Комментарий |

Элевсинские сатиры N° 29. Философия болезни. Попытка критики медицинских неомифологий

Элевсинские сатиры N° 29

Философия болезни

Попытка критики медицинских неомифологий

Фрекен Бок тоже явно была озабочена, и она спросила с тревогой:

– Как вы себя чувствуете, господин Иенсен?

– Откуда я знаю? Я ведь еще не был у врача.

Астрид Лингрен «Малыш и Карлсон»

\Ю.Е. Арнаутова, Колдуны и святые: Антропология болезни в
средние века. – СПб.: Алетейя, 2004, ISBN 5-89329-657-5\

Любые века – средние. Во-первых, качеством: чем-то они лучше тех,
что были; чем-то хуже тех, что будут; или наоборот. Во-вторых,
хронологией: рассчитывать на немедленный конец света по-видимому
не приходится, поэтому нынешние времена последними не назовешь,
будет что-то еще. Мы посередине, приходится с этим считаться.
Что-то получили в наследство, что-то оставим после себя. Если
ничего не оставим – тем быстрее жизнь устремится к новым далям
и высям, тем «промежуточнее» окажется межвременье. Медиевистика
поэтому ценна еще и тем, что выводы ее – со сдвигом и коррекцией,
разумеется, – легко переносятся на наше (=любое) время.

Особенно плодотворны медиевистские оглядки для анализа всякого
рода суеверий, в первую очередь – врачебных. Как принято в наше
время смеяться над змеино-крысиными эликсирами XII века и над
неуклюжими физиотерапевтическими потугами века XIX, так и над
нынешними «достижениями» медицины будут смеяться когда-нибудь.
В лучшем случае, смеяться. Именно поэтому удобной точкой отсчета
для разговора о современной медицине служит книга о медицине средневековой,
более того – о народной, неофициальной части средневековой медицины.

«Спокойные», неноваторские исторические монографии содержат в
себе несколько болезненный (двусмысленность, а что поделаешь?)
канон. Где-нибудь в глубине, дебрях и недрах текста автор может
почувствовать себя чуть вольнее, а если даже нет – то библиография
и примеры все равно интересны; но в основании лежит аксиома: человечество
поступательно движется от дикости к прогрессу. Избавиться и избавить
от такого взгляда способна, мнится, только в меру циничная философия.
Историк пусть пишет свое историческое, а мы будем пока присматриваться.
Книга интересна, познавательна и вполне рекомендуется к прочтению,
но подробно проанализирована не будет, цели в другом. Направление
для сравнения эпох задано, остальное вдумчивый читатель домыслит
сам.

Резонно замечено со ссылкой на Лотмана (двойная цитата), что «в
широкой исторической перспективе взаимодействие культур всегда
диалогично» (стр. 25). Ни в какую эпоху не бывает единого мировоззрения,
свойственного только этой эпохе. Любое мировоззрение есть смесь.
Культура соседствует с другими, перетекает в другие. Непременно
присутствуют, как минимум, две разные точки зрения: новая и старая,
оставляя всегда открытом вопрос выбора или беззаконного примирения.
В средние века такими двумя основными ветвями мировоззрения было
(довольно давно) победившее христианство и остатки язычества,
существующие в форме народных суеверий. Причинами болезней в средние
века полагались отсутствие равновесия (античная традиция) или
грех (христианская ревизия). «Или» здесь можно, пожалуй, заменить
на «и». Грех есть дело внутреннее, не внешнее. Осознание грешника,
что он грешит, разлаживает целостность организма. Итак, вывод
тривиальный, но необходимый для дальнейшего прогресса этого миниисследования:
когда человек грешит – осознанно, но боязливо, он подсознательно
ждет наступления болезни.

Собственно, начать следовало с дефиниций. А это сложно как никогда.
Что такое болезнь, всякому понятно как будто, но на свой манер.
Разумным представляется такое определение: болезнь – это дискомфорт.
Но ныне оно больше не актуально. Внутреннее ощущение болезни сменилось
внешним. Болезнь есть не только недомогание, физический дискомфорт,
но и диагноз, и обе эти составляющие не обязательно совпадают.
Человек может вполне хорошо себя чувствовать, но профилактический
осмотр закончится диагнозом, и все: здоровья как не бывало, болезнь
тут как тут. Болен человек или здоров, решает не сам он, а врач
– член суровой секты псевдожрецов.

У Барта в «Мифологиях» нет, как будто, мифа «профилактика болезней»,
а меж тем ему там самое место. Простая бартовская методика, думается,
может немало прояснить дело. И термин «неомифологии» в названии
статьи употреблен в бартовском смысле: не миф в высоком понимании
слова, но непросвещенное суеверие, общественная догма. Профилактика
болезни есть постоянная мысль о болезни, индуцирование ее в себе.

Почему человек идет к врачу, не чувствуя себя больным? Иногда,
чтобы поморочить голову врачам (пресловутые пенсионерки в коридорах
районных поликлиник), но чаще все-таки – от неуверенности в себе,
в своих чувствах; от того, что допускает присутствие в организме
невидимого врага, которого разоблачит умный врач. В остальном
– та же модель, что и с греховностью средних веков, только список
чуть-чуть разнится. Прелюбодеяние вошло, но с оговорками, зато
чревоугодие – безусловно тут как тут. Прибавляется курение и множество
пассивных, если можно так выразиться, грехов – грехов, присущих
цивилизации в целом – вроде загрязненности окружающей среды. У
современного человека нет выбора: даже если он будет вести совершенно
безгрешный с аллопатической точки зрения образ жизни (не пить,
не курить, бегать трусцой и обливаться холодной водой), он все
равно обречен на болезнь, и болезнь может наступить в любую минуту.
Ибо остаются коллективные грехи – экология, стрессы.

Чем наше время близко к средневековью, так это «старостью» цивилизации.
Новое время успело немало состариться. Так же как христианство
в эпоху высокого средневековья. И здесь мы обнаруживаем забавное
замыкание – кольца ли, цикла ли времен. Болезнь опять стала не
внутренним делом, а внешним. Более того, болезнь как явление сакрализовалась
едва ли не на библейский манер. Болезнь – это слово, и слово это
– диагноз.

«Мифологема о болезни как некоей чужеродной силе» (стр. 34) –
мифологема ли это? С точки зрения нынешней мифологемы – конечно.
А нынешняя заключается в том, что болезнь – внутреннее
и естественное свойство организма. Человеку естественно быть больным.
Организм начинен мириадами крохотных очагов болезней,
вопрос только в том, какой вспыхнет первым. Если вовремя проверять
все потенциальные очаги, костерок удастся загасить в самом начале.
Эта дешевая кухня практикующих лекарей растапливается, к сожалению,
записками больных гениев, вроде Ницше. Почему, собственно говоря,
человек должен быть здоровым? – примерно так можно обобщить мысли
Ницше на этот предмет. «...Всякий раз, когда хрупкий естественный
баланс «микро-» и «макрокосма» («договор со средой») нарушается,
возникает необходимость в магическом ритуале, предназначенном
восстановить его.» (стр. 35)

Хотя современные врачи и претендуют на роль магов, но удается
она им не очень хорошо. Непонятные слова и не всегда понятные
действия вызывают у пациентов столько же трепета, сколько и недоверия.
Торжественности не так много, зато унижения (нагота и незащищенность
пациентов, их монашеское смирение в ожидании приговора) – сколько
угодно.

Как ни парадоксально, коммунистические насильственные медосмотры
не так вредны для психики как добровольные профилактические проверки
в хороших клиниках. Рабство оно и есть рабство – чего еще можно
ожидать от диктатуры как не посягательства на все сферы человеческой
жизни, включая телесные. В свободном же обществе человек отдается
врачам добровольно, препоручая им не только кошелек, но и жизнь.
Прежде медицина властвовала только над больными, теперь она стремится
накрыть пахнущим карболкой халатом все человечество кряду, как
больное, так и здоровое, чтобы превратить его потихоньку в больное,
привести в состояние, когда постоянная терапия действительно станет
жизненно необходимой. И успехи велики. Общественное мнение при
всем недоверии к медицине состоит в том, что заботиться о своем
здоровье = регулярно искать болезни.

Агрессивность нынешней медицины, помимо вечной причины – денег
– объясняется, на мой взгляд, ее молодостью. Хотя цивилизация
нового времени успела состариться, медицина все еще юна. Современный
медицинопослушный человек – и родитель медицины, и игрушка в руках
ее, как часто бывает с родителями. Что можно объяснить двухлетнему
ребенку? Его можно лишь отвлечь, приходится терпеть его капризы.
Он уже не таков, чтобы бездумно рвать на части игрушки, чтобы
посмотреть как что устроено. Этот период в прошлом, он примерно
знает, как что устроено. И теперь время для жестоких экспериментов.
Значит, возникает необходимость альтернативы. Речь идет, конечно,
не о гомеопатах или шарлатанах с востока, к которым приходят с
готовыми диагнозами. Культу болезни, мимикрирующему под культ
здоровья следует противопоставить истинный культ здоровья. Как
это сделать? – у меня есть что сказать на эту тему, а пока обдумывание
нынешней несуразной ситуации пусть будет первым этапом действий.

Вместо послесловия. Когда я «нагуливала» эту статью по улицам,
взгляд упал на немолодую уже женщину. Крошечными, длиной с ладонь
нормального человека, но очень толстыми руками, она неловко управляла
специальной конструкции инвалидным креслом; внизу болтались еле
заметные ножки, тоже лилипутского размера, при общей массивности
неприспособленного к ходьбе туловища. Картина не оставляла сомнений:
во время беременности несчастная мать несчастной дочери принимала
«легонькое» успокоительное.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка