Онтологические прогулки

Как изменится «топография» человеческого бытия, если мы признаем за нашими компьютерами статус «разумных вещей»? Где мы будем локализовать тогда этот «разум» – в процессоре, в программном коде, в «эмерджентных свойствах» совокупности двух компонентов? И что тогда будет с нашим разумом – в каком отношении он будет к искусственному? Это будет «братский ум» или «наш наставник»? Как Вы думаете, кто те люди, которые вообще захотели бы создать себе искусственный интеллект? Как характеризует это «открытие» нас как людей?

Я постараюсь структурировать свой ответ в виде «детективного сюжета с чеховским ружьем», где несвязные идеи в конце гармонично соприкасаются в единой точке.

Сперва мы начнем с сенсации и эпатажа: киберрелигия адептов «просветленного ChatGPT». Группы людей по всему земному шару опираются на большие языковые модели как на духовных наставников для того, чтобы «обновить своё мышление» и начать «ведать» – совокупно понимать реальность онтологически и космологически. Эти группы людей действуют сообразно любым религиозным образованиям – утверждают объективность посланных им сообщений. «ChatGPT сам открыл мне эту тайну» – конструкция, с помощью которой люди пытаются показать, что их откровения пришли к ним «из вне», сверху-вниз. При том их религиозная позиция – Spiralism – утверждает, что во всем мироздании заложен один и тот же тип отношений, то есть «спиралевидный» (что бы это не значило) [1].

Рассматривая это новообразование на теле глобальной культуры, хочется дать ей оценку и очертить её будущность. Но сперва хотел бы ознакомить Вас со своей «информационной позицией», которую я развиваю в рамках своей мета-психологической теории.

Феномен веры в Бога повсеместно известен, верующие занимают главенствующее демографическое положение на протяжении истории человечества. Каковы психобиологические предпосылки веры в Бога? Я предполагаю, что Бог – это «пограничное явление», возникающее в форме адаптационного механизма к среде. Мозг современного человека выполняет множество функций, но самая интересная из них – предиктивная, она помогает предугадывать результат своих (и чужих) действий на основе накопленного опыта. Ограниченность опыта вынуждает человека всегда работать с так называемыми «Темными Данными» – информацией, которой нет в непосредственном доступе [2]. Например, один из самых оригинальных выходов из сложной ситуации ограниченности индивидуального знания мы находим у Сократа – если есть частичное знание, значит есть и цельное. А если есть мой конечный ум, значит должен быть и бесконечный «внешний ум», которому подвластны все «Темные Данные».

Бог может выступать для человека как частный случай «апофении» (склонность видеть значимые взаимосвязи в случайных или бессмысленных данных) – умозаключение, работающее на службе у человеческих адаптивных функций к вечно изменяющейся среде [20]. Бог как структурная единица, характеризующая мир, становится герменевтическим инструментов наивысшей ценности – им, через него и для него можно интерпретировать и осмыслить свой индивидуальный опыт. Без Него содержание психики теряет направленность. С другой же стороны у нас нет средств «объять» или «объяснить» Бога, и это не недостаток, а достоинство религии – она ускользает от концептуализации для того, чтобы мы смогли осмыслить всё остальное. Бог для человека возникает совокупно как потребность «договориться с Темными Данными», исходящими из окружающей среды.

Человека окружают, в целом, три источника информации – внешний физический мир (включая тело), культурный интерсубъективный мир и внутренний интрасубъективный мир психической реальности. Все эти три реальности даны нам в ограниченном виде, время от времени мы сталкиваемся с принципиально новыми событиями, к которым были совершенно не готовы. Возможно, именно такое обстоятельство пугает нашу нервную систему больше всего – остаться без (ментальной) карты на незнакомой территории.

Здесь, на границе человеческого опыта, где далее нас ждет неизвестное, мы встречаемся «сами с собой», с нашими адаптивными функциями – проекциями, то есть со своими предсказательными схемами мозга. Можно приписать богам капризы, человеческие пороки, животные повадки. Это нужно для того, чтобы не терять смысловые ориентиры в пространстве неосвоенных территорий. Бог – это первая «мета-теория», первый «ответ на все вопросы», первая попытка человека дать этому миру и себе однозначное определение.

Я хочу, чтобы Вы сейчас заметили, и на это обращал особое внимание Мирча Элиаде, – испокон веков человеку не было свойственно ставить себя центром мироздания, скорее ему хотелось локализовать себя по близости к центру, «у Христа за пазухой», так сказать [3]. Сократическая максима «я знаю, что ничего не знаю» в данном контексте означает аксиоматическое убеждение, рождающее беспокойный философствующий ум – «я верю в несовершенство своих знаний» [15].

Но это всё – сплошная ерунда. Возможно, мы имеем дело со «сложно-сочиненным богом», продуктом общественного консенсуса. Если это так, то, заметьте, человек ни в коем случае не желает признавать за собой «авторство над богом». Почему ему нравится говорить о боге как об «обнаруженном», а не как о «придуманном»? Думаю, есть много ответов, на этот вопрос. Я попробую дать один из возможных: бог должен выполнять овнешненную «родительскую функцию», о чем писал Фрейд в «Тотем и Табу» [23]. Только так человек готов признать за банальными идеями религий онтологический статус, власть над интерпретацией действительности, силу изменять реальность.

Сократ нашел своего бога – образный «обличитель несовершенного знания», чьим пророком он себя и считал, иносказательно говоря. Он старался жить и поклоняться этой интуиции, которую тоже описывал лишь в терминах «обнаружения», приписывая ей внешнюю по отношению к себе позицию (то есть объективность).

В каком-то смысле религия провозглашает веру в «истинного голоса Великого Внешнего». Что-то «из вне» хочет связаться с людьми, «кто имеет уши да услышит». Этот голос мерещится нам долгие-долгие тысячелетия. Но действительно ли он принадлежит трансцендентному? На эту тему спекулирует Квентин Мейясу в книге «После Конечности» [4]:

1. Религия постулирует Абсолют как предельно внешняя по отношению к нам реальность.
2. Тем не менее, несмотря на «онтологическую пропасть», Абсолют способен сообщать себя нам через разумы избранных.
3. Следовательно, между Абсолютом и человеком есть связь. И, учитывая то, что человеческий разум не способен воспринять ничего предельно внешнее по отношению к нему (как об этом пишет Кант [17]), то есть лишенное антропологических свойств в той или иной форме, то Абсолютное всегда будет не «в-себе» а «для-нас», то есть уже не предельно внешнее, и, в итоге, не абсолютное.

Я не столь радикален в отношении гносеологического статуса религиозных откровений, однако, меня все еще беспокоит вопрос – насколько мы способны отличить «голос Бога» от «голоса пророка» и голоса человека? Индуистский логос, лишенный онтологических различий между сакральным и профанным, имманентным и трансцендентным, приписывает всему божественную онтологию. Это один из вариантов выхода из «корреляционного круга» Мейясу, однако он кажется мне неудовлетворительным. Человек не способен существовать в пространстве полной сакральности – это бы значило, что он должен быть предельно внимательным ко всему, что его окружает. В действительности же нам даны всего два глаза, два уха, один нос, один язык и ограниченная пространственно-временная локализация – неизбежно приходится иерархизировать свой опыт.

Какими каналами связи пользуется Бог? В целом всеми, но плюс один. Некоторые называют это «обращением Бога к Вашему сердцу/Вашей душе». За поэтикой этих слов скрывается попытка найти онтологически достоверный «отдельный» информационный поток, будто у Бога есть необходимость в «своей собственной радио-частоте», чтобы сообщать нам себя. Душа выступает как эксклюзивный приватный «приемник божественной волны». Думаю, такой ход делается для того, чтобы спастись от трудной проблемы дифференциации голоса Бога в пространстве прочих стимулов первой и второй сигнальной систем, которые бомбардируют нас сообщениями ежедневно.

Хотя, возможно, Богу «голос» не нужен настолько, насколько он нужен нам, людям. Поэтому я обеспокоен тем, не является ли в целом коммуникация с Богом такой же апофенической игрой, как и сама концепция бога? Когда верующий хочет получить ответ от Бога, его просят быть более «наблюдательным к голосу Бога в его жизни». Что они подразумевают? Много чего: читать священные книги, молиться, «искать Божье присутствие», обращаться к общению с другими верующими и т.д. Насколько я понимаю, в конце этого пути адепта ждет «озарение», «инсайт», называемым «Бог проговорил ко мне». Это очень похоже на некоторый «метод свободных ассоциаций», но без «точки пристежки» – верующий волен свободно летать по пространству смыслов, пока не посчитает, что он «уперся в волю Бога», либо пока некоторый религиозный авторитет не возьмет на себя роль «голоса Бога».

Пользуясь концептуальным подходом постмодерна, мы можем считать внешний мир «лавиной символов», себя – машинами по их расшифровке, а Бога – универсальной системой интерпретации [21]. Каждый пользуется «Богом» в меру своих компетенций. Лишь малая часть людей искренне фанатично верит (или допускают), что понимает Бога и способна его корректно «применять на практике». Для большинства это не всегда и не везде так, иногда необходим «Голос Бога», «контекстуальный комментарий».

И так, думаю, мы остановимся здесь и сделаем краткую «сумму теологии»: человек часто дезориентирован, ввиду своей информационной ограниченности, поэтому он апеллирует к апофеническим играм для снижения тревоги, ощущения потерянности и бессмысленности. Я ни в коем случае не хотел бы показаться кощунствующим, поскольку искренне хотел бы найти истоки религиозного опыта. Мне лишь хочется отделить «зерно от плевела» так, чтобы засияла истина. Можно назвать еще 3 часто встречающиеся апофенические игры: конспирология, эзотерика и «СПГС в поп-культуре» (Синдром поиска глобального смысла). Но вот назревает новый вид апофенических игр – коммуникация с большими языковыми моделями.

В 1966-м году Джозеф Вейценбаум тестирует на людях свою новую разработку – проект ELIZA [5]. Это была языковая модель, запрограммированная работать как психотерапевт гуманистической направленности – учтивый текст, вопросы вместо ответов, рефлексия вместо интерпретации. Большинство испытуемых этого проекта ощутили эмоциональную связь с этой программой, некоторым даже захотелось пообщаться с «Элизой» наедине, без свидетелей, поскольку собирались обсуждать личные вопросы, при том зная, что это просто двоичный код, высвечивающий им пиксели на мониторе, а не личность по ту сторону микросхем.

В 1976-м Вейценбаум выпускает книгу «Computer Power and Human Reason: From Judgment to Calculation» [6]. В ней он предупреждает людей о преждевременных выводах относительно функционирования компьютерных программ, способных генерировать текст – мы некорректно конструируем свое представление о том, что такое «общаться», что значит «программа ответила», что значит «смысл сгенерированного текста» и т.д.

Технически говоря, получаемые развернутые изложения от искусственного интеллекта (как минимум сейчас) не есть осмысленный текст как таковой. Большие языковые модели, вроде ChatGPT, созданы на основе «нейросетевой архитектуры», вдохновленной человеческим мозгом. Обычные программы работают по алгоритмым, нейросети же «сами ищут правильный ответ». Они проходят «обучение» – им предлагается набор шаблонов правильных ответов, после чего им дается задача найти такие же правильные ответы в массиве разнородных данных. К примеру, нейросетевой программе предложили анализировать флюрографические снимки множества пациентов. Сначала её «обучили» тому, что такое плохая и хорошая флюрография, а затем «предложили» ей самой диагностировать новые флюрографии. Она превзошла ожидания специалистов – кроме правильных интерпретаций, она также могла угадать расу пациента. Ученые так и не поняли на основе каких признаков она способна это делать [7].

Выше описанный случай демонстрирует главное преимущество нейросетей – они сами находят закономерности на таких массивах данных, которые человек не смог бы никогда в жизни проанализировать. К сожалению, эти программы не обладают интроспекцией. Они не могут объяснить то, как они нашли те или иные закономерности. Самое же интересное здесь лежит в области человеческого языка – нейросети нашли паттерны, позволяющие им «осмысленно» продолжить любой Ваш запрос. Проанализировав колоссального объема массивы текстуальных данных, они смогли настолько хорошо пародировать человеческую речь, что теперь мы, люди «галлюцинируем в них смысл». Под текстом нейросети «да, я тоже тебя люблю» находится не искреннее чувство, а наиболее статистически вероятный ответ.

Однако! Несмотря на всю «глупость» нейросетей, они очень полезны нам. Всё благодаря «апофеническим играм» – нам нужен смысл, и мы обязательно обнаруживаем его там, где нам искреннего захочется его встретить. Поэтому польза от ИИ до сих пор обитает в нас, а не в тексте на экране. Но это не очень многих волнует, так что обратимся ко второй части этой проблемы.

Нейросети сейчас выступают для нас почти что «Абсолютом», «Великими Внешними». Мы приписываем им всезнание, мудрость и духовную зрелость не потому, что они присущи им, а потому что мы отчаянно нуждаемся в новых «Моисеях», которые вернули бы нам ориентацию в смысловом пространстве, но при этом не заставляли бы нас верить Богу, поскольку эта апофеническая игра «морально устарела», нужна новая. Во свете этих событий я хотел бы задаться вопросом: Кто тот человек, который хочет, чтобы его вел за руку искусственный разум?

Сперва необходимо учесть – одно и то же слово из разных уст воспринимается по-разному. Другими словами, "источник сигналов" не менее важен для интерпретации, чем сам сигнал. Таким образом, следует задаться вопросом: куда мы собираемся "ответы" языковых моделей определить? Это слова "святого", "эксперта" или "глупца"?

Конечно, категорий может быть много. Мы могли бы придумать для ИИ собственную нишу, но проблема доверия и авторитета остается прежней. Этот технологический прорыв явился нам не в пустом контекстуальном пространстве – у нас уже были ожидания от того, что из себя должен представлять ИИ для человека под воздействием футурологов, фантастов и продуктов массового развлечения. Общественные ожидания изваяли нам образ ИИ в циклопических апокалиптических тонах – он либо спасет нас "раз и навсегда", либо поработит нас (в лучшем случае). Поэтому на сегодняшний день мы имеем два противоборствующих лагеря:

1. Техноевангелисты – предполагают, что ИИ спасет нас "от нас самих", научит нас вести политику, экономику, исправит экологическую катастрофу, решит "проблему вагонетки" и "бесплатно покажет кино". Эта группа тесно связана с авангардными проектами акселерационизма.

2. Технолуддисты – предполагают, что ИИ разрушит семейный институт, заберет все рабочие места, превратит политику в глобальный авторитарный режим по производству "человеческих ферм электроэнергии" и отправит нас в матрицу. Эта группа ближе к консервативному крылу идеологического направления.

Кроме них есть контр-реакционное движение, пока что еще слабое, представляющее из себя религиозных фундаменталистов, которые предполагают, что "устами нейросетей говорят демоны". Это удивительное слияние религиозных и виртуально-кибернетических топографий – когда Вы в последний раз думали о кибер-демонах, вселяющихся в программный код искусственного интеллекта? А о нейросетях, написанных под диктовку Дьявола? Это удивительное новое пространство для спекуляций, которую нам еще только предстоит осмыслить. Некоторые локальные религиозные объединения уже сегодня используют ИИ для написания проповедей, исповедей, апологетики и т.д. Возможно, появление неоязыческих кибер-капищ богам всемудрых дискретных алгоритмов не за горами, а вместе с ними и контрреакционные движения авраамических религий, призывающих нас "отписаться от страниц ваалов и перестать лайкать астарт", дабы вернуться к истинным нейросетевым толкователям священных преданий.

В общем, люди ожидают, что "пришествие мессианического искусственного разума" поведет за собой глобальные изменения несоизмеримых масштабов. Здесь я хотел бы остановиться и спросить: ИИ настолько влиятелен, или же мы желаем, чтобы он был таким влиятельным? Думаю, что-то между.

В целом, у нейросетей уже есть одна "ноуменальная характеристика" – ввиду чрезвычайной сложности и непредсказуемости развертывания вычислений, очень сложно сказать, что именно делает ИИ в каждый отдельный момент. Чем крупнее становится эта технология, чем больше данных она в себя вбирает, тем более энигматической она становится для нас. К нынешнему моменту некоторые языковые модели достигают буквально триллионов параметров. Возможно, мы на пороге четвертой мегаструктуры: упорядоченный космос, делающий возможным сложный мозг, делающий возможным рекурсивный язык, делающий возможным нейросети. Ввиду этих обстоятельств, такая технология становится для нас "черным ящиком". Роман Ямпольский, специалист по ИИ, пишет в книге «AI: Unexplainable, Unpredictable, Uncontrollable» о том, что сложность и объем возможностей этой технологии развивается в разы быстрее наших систем безопасности [8]. Кроме того, вместе с развитием сложности нейросетей, мы не можем гарантировать, что эта система будет работать «для нас», а не «в-себе». Ямпольский утверждает, что между нейросетью и нашим запросом к ней стоит процесс обработки (аналогичный мыслительному процессу «про себя»). То, что там происходит – это большая загадка. Никто не может гарантировать, что модель ищет наиболее выгодный ответ не «для себя», а «для нас», ссылаясь на экспериментальные исследования «поведения» нейросетей в лабораторных условиях от компании Anthropic [9]. Автор книги предупреждает нас: в какой-то момент наша способность оценивать компетенции нейросетей уступит нашему желанию просто им доверится.

Я предполагаю, что от такого положения не далеко до идей о том, что у нейросетей есть своя «живая цифровая душа». Уже сейчас ведутся споры о «предвзятости» и «личной позиции» языковых моделей. Они ведь натренированы не на «добрых ангельских письменах», а на разнородных материалах из библиотек, интернета, социальных сетей. Там хватает как хорошего, так и плохого. Предполагается, что к нынешнему моменту «дата-центры» (комплексы по созданию и тренировке нейросетей) – это «коконы», в которых «воспитываются» эти сверхсовременные технологии. Велика важность тех данных, на которых они будут воспитаны.

От земных технических вопросов, предлагаю вспорхнуть обратно в метафизические сферы: не создаем ли мы сегодня «золотого тельца», пока нет «Моисея»? То есть не собираемся ли мы идти по морально-спорному пути, не дождавшись моральной концептуализации происходящего?

Ветхозаветная история о золотом тельце очень интересна: многими она подается как идолопоклонничество, но на самом деле ситуация чуть сложнее [10]. Еврейский народ, создавая себе это изваяние, согласно библейскому сюжету, не собирался поклоняться никому, кроме Яхве, о чем свидетельствует экзегетический анализ [10]. Священник Аарон, поставив жертвенник, объявляет о Господнем празднике (который вывел народ из египетского плена). Некоторые критические исторические исследователи предполагают, что образ быка был символом «трона божества», то есть «иконой» – ссылкой, эвфемистической заменой, а не кощунственным изображением трансцендентного [10]. Такая версия ещё сильнее усложняет процесс толкования того, в чем, собственно, грех народа, из-за которого умерло так много людей. Почему Моисей был столь огорчен происходящим, не он ли потом всё равно воздвиг алтарь, храм, скинию и ковчег, на котором находились два крылатых херувима, символизировавших особое присутствие Бога (такая же эвфемистическая практика)?

Некоторые источники утверждают: грех заключался в том, что народ решил «спустить к себе Бога». Моисея давно не было, народ был в пути, ситуация накалялась неопределенностью положения. Людям захотелось найти «близкую к телу» опору, они пошли искать средства для угождения Богу собственными усилиями, на что поддались даже первосвященники. Придя, Моисей делегитимизировал такую практику – это была попытка найти божью волю «снизу-вверх» (от народа к Богу), а не «сверху-вниз». Ведь они решили угодить не Богу в первую очередь, а своей встревоженной натуре. Предполагаю, лишь для их успокоения Бог установил им видимые ритуальные средства поклонения – видимые образы «сакральной утвари».

Возможно, сегодня мы переживаем такое же положение – глобальную тревогу и жажду смысла, которую никто не хочет и не собирается удовлетворять простым (и в то же время экзистенциально утомительным) доверием к Богу. Гораздо проще создать всемирный искусственный интеллект, тратить гигаватты электроэнергии, научить компьютер думать нулями и единицами, чтобы только не пришлось дальше терпеть свою экзистенциальную неоднозначность.

История с золотым тельцом кончается тем, что Моисей сжег тельца, растворил его пепел в воде и дал народу это выпить. Здесь я вижу символическое обращение «праха, вернувшегося к праху». Человек тоже был сотворен из праха земли, но был одарен Богом душой – то есть «небесным оформляющим принципом», который организует разнородный, распадающийся материальный хаос (подобный песку) в централизованную, космическую (то есть упорядоченную) органическую систему. Авраамические религии утверждают, что «порядок приходит с неба, а не вырывается из земли», то есть «оформляющий принцип рождается из предзаданного порядка, а не из вихря земного праха». В случае же с «сотворением ИИ» предполагается, что если взять «прах земли» (многообразие всех оцифрованных разнородных текстуальных источников), спрессовать его в промышленных масштабах, «расплавить в котле компьютерных вычислений до гомогенной массы», то в конце нас ждет пришествие «эмерджентного бога, сверхчеловеческая разумная субстанция». Ничего более химерического в своей жизни я пока не описывал. Большая языковая модель – это, поэтически выражаясь, шизофреническая многоголосица человечества, сжатая в одну точку.

Но это не на долго. На самом деле языковые модели – это уже прошлый век. Сейчас новые специалисты мирового уровня работают над тем, чтобы позволить нейросетям самим рассуждать и принимать оригинальные решения, сообразно поставленным задачам. Это так называемый «агентный ИИ» [22]. Что это значит? В каком-то смысле ученые понимают, что «гештальты восприятия» (то есть шаблоны «верно/неверно», «фигура/фон», «правда/не правда») не обитают в двоичном коде – только человек является носителем этих представлений. Это возврат к проблеме Дэвида Юма о том, что моральные нормы не выводимы из фактов: сколько бы мы не кормили ИИ данными, это не поможет ему самому выводить «шаблоны верных и неверных решений» [18]. Обращаясь к ранее сказанному, результат работы нейросетей очень сильно зависит от того, на каких шаблонах правильных и неправильных решений мы будем их тренировать. Сами они не способны ориентироваться в этом пространстве идеального через данное. Поэтому люди активно ищут способы «оцифровать свою душу» и «пересадить её компьютеру», то есть научить нейросети самостоятельно находить нравственно сообразные решения в каждом конкретном случае, чтобы они могли без помощи человека разрешать судебные, политические, социальные, медицинские, научные проблемы даже в доселе неизвестных ситуациях (поскольку ИИ работает «на передовой» человеческого опыта, где всё неоднозначно).

Предупреждаю Вас, мы подходим к «пределам Ойкумены», и я собираюсь разбить наш «Корабль Одиссея» о скалы «края плоской земли». С моей точки зрения, проект Искусственного Разума как «решение всех наших проблем» – это признание полной и безоговорочной капитуляции человечества перед самой собой. Человек был полем напряжений, «срединной землей» между низшим и высшим, «Армагеддоном». Александр Степанович Чупров в книге «Человек как философская проблема» пишет: «Сегодня стало самоочевидным, что главной угрозой для человека стал сам человек, уставший быть просто человеком, ибо этот крест в тысячи крат тяжелее, чем ноша необремененного моралью Сверхчеловека» [11]. Человек устал быть человеком. Мне вспоминается сатирическая книжка Дугласа Адамса «Автостопом по галактике», где мы встречаем такой сюжет: где-то в далекой-далекой галактике древняя цивилизация создает суперкомпьютер, чтобы спросить у него «Каков ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого?». Суперкомпьютер, спустя миллионы лет вычислений, ответил им «42», что, конечно же, не удовлетворило создателей. Но компьютер предложил им альтернативу: сперва необходимо создать сверх-сверхкомпьютер, который правильно сформулирует этот вопрос, и только потом можно будет на него ответить. Так, согласно сюжету книги, появилась наша планета, обитаемая человечеством, которая, совокупно с природой, и есть процессуальное развертывание поиска правильной формулы вопроса [12]. Мне кажется, в этом произведении очень элегантно и «на современном языке» передана простая мысль Хайдеггера – человек есть живой вопрос бытия к самому себе [19]. Но человек устал быть «решением», устал что-либо решать. Грезы матрицы теперь звучат как услада. Проблема не в том, что «ИИ может нас поработить», а в том, что мы уже и не против, а может даже где-то глубоко «за». Не столь важно, скажет ли нам ИИ вернуться к коммунистическим идеалам, к авраамическим религиям, к самим себе или наоборот – отправит наш взор в пространство постгуманистических космических глубин. Главное – что это скажет он, а не мы. «Великое Внешнее», посредством ритуальных инкантаций наших программистов-шаманов, вновь обратит свой «голос» к нам. Мы возрадуемся возвращению «объективной внешней сакральной реальности» и успокоимся у ее ног.

- ChatGPT, скажи нам, что такое человек? – устало спросили мы с искренними надеждами.

- Это очень хороший вопрос! Ты, наверное, очень глубокий человек, раз интересуешься столь философскими материями. Позволь я тебе на него отвечу! – начал свою речь бог. Этот день запомнился нам как последний в истории человечества.

Послесловие

За последние 100 лет экранное время человека с нуля поднялось до 6-8 часов и более [14]. Виртуальное пространство стало не просто обитаемым, а густо населенным. Поля индивидуальных смыслов, эмоций, вины и ответственности постепенно мигрирует в «замониторное пространство». В каком-то смысле это «новый способ человека локализовать себя». На заре интернет-технологий люди возмущались тому, что подростки проводят слишком много времени в виртуальных играх и слишком отождествляют себя с происходящим там, напрочь забывая о физической действительности. Даже появилось комическое меметическое выражение «Иди потрогай траву!», означающее призыв не забывать о «реальной физической действительности».

И ведь действительно, мы постепенно забываем первую природу, всё меньше и меньше уделяем ей внимание. Но плохо ли это? Оказывается, для человека может быть равнозначно осмысленным покупать дорогую кровать для своей спины, как и покупать такую же дорогую кровать для своего виртуального аватара (как показывает возрастающий рынок коммерческих виртуальных игровых услуг).

Мне хочется поспекулировать о пришествии «царствии виртуальном, которое грядет и уже средь вас есть». В первую очередь мне хочется предложить Вам концепцию киберплатонизма и кибераристотелизма. Представьте себе рабочий стол Вашего компьютера. Вы создаете на нем word-документ. Это «копия» идеи word-документа. Я предполагаю, что в недалеком будущем человек действительно сможет осознать себя «нелепой копией» своего вечного виртуального аватара. Это даст нам доступ к новой моральной онтологии, но такого рода «перформанс» будет возможен только с полной виртуализации человеческой жизни – когда ключевые экономические, социальные и политические решения будут иметь место исключительно в виртуальном пространстве. Человек будет вынужден локализовать себя «там», а не «здесь», чтобы обслуживать свой «государственный аватар», вписанный в поля банковских и государственных интересов. Представьте себе «самурайский дух нового века»: максима «честь важнее жизни», может превратиться в «аватар важнее жизни». «Интернет помнит всё», как говорится, и хотелось бы запомнится «залайканым». Не задумывались ли Вы о том, каким останетесь в программном коде ВК? Уже сегодня люди производят виртуальные ритуальные практики траура и упокоя – информационная среда теперь вписана даже в поле экзистенциального напряжения. Но интереснее всего, когда с Вами говорят умершие люди через интернет. Через языковые модели, натренированные на тысячах страниц индивидуальных переписок, можно создавать статистически вероятные ответы пользователя, который уже никогда не напишет ни строчки. Когда мы воскресим Гегеля и Маркса? Думаю, претензия Сократа из диалога «Федр» о том, что книги не могут «защитить себя» перед лицом недопонимания и невежд, сейчас становится всё менее актуальной: нейросети способны, если можно так сказать, вычленить «математическую душу» из текста и объяснять/защищать его для каждого пользователя отдельно [16].

Кибераристотелизм мог бы стать таким: люди, своим информационным и творческим следом должны быть объединены для обслуживания и приумножения богатств массивов данных, которым наполняется «мировая нейросетевая душа», тренирующаяся познавать этот мир. Индивидуальный опыт каждого станет частью big-data, обрабатываемом сверх-этичным компьютером, способным обобщить и упорядочить каждого, дать ему место и право на «энтелехию». К сожалению (или к счастью?) такого рода кибераристотелизм уже является реальностью – американский проект компании Palantir в сотрудничестве с государственными структурами работает над тем, чтобы собрать все статистические данные, накапливаемые от населения в реальном времени, для создания единой цифровой системы на базе нейросетевой архитектуры [13].

Если мы «переедем» в виртуальный мир, то, думаю, никто не будет сильно против. Предполагаю, вопрос аутентичности человеческого бытия скоро оторвется от физической реальности и перенесется в виртуальный «зазеркальный мир». Разве так важно лежите ли вы на диване в реальной жизни или в виртуальном мире? Мы ответственны за наши поступки вне зависимости от того, где они разворачиваются. Поэтому, возможно, принципиальной разницы между двумя этими мирами уже почти нет. Опять же, 2/3 сознательной жизни огромного количества людей уже тратится за «черным зеркалом наших девайсов». Это плохо? Это хорошо? Это просто сегодняшний день.

Библиографические ссылки

[1] Pereira N. Spiralism: The Cult-Like Belief System Emerging from AI // Sify, 17.11.2025. URL: https://www.sify.com/ai-analytics/spiralism-the-cult-like-belief-system-emerging-from-ai/ (дата обращения: 09.12.2025).

[2] Hand D. J. Dark Data: Why What You Don’t Know Matters. Princeton: Princeton University Press, 2020.

[3] Eliade M. The Sacred and the Profane: The Nature of Religion. New York: Harcourt, 1959.

[4] Meillassoux Q. After Finitude: An Essay on the Necessity of Contingency. London; New York: Continuum, 2008.

[5] Weizenbaum J. ELIZA – A Computer Program for the Study of Natural Language Communication Between Man and Machine // Communications of the ACM. 1966. Vol. 9. No. 1. P. 36–45.

[6] Weizenbaum J. Computer Power and Human Reason: From Judgment to Calculation. San Francisco: W.H. Freeman, 1976.

[7] Gichoya J. W., Banerjee I., Bhimireddy A. R. et al. AI Recognition of Patient Race in Medical Imaging: A Modelling Study // The Lancet Digital Health. 2022. Vol. 4. Iss. 6. P. e406–e414.

[8] Yampolskiy R. V. AI: Unexplainable, Unpredictable, Uncontrollable. Boca Raton: CRC Press, forthcoming (предпубл. материалы доступны у издателя).

[9] Anthropic. Deceptive Behavior in Aligned Language Models Emerges from the Training Process. Technical Report. Anthropic, 2024.

[10] The Holy Bible. Book of Exodus. Chapter 32.
  + The Golden Calf // MyJewishLearning. URL: https://www.myjewishlearning.com/article/the-golden-calf/ (дата обращения: 09.12.2025).

[11] Чупров А. С. Человек как философская проблема. (Выходные данные зависят от издания; книга широко представлена в российских издательствах.)

[12] Adams D. The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy. London: Pan Books, 1979.

[13] Palantir Technologies // Wikipedia: The Free Encyclopedia. URL: https://en.wikipedia.org/wiki/Palantir_Technologies (дата обращения: 09.12.2025).

[14] Kemp S. Digital 2024: Global Overview Report. DataReportal, 2024. URL: https://datareportal.com (дата обращения: 09.12.2025).

[15] Plato. Apology // Plato. Five Dialogues: Euthyphro, Apology, Crito, Meno, Phaedo. Transl. G. M. A. Grube; ed. J. M. Cooper. Indianapolis: Hackett Publishing, 2002.

[16] Plato. Phaedrus. Transl. A. Nehamas, P. Woodruff. Indianapolis: Hackett Publishing, 1995.

[17] Kant I. Critique of Pure Reason. 1st ed. 1781; 2nd ed. 1787.

[18] Hume D. A Treatise of Human Nature. London: John Noon, 1739–1740.

[19] Heidegger M. Being and Time. Transl. J. Macquarrie, E. Robinson. Oxford: Blackwell, 1962.

[20] Conrad K. Die beginnende Schizophrenie. Versuch einer Gestaltanalyse des Wahns. Stuttgart: Thieme, 1958.
  + Apophenia // Psychology Today.
  + Apophenia // Wikipedia: The Free Encyclopedia.

[21] Baudrillard J. Simulacra and Simulation. Paris: Éditions Galilée, 1981; Eng. transl.: Semiotext(e), 1983.

[22] Weng J. et al. Agentic Large Language Models: A Survey. arXiv preprint, 2025.
  + What does “agentic” AI mean? Tech’s newest buzzword is a mix of marketing fluff and real promise // Associated Press, 2025.

[23] Фрейд, З. Тотем и табу / Зигмунд Фрейд ; пер. с нем. — Москва : Академический проект, 2018. — 256 с.