Комментарий | 0

Раскрепощение

 

 
 
 
 
 
Уходящему поколению
 
 
Они не спешат умирать –
берут в руки лыжные палки,
выходят ни свет, ни заря
гулять в близлежащие парки.
 
Уверенной финской ходьбой
подальше от скучной могилы,
идут, как в «решительный бой»,
пока ещё чувствуют силы
 
в натруженных крепких руках,
в ногах, что скрипят, но шагают…
и в этих спокойных шагах –
страна… но немного другая.
 
 
 
 
 
Ночью
 
 
Фонари. Снежинки. Город.
«Ветропросвист» снежных горок –
жили-были Северянин, Блок…
пили-пели… канет в лету
«Парабеллум» – на «Беретту»
поменяют, а потом на «Глок»
парни самые плохие –
девяностые лихие
тоже в прошлом.
Правит вечный бал
тот, чей постер на заборе,
кто на суше и на море
покупает души за металл.
Керосиновые лампы,
огоньки небесной рампы
погасил фонарщик Аладдин.
Скользкой узенькой дорожкой
водит за нос, чёрной кошкой
бродит, мажет белый палантин
жирной ваксой ночь густая…
Рвутся мыслей паутинки,
старушонка скалит мёртвый рот…
и летят колючей стаей
в небо жуткое снежинки –
ночью в небе всё наоборот.
 
 
 
 
 
Утром
 
 
 «Утро вечера мудренее».
Просыпаясь с крестом на шее,
«Боже, милостив…» прошептав,
тихо радуясь, существуя, –
кофе… искренность поцелуя –
это стафф или твой устав,
так ли важно? – кому что дальше…
Небо ближе, но слово фальши
вновь блеснёт в женском портмоне…
забагрит невесёлой думкой…
Что заигрывать с дамской сумкой? –
если в почках полно камней,
время выпить забытой браги…
Смотрит леший из-под коряги,
грустно смотрит… грибы… грибы…
У причала весло и лодка –
сама та для ловцов погодка,
не тушуйся… греби… греби…
 
 
 
 
 
Сон мне
 
 
Ты приснился мне солдатом
в старом ватнике военном,
без ремня, без автомата
и с лицом обыкновенным.
 
Ловко спрыгнул ты с подножки
предпоследнего вагона,
без пилотки, без гармошки
и без лычек на погонах.
 
Я спросил, и ты ответил
как тебя «приговорили»…
Не был свят, а вижу – светел…
Помолчали, покурили…
 
Не свезло тебе к невесте
и на танцы гармонистом…
Ты расстрелян был на месте
в стельку пьяным особистом.
 
 
 
 
Пятна
 
 
То ли шампанского брызги,
то ли венозная кровь? –
пятна на лазерном диске –
наш брудершафт «за любовь» …
 
Пляшет метель-Саломея –
слепнут глаза-фонари.
Острое слово немеет,
адово пламя внутри.
 
Голову брата на блюде,
слово мольбы бормоча,
в губы целую прилюдно…
Плачет в бессилье свеча…
 
 
 
 
 
Обида
 
 
Ты обиделась… я знаю – это значит,
что меня теперь накажут небеса…
Да, по мне уже давно на небе плачут,
и наточена тяжёлая коса,
а для верности пристреляна винтовка
на мишенях всех несбывшихся надежд,
с той поры, как осень – рыжая плутовка
разбросала лоскуты своих одежд
по лугам, где бойкий ветер шаловливый
подсмотрел обворожительный стриптиз,
а над речкой перешёптывались ивы
в предвкушении банальности реприз…
Ты обиделась, а осень-чаровница,
потеряв от горя голову и стыд,
обнажённая пришла со мной проститься
и у гроба долго плакала навзрыд…
 
 
 
 
Talkin’ bout love
 
 
Подобно мышке, прячась глубже в норку,
грызу засохшую ржаную корку
своей вины…
трофейную махорку
курю, забив на прошлое косяк,
где накосячил и накуролесил,
сломал двенадцать стульев, пару кресел,
где был горяч и молод, бодр и весел…
мой оптимизм доселе не иссяк,
хотя хвалиться мне особо нечем,
в боку шалит наджабленная печень.
Дождливый день течёт в промозглый вечер…
для одного заварен крепкий чай –
грузинский, из Советского Союза,
с лимоном, с горьким привкусом конфуза…
для одного так много, много блюза…
хочу любви…
звоню, иду…
встречай…
 
 
 
 
 
Раскрепощение
 
 
Раскрепостись, душа, – мы взяли измаил!
И крепость купчая подписана подьячим…
А покровитель наш – архангел Михаил –
Кто как Творец – живой, земной и настоящий.
 
Он без меча мятеж чертей угомонил
и, крепость чайную ослабив ложкой сливок,
свой трубный глас, как запечатанный винил,
на чай оставил нам несчастным и счастливым.
 
Раскрепощение – свобода от вины
креплёных вин любви в бездонной чаше моря,
как вдохновение дыхания весны,
над вечной болью человеческого горя…
 
 
 
 
 
W
 
 
Бабе – новое корыто,
деду – «стыд и срам» …
Королевы Маргариты
только мастерам
 
вышивают жёлтым шёлком
вензель с «дабл ю»,
прочим «певчим» клювом щёлкать –
упускать ничью
 
на добавленной минуте
в дьявольской игре…
предъявлять потом Анюте
пени во дворе.
 
 
 
 
 
Память
 
 
Люди – что свечки…  память – ещё живёт:
греет на печке спину, бока, живот;
пахнет касторкой, луком да чесноком,
потом, махоркой, страждущим стариком;
 
смотрит с портрета, щурясь на тусклый свет,
с фото в газетах ярких далёких лет,
где подытожен год – краткой славы миг,
с мягких обложек старых настольных книг;
 
слышит – свингует демон в печной трубе,
ищут другую тему в ночной борьбе
пламя и глина… таем, светло горя…
память – калина… ягода ноября.
 
 
 
 
Царство
 
 
Не будит затемно горнист –
«трубач у врат зари» …
и путь ловца давно тернист,
а тернии внутри.
 
Заброшен лодочный причал,
замыт песком залив,
где ветер ласково качал
гамак под сенью ив.
 
Здесь жуткий холод по утрам,
а днём палящий зной…
Здесь царство выдры и бобра…
и крысы водяной.
 
 
 
 
 
Первый снег
 
 
Глумится старичок-боровичок:
- Иванушка! – и прячется, шалит…
Иван не пьёт Столичной, только сок…
и никогда не пробовал Шабли.
 
«Don’t talk to strangers» – с этим он знаком,
присутствовал на шоу до конца...
и страшную историю с платком
переписал от первого лица.
 
Просил: скажи, с чего всё началось?
Молчал и улыбался человек…
Луна висит над речкой… странный гость
исчез… а утром выпал первый снег.
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка