Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Революция № 999

Начало

Продолжение

Б. Рыжему

Нам у мамы химии 
Всем одно почтение, 
Только за стихи мои 
Я прошу прочтения.

Не суди по имени 
За земными судьями,
Господи, прочти меня 
Между строчек суетных,

Между кровью крашеных,
На сметане мешаных.
Ты их жалуй, ряженых, 
Не стреляй и бешеных,

Пусть их безобразные! 
Это – вещи штучные, 
И всегда непраздные, 
Оттого и тучные.

Есть у них, у каменных, 
С рифмами раскосыми, 
Между воплей маминых 
Вдохи Твои, Господи.

Утреннее

Я встал. За окнами носом хлюпал 
Дождь, загадочное существо.
Он обрадовался и стал глупо 
Показывать скучное свое мастерство:
Заполнив пространство и время, промозглый, 
Свисая с неба, по людям тек, 
Ушами хлопал, без глаз, без мозга, 
Шаркал ступнями старческих ног.
По комнатам бегали противные карлики, 
Уроды фантазии, аборты строк, 
Всю эту нежить элементарную 
Дождик смывал – я радостно мок. 
Крыши блестели, запахло раскопками 
Трои, и тронулся лед наконец.
Так реставрировал город из копоти 
Дождь, чистоты слабоумный творец.

Только для взрослых

Умные вещи, дубовый коньяк,
Мертвые души.   
Леди не движется, Леди Зима, 
А ты без перчаток. 
Ты понимаешь, что это кино
Только для белых. 
Я заподозрил, что эта земля
Только для взрослых.

Ты ошибалась, считая меня
Только для белых. 
В грязной харчевне украли часы,
Сутки и годы. 
Ты танцевала, а я вытирал
Пятна от взглядов. 
Я заподозрил, что ты, как и все,
Только для взрослых.

Мне говорил один умный мужик:
«Будьте как дети». 
Но мужиков не пускают на бал.
Что же мы ловим? 
Елка в шарах золотых за стеклом
Плавают рыбы 
Ты догораешь на вьюге – оставь
Пару затяжек

Благовещение

1.

Опиум копится в маках, но только ли?	 
Запахом яблоков, дынными дольками,
		 
Зноем и потом медовым девическим	 
Копится опиум геометрически.

Косы расколоты, руки натружены, 			
Спит комсомолочка, оводы кружатся.
	 
Мамочка, ты не узнаешь сейчас меня, 	
Милая, как ты, уставшая, счастлива!		 

Спи напоследок – сегодня до вечера 			
Станешь непраздна ловцом человечины.
 
Полниться полно Дахау да ханами:
Ныне горячим и частым дыханием 			

Сам на картинах, засиженных мухами, 		
Псом посторонним следы твои нюхает.
 		
Все через край тебе, мамочка меньшая, 		
Будет немедленно, где бы то ни было, 
		
И, серафим без сравненья славнейшая, 	
Скажешь: пора, корабли мои прибыли.

2. Первомай 

Эх, раз! еще рас-
плещись веселье весеннее! 	     	           
В полгода раз только раз-
решают на улицах пение!

Талоны на мясо, 
бутылок полки, 	                          
почти ананасы, 
считай, балыки!

В натуре разбиты – и подняты – чары,
И голуби мира воркуют похабно,  
Почти, извиняюсь, целуются пары,          	          
В парах алкоголя славяне не зябнут. 
                                   Бродяга, рыгая коньяк во фритюре,
                                сидит колупает себе колумбарий,
                            целует культю ему мастер культуры
                      и мент, умиляясь, рыдает, как барин. 
    Айдате, ребята, айдате, ребя-
та, ладно кружочком шарахнемте с нами,   	   
             Борис Николаевич, грусть теребя,
                  короче, заходимте резче за знамя,                         
                       	за танки на улицах нового Йорка,          
                            за бедного юрика, чтоб полегчало,
                                 раздайте патроны, поручик, икорки –
                             не «корки», дурак, а икорки сначала!
                                       
и жарче чем ярче расцвечивал холод  
                                       глоток первомайский рассыпались спички
                                   кассеты скрипят распадаются школы 
                                  на струйки звенят по дворам переклички 
                             	ВСЕ КОМСОМОЛКИ ДО ХАТЫ ЗАМАНЧИВОЙ!  
	                             все до конца демонстрации мальчики          
   
щеки умели с холода 
водки фужеры полные 
                             	ПЕРВАЯ ТОЛЬКО КОЛОМ 
                                       		с третьей расплавы волнами
                                       	губы с закусами детскими 
	                            		шлепают жирной помадою 	
                                      в уши визжат арабески       
	                              о, Благодатная, радуйся!

3. Праздник общего дела

Комната в розовых тонах. Окно за глухими шторами. В процессе возникают
мойдодыры, буратины и др. телеперсонажи.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.  
Че, уже везут? 
МУЖЧИНА (азартно). 
Вон тот – ага! Мы знали!
Видишь – первый тут –
Первым шел и в заде.
Этот даст нам всем!
		Так-то, братцы! Строем!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. 
		Три... четыре... семь... 
МУЖЧИНА (взглянув на длину процессии, резонно).
Давай сперва  откроем? 
(открывают и выпивают)
ДЕВУШКА.  	Мальчики, ура!
                   	...Нет, конечно, горе, 
                   	Но три дня с утра    
                    	Вопли ораторий –
Нету дамских сил! 
ЖЕНЩИНА (язвительно). 
Дам прошу наружу.                                    
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (слегка окосев).  
Я бы попросил...        
ЖЕНЩИНА.  
Ты проси подружек!!!
      		 Каждая сопля...
ДЕВУШКА (равнодушно): 
Уберите громкость.                                        
МУЖЧИНА (основательно окосев). 
А что ты думаешь, да! Три рубля 
                        	В минуту стоит телесъемка!
			Две минуты, да?
	 		Ну, считай, и выпил вроде! 	
ЖЕНЩИНА.
		Дыму-то – беда!
   		Форточку откройте.

Шторы раздвигаются. Мостовая на уровне окна. Множество ног плещет
в стекло весенней грязью. Из уличного репродуктора доносится заедание
пластинки: «Серафима... Серафима... Серафима... Серафима...»

МУЖЧИНА. 
Девушка, закройте, там холодно и шумно.		 
ЖЕНЩИНА. 
В самом деле – по полу тянет, ты простынешь. 
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (в мрачном нигилизме).
                    	Ихними молитвами двадцать лет, как умные!
ДЕВУШКА. 
		Закуси сосисками, заблюешь простынки.
ЖЕНЩИНА.  
Что вы, моя милая, это не сосиски!
МУЖЧИНА.  
Телочка духмяная! Мы же не воруем.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (в мрачном нигилизме).
Это их законы мокнут в черном списке! 	        		          
БУРАТИНЫ (из-под стола):
Наше толкование смысла поцелуев.                          	             
ДЕВУШКА (раздражаясь непонятностью):
Врете вы! Конфетами пахнут секса липсы!           
МУЖЧИНА.  
Брось протесты, маковка! Ты и то протухшая.		 
МОЙДОДЫРЫ (качая головой).
Срам! Заткните уши плеером, как клипсами!    	          
БУРАТИНО (вылезает и, рыдая, показывает на мебель).
Вот мои родители! Их ведь тоже скушали... 
ЖЕНЩИНА (пригорюнившись).
Да, начали десертами в солнечном Артеке
И, как интерьеры, в росте ежечасно...                       	          
МУЖЧИНА.
У мартенов родины, а потом на ВТЭКе… 	      
ЖЕНЩИНА (воодушевляясь). 
Но не все потеряно, если есть участок! 	          
МУЖЧИНА.   
На участках родины зреют топинамбуры...                        
ЖЕНЩИНА.  
Георгины в стороны мечут листья крепкие...      
МУЖЧИНА (мечтательно). 							
И крыжовник, граждане, прямо килограммами... 	
ЖЕНЩИНА (заливаясь смехом).
А помнишь, в позапрошлом посадили репку! 

внезапно оглядываются назад: молодые люди торопливо ебутся.

ЖЕНЩИНА.  
Мальчики! 
МУЖЧИНА:  
Девочки!
МУЖЧИНА и ЖЕНЩИНА вместе. 
Що же вы робите?!
ЖЕНЩИНА (в ужасе). 
Чисто как демоны!
МУЖЧИНА (озадаченно). 
Прямо как роботы! 	

молодые люди останавливаются. 

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.  
Мальчики?
       		Мы уже совсем не мальчики.
       		Учимся на пять, фарцуем маечки,
       		Бицепсы качаем снисходительно,
       		Потому что все автолюбители.
       		Мы хрустим капустой словно зайчики,
На пальцах литые носим гаечки. 
ДЕВУШКА.  
Девочки?
       		Мы уже давно не девочки, 
 		День за днем излечивая немочи     
 		Слабости стыдливости смешливости
 		Неопрятность визгов и округлостей.  
 		Ночью напиваемся, и – шли бы вы! 
 		Днем поем, печальные я смуглые.
МУЖЧИНА. 
Да, но вы ебетесь, мы же – маемся!
ЖЕНЩИНА: 
Из последних силушек выбиваемся!
МУЖЧИНА (девушке). 
Спой нам свою песенку печальную. 
ЖЕНЩИНА (молодому человеку). 
Поделись деньгами и отчаливай!
ДЕВУШКА.
Розы живы песней одной
Так же и мы плачем весной:
Сном рождены розы давить,
Обнажены солнце ловить,
Тело давать пьяным от нив,
Передавать, не изменив.
Нежным ногам роз не губить,
Солнца снегам не накопить,
Вьюн целовал лунную тень,
Те же слова – песни не те.
Плачем весной, розы клянем,
Ночью хмельной, медленным днем,
Прямо в пизду слезы со щек,
Щекотно сдуть – что же еще?

Молодой человек делится деньгами. Занавес. Приходят уборщицы и,
поливая на пол из канистр, приступают к уборке.

4. На посошок

Да, напился, такой закон! 			
Ты же Оленька мне, сестренка! 	
Мне по кайфу твой муж шпион. 		
У тебя не будет ребенка.

Брат гондона автомобиль:
Не надует тебе в салоне, 	
Черной были горькая пыль 
Опылением ног не тронет.

Это, бляха, брак но любви 		
К матерям твоего народа:
Малышей не будет в крови, 
Перебитых рукой Урода,

Это значит, что жизней нить 
Бесконечно тянуться может, 	
Надо только верность хранить, 
Рубежи семейного ложа!

До свиданья. Дай миллион? 
Припадаю к ногам и между.		 
Лохи плотники. Муж шпион –  	
На него одного надежда!

Подорожник

Пустынны общаги последнего лета,
Тревожно чисты по утрам туалеты,
И те, кто остались взамен привидений,
Невидимы днем и бесшумны, как тени,
И сами собой открываются двери,
И эхо стоит, как в гранитном карьере.

Какие-то странные типы свечений
На энную ночь алкогольных учений.
Луна на столе возникает стеною
И кто-то, прекрасный наощупь, со мною.
На голом матрасе в серебряной юбке
Забытая девушка, ангел уступки.

Полмесяца спальней служили соседке
Пустынные склепы, железные сетки.
Но выпадет ночь на развалинах Трои,
Живой человек вам жилище откроет,
Усадит за стол, и обнимет, и даже
Великую новость в беспамятстве скажет,

Что в мире, притихшем в предчувствии Рима,
Тебе и не снилось, кому ты дарима,
Оставь тормозить жеребцов печенега
И резать колени о лезвия снега,
Оставь хоронить мертвецам... И, благая,
Журчит его весть, засыпать помогая.

Ночь, в которой лето стало осенью 

Город, останься устрицей,
Пискни тугими мышцами,
Что тебе снегом пудриться!
Как вам сегодня пишется?

Пишется, как случается 
В редкостном сновидении:
Красный фонарь качается,
День твоего рождения,
Ты забегаешь с трешницей,
Вызубрив пошлые истины,
А с веток сережки крошатся
И сыплет желтыми листьями,

А в кабинетах узеньких
Все самовары, пряники,
Девушки в теплых трусиках
Чистят песочком краники.
Ты понимаешь – девушки,
Ловкие златоустницы.
Город, а ты ведь – дедушка,
Лучше останься устрицей.
Это – сестренка младшая,
Два у нее по чтению,
Астры почти увядшие
По твоему хотению.
Это – румяноликая 
Женщина из предместия
Екатерина Великая...

Тихо встают созвездия,
Нежатся полуголые 
Лиственницы и косятся,
Как ты пощупал голову,
Заболевая осенью.
Город, фонарь качается
В редкостном сновидении,
Летний бардак кончается
И неподвластно гению
Ломит кварталы мышцами,
Бредят престолонаследники,
Как нам сегодня пишется
В эти часы последние! 

Машенька

Листопад, листопад,
Клены выстроились в ряд,
Желтый, красный, золотистый,
Карусельщик-куролес,
И вороны, как фашисты,
Громко каркают с небес,
Вниз говешками кидая
По затылкам, хохоча
И ширяя. Дар Валдая,
Звон трамвая-лихача.
Шел я к ляду, шел я к богу,
Вдруг навстречу мне она
В сапогах на босу ногу
И, похоже, тоже на…
Осень свищет, как злодейка,
Нам и стремно, и смешно,
Мы купили за копейку
Развеселое вино.
То-то славно завертелось
Без закуски натощак!
Как бы нам с тобой хотелось
Брык со стула прямо щас,
На листве, на плитах серых,
Навсегда-всегда-всегда!
Нас вороны не обсерут,
А обсерут – не беда,
Потому что ты смешная,
Ну а я того смешней,
Мы пойдем, листву пиная,
Пировать в подъезд ко мне.
На обед – бычки в помаде,
На десерт – курносый нос,
Перепутанные пряди
Жирных пепельных волос.
Ангел Мэри, пей помои,
Лей до края в решето,
Солнце, ветер, осень, двое,
Христа ради, ни за что.

Я утром оставил свою конуру,
Скакал по стеклу в парике,
А к вечеру понял, что ясно умру,
Лишь звезды всплывут на реке.

Когда на земле было горе и мор,
Я мог бы вернуться один
Из всех составляющих гибнущий хор,
И в этом я был господин,

Но в день наступленья того, что они
Открыто назвали весной,
Я понял, что значили оные дни,
И что в них случилось со мной!

И я перепробовал море времен
В надежде вернуться туда,
Долгами и голосом обременен,
Но вы мне отпустите, да,

Пускай только горы гремят на дворе,
И реки кричат по ночам,
Пускай только бред о моей конуре
Приходится слушать врачам. 

Было время – щучье вымя, нищета,
Проясняло только к ночи и трясясь,
И в трамваях не согреться ни черта,
И в карманах замерзающая грязь.

Адаманты собирать на небесах
И по площади разбрасывать плевки
Было время на овне и на весах
Слушать баб, какие гады мужики,

Было время звать любимую в бреду,
Резать яйца и младенцев пожирать,
Было время, но теперь оно в аду.
Ну, которые тут временные, б…?

Окончание следует