерть тарелку с подушечками карамели, посыпанной сахаром, она встала у стены.

За все поминание никто не проронил ни слова. Карамель была очень вкусной, но мы как мужчины проявляли сдержанность и допили чай, съев по две-три подушечки.

Поднявшись, все поблагодарили бабушку и вышли во двор.

Со слов бабушки я знал, что в старое время, то есть до революции, мальчики прежде, чем сесть, читали поминальную молитву и называли имена. Заканчивали поминание тоже молитвой и благодарением Господу. Но мы росли во время буйствовавшего атеизма, когда низкорослый, толстый и лысый, с большим губастым ртом лидер великого государства, подняв руку и сжав кулак, кричал, что скоро покажет стране последнего попа.