Литературная критика

(О стихах Елены Петуховой в свете одного – любопытного, на мой взгляд – обстоятельства)

Стихи хорошие. Более того – они прекрасные, но возьмись я рассказывать,
насколько они прекрасны, вы бы, думаю, сильно заскучали, а потом
бы и вовсе со скуки умерли. Не потому что прекрасное скучно. Скучны
похвальбы. Скажу только, что стихи «серебряные» – такая вот лохвицко-северянинская
веточка, страстная, себялюбивая. Страсть эта иногда болезненная,
а себялюбие смешное, но не судить же победителя, лучше процитировать:

Какой соблазн – приблизить час банкротства, 
В искусство возведя уменье лгать, 
И, вдарившись в лихое мародерство, 
Все светлое на клочья разодрать! 

Какая роль! Почти как в «Мулен Руже»..
Чем ярче блеск, тем сладостней обман. 
Росток тоски мы знойностью иссушим, 
А боль затопчет яростный канкан. 

Какой финал! Игра цветных камений. 
За диадемой не узреть лица... 
Я – куртизанка горьких заблуждений – 
Хочу сиять, не грея... До конца!!!

Об обещанном любопытном обстоятельстве.

Не посмотреть ли нам, как «данный конкретный» автор расчеловечивается?

Напомню, «расчеловечивание» – центральное понятие в известной
статье Ортеги-и-Гасета «Дегуманизация искусства» и означает оно
уклонение художника от «человеческого ядра», от того, чему можно
было бы радоваться или сочувствовать. Проще говоря, от «истории
Хуана и Марии» (ещё проще: Ивана да Марьи). Такое уклонение, по
Ортеге, – неизбежно, оно открывает возможность чистого эстетического
удовольствия, не затуманенного личными переживаниями (причём,
возможность такая открывается только для особой «высокоэстетичной»
касты людей, ибо далеко не все способны к восприятию этой чистой
художественности). Всё новое искусство, таким образом, – совсем
новое, принципиально новое, и к старому возврата – нет («…Но каковы
бы ни были крайности новой позиции, она, на мой взгляд, свидетельствует
о несомненном: о невозможности возврата к прошлому»)…

Возврата нет? А как же наша «серебряная Элен»? Понятно, что она
«зачеловечена» и ещё как: ей только и делаешь, что сочувствуешь,
она только и делает, что чувствует.. Да она вообще чувственная!

Первое. Не «нет возврата», а есть и будут: возвраты, параллели,
смешения. Будут работать геометрично-безлично «по Ортеге», а рядом
– человечно, слишком человечно, а рядом… о, а рядом! Недавно я,
кажется, поняла всю странность милого сердцу «оборонщика» Егора,
поняла, почему такие запредельные песни – и такие никакие стихи/тексты.
Всё просто: они – многие – действительно никакие! Но песни, часто
бывает, устроены так: человеческая, «подъёмная» (полётная!), эмоциональная,
сердечная мелодия – и почти вовсе «расчеловеченный» текст (уже
не то что «человеческих мелодрам» не найдёшь, а и всякие человеческие
значения сняты, «вода» значит всё, что угодно, «радуга», «война»,
«радость» – вообще всё значит всё, что угодно)… Смешение. Пример
удавшегося, великолепного смешения… Сегодня нет «стилистического
единообразия», сегодня есть бардак. Но это бардак, позволяющий
смешивать и параллелить. Бардак, лояльный к возвратам, – и это
правильно! Вопрос возврата – он неколлективный. Это индивидуальный
вопрос.. Будь Серебром, будь Золотом. Будь лиричным, романтичным,
человечным, истеричным – будь, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ. Петухова – смогла.

Второе. Степень «зачеловеченности» мы тут, конечно, хорошо и быстро
определили: высокая. Где чувственное, там человеческое. Но тут
ведь вот какая загвоздочка: это не «история Хуана и Марии». Это
о Времени история. О Времени, которому не хотят отдавать… что?
Ничего. Ни душу, ни тело. Эрос этот сюда приглашён только чтобы
Танатос не надеялся. «…Не подстилкою – нежной периной / Ты меня
под себя подложи... Упокоимся с миром...»; «…Давай убьем – по
пьяни – время, / Пока оно не сшибло нас» и, наконец:

Задиристо щурясь, Лолита 
Улыбкой спешила отдаться, 
И ямки на щечках открыто 
Играли в стихии румянца. 

Мужчин изумленные взгляды 
С проворством воровки ловила – 
Вдали от церковной ограды, 
С надгробья заросшей могилы...

И наконец! –

…Я голову собью о стенки 
И боль вложу – какая есть 
В стихи... и в них останусь – здесь, 
Живей сейчас живущей Ленки! 

Укол пера – фантома шалость – 
Под звук разбитого стекла 
Напомнит вам, что я – была! 
Жила ль? Неважно. 
Я – осталась!!!

Чувство времени – штука человеческая, конечно, но отнюдь не народная.
«Антинародная» даже. Временем никогда не занималась «куча нормальных
людей», всегда «кучка ненормальных уродцев». И вот с этой позиции
Елена Петухова нова несмотря на всю её «серебряновековость». Нова
прямо-таки по Ортеге, формулирующему новое искусство как «ненародное
по-своему существу, более того – антинародное». От народа Петухова
страшно далека, далека так, как только мечтали бы многие и многие
навроде бы модернисты. Народу, «куче нормальных людей», всегда
будет казаться, что они понимают, о чём речь, всегда будет казаться,
что она и впрямь об «острейшем слияния миге». Тогда как для неё
ЛЮБОЙ МИГ – куда более острый, чем эта самая «куча нормальных
людей» может себе представить. Это острое и делает стихи хорошими.
Остро хорошими. То есть – прекрасными.

Застенчивая сжатость лепестков 
Шкатулки каплевидного тюльпана 
Таит мотив невысказанных слов, 
Нектарность недопитого бокала. 

В плену тревожно-трепетной тоски 
Предчувствую начало увяданья, 
Когда вдруг разомкнутся лепестки 
И – невесомо – выпорхнет признанье, 

Сольется с ароматами весны, 
Оставив мне осколки от флакона... 
Но выход есть. Мы будем спасены! 
Я засушу молчание бутона...

P..S. Стихи Елены Петуховой можно найти в электронном
журнале «Новая Литература», а также на многих других литературных
сайтах.

март 2006