Искусство

(1) Долгие годы писал о кинематографе. Были надежды, что
кинематограф поднимется, что в нем отыщется место и для меня. Поднялся
он единственно в количественном отношении: сотни названий,
бюджеты, валовый продукт. Качество, мягко говоря, неважное,
никакого нового качества попросту нет.

Стареешь, глупеешь в бессмысленных борениях со звонкою постсоветскою
пустотою. В этом контексте и в этом вот состоянии писать о
кино попросту неловко, а зато о телевидении – в самый раз.

Телевидение – оно некоторым образом «тупое». Самое главное в работе
с телевидением: правильно организовывать речь, не
поддаваться на разводки телевизионных людей, грамотно ихнюю продукцию
деконструируя. Они же там любят сами себя приподнимать,
любят навязывать обывателям и журналистам разговор в параметрах
духовности, искусства или даже нетленных ценностей. Мы,
однако же, обязаны быть трезвыми, пытаясь увидеть телевидение в
его подлинном обличье. Речь должна быть совершенно иною,
нежели бывает в случае со справедливо претендующим на звание
«искусства» кинематографом.

Короче, немножечко тупить. Но не оскорбительно для здравого смысла и
внутреннего мира читателей. Да и самих телевизионщиков
обижать, конечно же, не следует, без них ведь уже никуда.

Важно отметить, телевизионные люди – медиумы, а не авторы. Они-то
сами могут сколь угодно на свой счет заблуждаться, могут
организовывать беспрерывные вручения премий, всех этих потешных
статуэток, могут именовать себя «академиками» и едва ли не
«художниками», но на самом-то деле парни с девчатами
ничегошеньки не творят. Зато что-то такое передают и транслируют.
Назвать это что-то «коллективным бессознательным» было бы
слишком простым делом. На самом деле не знаю, пока что совершенно
не знаю, как это называется, и что такое они нам
транслируют. Но, может, наступил период продолжительной немоты, и уже
никто ничего в ближайшие времена сформулировать не сумеет.

(2) Лет шесть или семь тому назад кто-то, взломав замок и лючок,
прокрался на чердак нашей тульской хрущевки и демонтировал
коллективную телевизионную антенну. Первую неделю жители дома
терпеливо пытались эту самую антенну наладить, однако,
неизвестные злодеи изничтожали ее снова и снова. Тогда жители
начали обзаводиться индивидуальными средствами приема сигнала.
Индивидуальным образом сигнал принимался плохо: таков уж
нашего дома географический удел и таков, с позволения сказать,
его топографический фэншуй.

Наконец, наступил момент истины, и появились таинственные люди. Нет,
не в масках, а с кабельного телевидения. Они пообещали за
вполне умеренную плату обеспечить мирным жителям все 32
удовольствия, то бишь телевизионных канала. Что, надо отметить, и
было по-честному сделано-обеспечено тем, кто заплатил. 32
канала, офигительное качество, смотри – не хочу. Думаю, эти
самые, не в меру улыбчивые кабельщики как раз и осуществляли
повсеместное обрезание коллективных антенн. Лазали по
чердакам, вскрывая фомками чердачные лючки, обеспечивая себе
счастливое коммерческое будущее и пачкаясь.

Слишком навязчивая модернизация постсоветского образца. Лет
шесть-семь назад я даже хотел сделать о таком весьма провинциальном
кабельном телевидении стилистически строгую киношку в духе
Каурисмяки-Джармуша-Одзу. Хотелось выстроить все на эдаких
вот оппозициях: электричество – люди, опоясывающая земной шар
сигнальная система – провинциальная возня, и тому подобное
смешное. Однако, с некоторых пор не хочется решительно
ничего, времена ушли, обойдемся и без кино.

До недавнего времени смотрел телевизор исключительно в гостях и без
вышеописанной кабельной сети легко обходился. Но решил
исследовать феномен, и ко мне домой подселилось 32 ослепительно
ярких канала! Начал с того, что, не переставая, щелкал
кнопками пульта; говоря по-простому, угорал от восторга. Часа
через полтора, впрочем, плюнул и отправился с друзьями в баню,
где умеренно выпил за торжество технического прогресса.
Сошлись на том, что теперь у нас непременно появятся новые темы с
новыми точками соприкосновения.

(3) Итак, грамотно деконструировать. Пускай телевидение разоблачает
себя само. Никакого насилия, одна только доброжелательная
требовательная ласка.

Телевидение, раздевайся!

(4) Вспоминаю времена своего детства, 70-80-е года прошлого
столетия. Особенный восторг вызывало то, что по четвергам показывали
фильмы с субтитрами. Фильмы адресовались людям с плохим
слухом. Дело, однако, совсем не в этом, не в субтитрах, а в
том, что некоторые весьма любопытные приключенческие картины
показывали нам, неискушенным советским людям, днем и
совершенно бесплатно.

Этих самых фильмов с субтитрами было немного: «Свой среди чужих,
чужой среди своих», «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка»,
что-то подобное еще. Маленький я пересматривал их в десятый
раз, в пятнадцатый, в сорок восьмой. В меньшей степени
нравились кинокартины как таковые. Много важнее был ритуальный
аспект. Это был бонус, подарок богов и разрешенное
интересненькое. Наконец, опыт «культурного времяпрепровождения».

Стррашная трагедия позднесоветской власти была в том, что власть эта
не знала, как решить проблему досуга. Власть не могла
справиться с нашим свободным временем. На нашем свободном времени
советская власть как раз и подорвалась, как на мине.
Обывателю без связей и без протекций решительно некуда была бежать
и нечем было заниматься после работы или учебы. В смысле,
заниматься так, чтобы получалось продуктивно, умно и хоть
сколько-нибудь красиво. В стране были, условно говоря, «кружки
по интересам», но более-менее сообразительному человеку все
они представлялись если не ублюдочными, то
бесперспективными. Все эти «кружки» были наработаны предшествующей эпохой и в
70-80-е стали форменной архаикой.

…Наконец, свершилось: в дома к пережившим кошмар 90-х годов
россиянам пришли как минимум 32 гиперкачественных канала. Сидишь,
нажимаешь на кнопочки телевизионного пульта. Чистенькая
глянцевая картиночка – перескоки с канала на канал – «минус
длительность».

Вот именно, минус длительность: формируются новые отношения со
временем. Тычки, уколы – тотальная дискретность.

Кино устроено несколько иначе. Главное в кино даже не изображение,
но плотные временные потоки.

Мысль тоже, скорее, волна, а не частица, не дискретность.

В этом обзоре делается попытка нащупать письмо, более-менее
соответствующее телевизионной, с позволения сказать, поэтике.

(5) «Сексуальный инопланетянин обещает любить до гробовой доски!

В войне миров выживет самая страстная особь!

Фильм «Особь» – завтра на канале СТС!!»,

– все это неподражаемый голос канала, голос актера Сергея Чонишвили,
который никак на письме не передается.

Что это такое, новый жанр?

Как к этому относиться?

Юмор – не юмор. Искусство – не искусство. Не вполне глупость, ибо
выразительно. Больше, чем анонс. Нечто прикладное,
полуфабрикат. Конечно, безделица, однако, нравится! Из-за таких вот
кратковременных вспышек, из такого рода речевых жестов стоит
иногда включать телевизор. Щелкаем дальше.

«Посмотрите, как узорно и витиевато идет логика юмористическая», –
это, вслед Чонишвили, говорит на Первом канале Евгений
Петросян собственной персоной. Люди с претензией его не любят и
ругают, а за что? Телевизор, он же словно природа: с некоторых
пор просто есть. Чего хотят от него шибко грамотные, какой
такой премудрости?

Дело не в художественном качестве Петросяна или кого бы то ни было
другого – дело в их регулярном появлении в сетке. Телевизор,
как метроном: тик-так, тик-так, нечто и некто регулярно
вбрасываются в эфир. Программа «Время» прошла вовремя, программа
«Времена» – вовремя тоже. Петросян – символ стабильности,
один из ее символов. Пускай будет. Видимо, он, скорее, нужен,
нежели наоборот.

Телевизор – стабильность, толерантность и терпимость в одном флаконе.

Голос Чонишвили склеился с голосом-обликом Петросяна, – вот из
какого специфического материала состоит телевизионный просмотр.
Подлинный автор – тот, кто щелкает-склеивает, то бишь
зритель.

(6) О телевидении нужно говорить, активно используя категории
«скука», «прозаизация жизни», «массовый человек».

(7) Нашел в замечательной книжечке литературоведа и театроведа Павла
Громова «Написанное и ненаписанное» (М., 1994). Реплика от
4 апреля 1977 года, с.303: «Телевидение, конечно, изменило
лицо мира. Оно стало страшным – страшнее, чем есть на самом
деле. Потому что обнажилось все, и не для тысячи, а для всего
земного шара… Сталин, у которого была интуиция, безусловно,
себя бы не стал, я думаю, показывать по телевидению.

Или вот – последний скандал в политическом мире: Индиру Ганди не
переизбрали в Индии. Для меня в этом сообщении не было ничего
удивительного, потому что я все понял про нее по крохотной
хронике, как она прилетела на аэродром, прошла мимо почетного
караула, села в Кремле вести переговоры и снова – аэродром.
Все было ясно, обнажилось, притом что снималось с
противоположной целью, без сути совсем».

(8) Как-то в воскресенье, в программе «Время» раз семь сказали, что
Россия должна стать не только страной бизнесменов и
чиновников, но еще и страной «простого человека». Очень хахатался:
надо же, через двадцать лет экспериментов над здравым смыслом
– додумались.

А в программе «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» кто-то
весьма и весьма значительный активно употреблял термин «человек
труда».

Как к этому относиться и как это рассматривать? В смысле, это
сознательно спущенная установка сверху или же это просочившееся в
эфир коллективное бессознательное? Иначе говоря, в каком
направлении работает информационный канал??

Но телевизор – особая логика, и неустанное варьирование одних и тех
же тем, это вопросы без ответа, это принципиальная бестолочь
с непоследовательностью мышления.

Вообще не мышление, но жонглирование.

(9) Перелом был где-то во второй половине 70-х. Не один Павел Громов
задумался тогда о том, что телевизора стало слишком много,
и что телевизор стал слишком уж влиятельным. Вот, положим,
реплика от 1978 года из раскрытого наугад сборника Франсуа
Трюффо: «Меня чрезвычайно интересует проблема воздействия
повторов на эмоциональное восприятие зрителя. Двадцать или
тридцать лет тому назад такой вопрос не вставал, потому что магия
зрелища была органически присуща кинематографу. Теперь она
утрачена им по вине телевидения. В былые времена главным
было – развлечь зрителя разнообразием ситуаций, декораций,
персонажей. В наши дни из-за усталости и отупения, которые
наступают после вечера, проведенного перед телевизором,
приходится действовать наоборот. Чтобы вернуть кинематографу его
магию, можно с самой же первой части заявить цветовое решение
фильма и дальше завоевать зрителя, не развлекая его, а,
наоборот, привлекая, концентрируя его внимание.

Подобная концентрация сродни навязчивой идее, незримо доминирующей в
ряде лент. А когда создается циклическая конструкция в духе
«Болеро» Равеля, хочется видеть за ней движение к некоей
цели, даже если эта цель и не будет достигнута. Упорство – уже
само по себе зрелище, но только «внутреннее».

Телевидение – враг традиционного благородного упорства, но оно
воспитывает в нас упорство некоего нового типа: щелк-щелк,
щелк-щелк. А, может, это – ровно то же самое упорство? Почему
«щелк-щелк» – непременно плохо? Иные интеллектуалы полагают,
что, не будь телевизора, массовый человек непременно занялся бы
чем-то очень полезным, духоподъемным. Но чем, чем? Вы
сначала придумайте массовому человеку занятие! Советская власть
предлагала в свое время стройки пятилетки и БАМ...

«Петросян и Дубовицкая одурачивают». Допустим. А что предлагается
вместо них? Ничего конкретного, одна болтовня, разводят руками
воздух. Я в таких случаях всегда вспоминаю свое детство:
вот закончились занятия в школе, до вечера, когда так или
иначе можно было затусоваться с друзьями во дворе, делать
решительно нечего. Фильмы с субтитрами по четвергам, повторюсь,
были за великое-великое счастье. С тех пор в смысле
гражданского общества стало только хуже: нет даже тех убогих «кружков
по интересам», которые существовали в 70-е, нет решительно
ничего.

Прозаизация жизни; скука, переходящая в тоску; очумевший от нынешней
жизни и потребительских соблазнов массовый человек. О
телевизоре нужно думать в подобном контексте. А не в контексте
высокого искусства. К высокому искусству человеку из
социальных низов прорваться очень трудно, да практически невозможно!
Интеллектуалы напрасно судят «простого человека» по своей
мерке.

(10) Сегодня в нашем телевизоре происходит нечто уникальное, будущие
историки массмедиа получат в свои руки грандиозный
материал. Развлекательная политика строится по линии массовых
закупок западных стандартов. Чужие сериальные болванки и форматы
импортных ток-шоу наши телевизионщики пытаются наполнить
неким внутренним отечественным содержанием. Но, с другой
стороны, новости и разного рода политические программы ррезко и
жжестко переориентировались на антизападную риторику.

Так, по Первому каналу Михаил Задорнов два часа смеялся над Западом
в своей новой бороде, и в это время он же, по каналу
«Россия», но тоже целую вечность, ругался на Запад еще и в своем
старинном обличье, то есть без бороды. Затем в программе
Первого канала «Времена» Западу, по мере своих недюжинных
интеллектуальных сил, наподдавали и Станислав Говорухин, и Юрий
Лужков, и Андрон Кончаловский.

Смотришь сериалы, смотришь ударные эстрадные шоу, вроде «Двух
звезд», «Фабрики звезд» или «Народного артиста», – все они на
финальных титрах помечены западными копирайтами. А следом
послушаешь политиков с народными артистами, и выходит, что мы
самые лучшие, а Запад – застой и отстой.

Страну, получается, прямо-таки разрывает на куски. Телевидение –
зеркало? Вот именно. Чем-то кончится, на какой черте
остановятся? Ждем-с.

(11) Еще одно противоречие: восторженно говорится про новую
буржуазную Россию, и в то же время по самым разным каналам
безостановочно и в невероятных уже масштабах крутится продукция
советского образца. Но если еще три-четыре года назад это в
основном были самые знаменитые и качественные кинокартины, то
теперь – вообще все советское, любое из того, что попалось
телевизионщикам под руку.

Берут, скажем, более чем среднее кино тридцатилетней давности и
делают огромную передачу, где дают поговорить за жизнь и
артистам, и режиссеру, и даже костюмерам со звукорежиссером. В
советское время такой вот опус, положим, киностудии
«Беларусьфильм», проходил по второму-третьему разряду, а теперь едва ли
не по-высшему.

Страшный информационный шум в телевизоре означает помехи и глюки в
коллективном разуме. Ведь 1991 год и «падение
коммунистического режима» по-прежнему остаются смыслообразующими вехами в
истории новой России. Как же все склеится-перемелется?? Вот и
поглядим.

Снова Россия проводит невиданный-неслыханный в мировой истории
эксперимент. Жалко, что приходится участвовать в нем на правах
подопытного кролика. Кажется, ты уже на все согласен, лишь бы
маленького тебя оставили в покое.

«Любить Запад? – Да черт с вами!»

«Ненавидеть Запад?? – Как вам будет угодно, всею русскою душой!!»

Но чтобы то и другое одновременно, да к тому же в одинаково
экзальтированной манере – это, пожалуй что, слишком, это форменный
садизм.

(12) А есть еще феномен местного, регионального телевидения. И он не
вмещается в речь. И само это телевидение – не речь, не
информация, но метроном в чистом виде, ибо отбивает ритм жизни.
Требует изучения с этой вот стороны.

Технократическая советская цивилизация предписывала подходить ко
всякому тексту с позиций зримой пользы, с позиций движения от
хорошего к лучшему, то бишь от развитого социализма к
коммунизму. Но есть, допустим, просто сезонные ритмы. Или суточные
ритмы. День – ночь, утренние новости – дневные новости,
региональная проблемная передача – встреча в прямом эфире с
местным руководителем среднего звена. На самом деле, никаких
таких «проблем» тут не поднимается. Проблемы спускаются сверху,
из столицы, и худо-бедно обсуждаются они на центральных
каналах.

А здесь все просто, и в то же время небессмысленно. Раз – два, раз –
два: живая жизнь. Куда же без регионального телевидения,
куда без часов?!

(13) Очень любопытна воскресная передача Виталия Третьякова «Что
делать?», идет на канале «Культура». Там неизменно собираются
значительные люди с научными степенями или властными
полномочиями и на словах решают судьбы мира и страны.

«Что делать? Что делать?» – «Пить чай с вареньем!»

Передача производит несколько сюрреалистическое впечатление, но
почему – этого с ходу сформулировать не могу, надо бы
присмотреться.

(14) Живьем поют в передаче Михаила Швыдкого «Жизнь прекрасна!» на
СТС и в шоу Первого канала «Две звезды», и это живое –
фактически чудо. Еще там много старинных хороших песен. Одобрямс.

Все настолько омертвело, что за элементарное живое прощаешь многое,
да почти все.

(15) Сделали очередную кальку с западного сериала про успешную
карьеру: «Все смешалось в доме…», на СТС. Что называется, полный
фальшак. Я уже не говорю про глобальный сюжет сериала, про
его несоответствие нашим реалиям. Остановимся на деталях.

Мое внезапное включение: молодой человек и девушка целуются сладко,
взасос, что называется, по-взрослому, как иногда делают в
современном голливудском кино или в жизни. Целуются сразу
после трогательного стилизованного объяснения в любви,
объяснения в стиле «муси-пуси», объяснения в картонных студийных
декорациях. Натуралистические поцелуи как в последний раз
вступают в жуткое противоречие с идеологией сериальной условности,
с идеологией сериального вечного возвращения. То есть наши,
закупая и адаптируя чужой формат, элементарно не понимают
меру условности.

(16) Американский реслинг на одном из 32-х каналов: пятеро дюжих
мужиков дубасят друг друга и судей на ринге, установленном
посреди ревущего людского моря. После каждого, весьма, кстати
сказать, техничного удара с каким-нибудь изуверским пируэтом и
после каждого выверенного па – мужики делают паузу, как бы
фиксируют ситуацию, на пять секунд превращаются в
скульптурную группу, сами из себя ваяют.

Один лежит, поверженный. Второй замирает в позе триумфатора. Блеск.

Несомненная эстетика и даже, не побоюсь этого слова, поэзия. Стоило
провести себе кабель, чтобы периодически отслеживать
американский реслинг и чтобы смаковать безукоризненные паузы.

Вот для чего телевизор. Что-то существенное во время этого самого
реслинга происходит. Но, может быть, ничего.

Скука, все от скуки. «Я скуку разведу руками...» Говорить об этой
проблематике по-русски очень трудно, речь все время срывается,
все время першат в горле проклятые старинные вопросы «Что
делать?» (как у Третьякова) и «Кто виноват?».

Советская власть замалчивала или извращала реальные проблемы
массового общества. Декларировалось: все советские люди –
продвинутые аристократы духа. Теперь у нас нет языка. Все с нуля.

Запад, напротив, давно осмыслил телевидение, внедрил и уже
социокультурно переварил Интернет, двинулся дальше. Фауст: такой вот
загадочный ум и такая вот дьявольская сделка.

(17) Терпеливо смотрел на «Культуре» запись старинного спектакля
театра имени Вахтангова «Варшавская мелодия» по пьесе Леонида
Зорина, с Михаилом Ульяновым и Юлией Борисовой. Зачем
смотрел, почему?

Во-первых, все эти ненавистные прежде условности, весь этот унылый
телетеатр – неожиданно предстали в новом свете. Аскеза – уже
работает. Скоро не один я, но все постсоветское общество
поперхнется нашим внезапным обществом потребления и после
каким-нибудь непредсказуемым образом его выблюет, вот увидите.

Во-вторых, в упомянутой книжке Павла Громова пьеса уважаемого
Леонида Зорина настойчиво, несколько раз аттестуется как «пошлая»,
как «конъюнктура наоборот» (например, см. с.158). Мне стало
любопытно: оказывается, в советском гуманитарном сообществе
60-70-х не было единодушия, а были развилки и велись
жестокие интеллектуальные сражения.

Смотрел спектакль, смотрел, пожертвовал даже весьма любопытным шоу
Первого канала «Две звезды». В результате сделал много разных
выводов, о которых не сейчас, но суть конфликта, то бишь
суть претензий Громова к пьесе Зорина, до самого конца так и
не понял.

Господи, как давно это все было! Был ли у всего этого смысл?
Телевизор, таким образом, парадоксально сопрягает времена и
заостряет давно позабытые вопросы.

Телевизор не требует от тебя, разбираться с чем бы то ни было до
конца. Посмотрел, почесал репу минуту-другую, да и переключился
куда-нибудь еще. Благо, есть куда: целых 32 канала,
настоящее богатство, махровый антиинтеллектуализм.

(18) Прочитал на обложке глянцевого журнала, что две симпатичные
подружки в белых халатиках и гольфах, которые поселились в
полости рта и которые неизменно освежают ее фруктовой
жевательной резинкой, заработали на этих своих рекламных телевизионных
роликах сто тысяч долларов. Едва увижу подружек, непременно
задумаюсь: на двоих или же каждая?

«Освежить срррочно!»

(19) В «Варшавской мелодии», которая мне, скорее, не понравилась,
много говорят про электричество. Персонаж Ульянова, хотя и
винодел, однако же, настаивает на том, что: «Все в мире
электричество!»

А его польская пани, его внезапная любовь регулярно вопрошает: «Бог
или электричество??»

Иногда советует: «Бог не помогает – положись на электричество!»

Или, оттуда же: «Букет создается выдержкой…» В смысле, к телевизору
нужно внимательно присматриваться. Уже
властвует-главенствует Интернет, и значит, телевизор – своего рода архаика. Может
быть, финальные смыслы в отношении телевизора все-таки
возможны.