Запас табака. Продолжение
Следующим утром я отправился в ближайшую из типографий.
Кроме меня и кондуктора в вагоне никого не было, потому что рабочие
в этот час уже давно были на фабриках, а кроме них на
трамвае здесь некому было ездить. Согласно табличке с расписанием,
прибитой к стене будки, в которой сидел диспетчер, а
вагоновожатые и кондукторы грелись и пили чай, после половины
десятого утра трамвай приходил сюда только раз в сорок минут. И
даже не смотря на большой интервал движения, с десяти утра
до пяти вечера трамваем не пользовался почти никто, кроме
местных жуликов и разных забулдыг с пустыми бутылками в
авоськах.
Хотя было уже довольно позднее утро, кондуктора клонило в сон, он
зевал, голова его падала на грудь, он вздрагивал, вскидывал
голову и обводил осовелым взглядом трамвайную внутренность,
выкрашенную желтой масляной краской.
Холодный воздух врывался на остановках через открытые двери. Никто
не входил, никто не выходил. Трамвай покачивался, гремел
стеклами и скрежетал на поворотах. Я и сам мог бы уснуть, но
усердно смотрел в окно и считал остановки. Ехать было недалеко
— четыре станции.
В типографской конторе служащий, полистав тетрадь, сказал мне, что
отец действительно работал у них наборщиком, но в таком-то
году вышел на пенсию, и больше ему ничего о нем не известно. Я
показал ему письмо, но конторский человек, взглянув, только
покачал головой: он не писал этого письма и не знает, кто
мог бы это сделать.
Перебежав через грязный конторский двор, заставленный мокрыми
ящиками, и огибая лужи, я прошел под воротами и направился к
трамвайной остановке.
Ждать трамвай пришлось долго, и когда он наконец появился, я
пожалел, что не пошел пешком: ехидно улыбаясь, внутри сидел и
объяснял что-то кондукторше сумасшедший старик из столовой.
Заметив его, я хотел было выскочить наружу, но двери захлопнулись и
трамвай тронулся. Я остался стоять на задней площадке, так,
чтобы сумасшедший не заметил меня.
Сидя перед кондукторшей боком, подавшись вперед, он говорил. Слов
было не разобрать. Кондукторша, прижав к животу сумку с
билетами, кивала головой.
На следующей остановке я сошел. Погремев звонком, трамвай уехал. Я
огляделся. Стало тихо. Желтая табличка с буквой Т жестяным
крылом фабричной бабочки трепыхалась надо мной и над улицей,
привязанная двумя кусками проволоки к трамвайному проводу.
Ходили вороны и клевали у стен домов мятые папиросные пачки и
разный мусор.
— Тэ,— взглянув на табличку, сказал я громко и, сжав в кармане
кастет, вдоль путей направился в дымное нутро предместья.
Время двигалось. Сосед появлялся и исчезал в своей комнате. Каждое
утро усердно отрывал он новый листок от календаря,
приколоченного к стене кухни. Войдя туда однажды рано утром напиться
воды, я застал его у окна за чтением свежего календарного
обрывка.
— Послушай,— сказал он, и прочел мне написанное там.
Сам я читал, между тем, другую найденную в тумбочке книгу, ту, у
которой была оторвана обложка. Разные города были описаны в
ней, количество их ворот и церквей, круглые и квадратные
площади, перечислены были товары, продававшиеся на рынках, описаны
люди, пожирающие скорпионов и подбрасывающие в воздух
шапки, описана вода в колодцах и небо над ними, перечислены
названия гор вокруг городов и названия деревьев на городских
улицах. Назывались имена рыб, городских правителей и начальников
кварталов.
«...большой город в Индии», читал я, «товары его: воск, стекло,
яблоки, сахар, рыбий клей, красные чернила, жаровни, сковородки,
джутовые веревки, лимоны, рис, чеснок, рыба...»
«соль, ароматные корни, финики, нашатырь, вино, печати, корзины...»,
читал я в другом месте.
Время двигалось. Счетчик электричества жужжал в коридоре. Сосед
появлялся и исчезал. Стрелки часов в его комнате вращались. Мои
карманные часы, развинченные на куски, лежали в папиросной
коробке.
Трамваи приезжали и уезжали из пригорода. Рабочие сходили и
расходились. Очередь у пивной будки двигалась. Продающая пиво
женщина считала мелочь, а перед этим мыла ее в миске с мыльной
водой. «Закрываем!». Оставив пустые кружки, выходят.
Паровозные машинисты, стрелочники и смазчики возвращаются домой.
Чайники ставятся на огонь, бутылки достаются из карманов,
расстилаются газеты, режется снедь, варится картофель и макароны.
В примусы доливается керосин, в печки подбрасываются дрова
и уголь, взгляды кидают на газовый счетчик. Гудят
радиоприемники, хлопают фрамуги и форточки, вертятся ручки граммофонов
и патефонов, свистят гармони, чистится обувь, вытряхивается
мусор из карманов, подбираются упавшие копейки и гребенки.
Те, кому это необходимо, точат свои опасные бритвы.
Отточенные бритвы кладутся на полочки над умывальниками или в
карманы. Следующим утром мажут щеки мылом, глядя в обломок зеркала
или в зеркало целое. Хлопают по щекам зеленым одеколоном,
хлопают подтяжками. Зажигаются примусы, газовые горелки и
папиросы. Фабрики гудят. Едут и скрежещут трамваи. Женщина
прикладывает зеркало к губам попавшего под шестой номер
рабочего, в ожидании кареты скорой помощи. Пару часов назад он и сам
смотрелся в зеркало, срезая щетину. Вагоновожатая, в
слезах, рассказывает, как было дело. Толпа собирается, толпа
расходится. Рабочего увозят в больницу. Вагоновожатая сидит в
подсобке депо, глотая чай и глотая слезы. Другие вожатые
приходят к ней с утешением. Ничего, говорят они, ничего. Мы сами
уже четверых по случайности трамваем зарезали. Бывает, не
плачь.
Потом зажигаются лампы — электрические, с колпаками и без, или
керосиновые коптилки с ушками, чтобы вешать их в темных коридорах
на гвоздь, и с жестяными рефлекторами, чтобы ярче светили.
Трамваи, ходившие весь день пустыми, наполняются снова.
Возвращение начинается.
Я продолжаю читать книгу из тумбочки. Табачные крошки валятся из ее
страниц, хлебные крошки, клочки высохших цветов и даже целая
газетная вырезка выпала однажды мне на колени, когда я
перевернул новый лист.
Я прочитал ее. Там написано было про одну тибетскую книгу. Бардо
Тьедол, или, иначе, тибетская книга мертвых называлась она.
Книга была руководством и путеводителем для умерших, словно бы
мертвый уезжал в город Уржум или в Вятку, и читал перед этим
о его достопримечательностях: куда пойти, что посмотреть,
где пообедать и какую гостиницу выбрать.
Полезная книга, думал я, хорошо бы иметь ее.
В книге о путешествиях, между страницами которой я нашел газетную
вырезку, тоже было написано про Тибет. Я прочитал о двух
особых словах, «хик» и «пхет», которые произносят в тибетской
местности при переселении в мир мертвых, чтобы душа с легкостью
отделялась от тела. Однако, говорилось там, если живой
человек произнесет оба этих слова одно за другим, душа его
неотвратимо отделится от тела и он мгновенно умрет.
В новое воскресенье, сидя на крыше, я дочитал книгу о путешествиях до конца.
Сунув ее в карман, я сидел и рассматривал крыши пригорода. Воздух не
двигался, и далеко было видно.
«Жаль, что она не японская», думал я о Бардо Тьедол. Мне
представлялось, как японский летчик, сидя при коптящей лампе, мог бы
читать эту книгу перед своим последним полетом, отмечая
карандашом необходимые ему сведения об области мертвых.
Похож ли мир мертвых на эту окраину, думал я, и есть ли у мертвых
море? Курят ли мертвые, и если да, то какие папиросы?
Я посмотрел на восток, где находились Тибет и Япония,
железнодорожная станция Саньчакоу и ткацкая фабрика. Человеческие фигуры
двигались вдалеке среди печных труб. Крыши вокруг. Ты увидишь
на них жуликов с бельевыми узлами и голубятников с золотыми
зубами, и пожарных, тушащих горящий чердак, и местную шпану
с финскими ножами и бутылкой портвейна, и человека,
укрепляющего флаг к празднику, и следователя уголовного розыска в
плаще, заглядывающего снаружи в слуховое окно.
Прилетел голубь и сел. Внизу кололи дрова. Я подошел к краю крыши и
посмотрел. Никого не было. Ветер шевелил траву у стен домов,
и в траве валялись обгоревшие спички и выпавшие из чьего-то
кармана три копейки, которые, будь они тяжелее, можно было
бы положить на глаза умершему.
В конце улицы электромонтер взбирался на столб, цепляясь за него
специальными железками.
«Значит, опять в квартале нет электричества», подумал я.
Где-то свистнули. Нырнув в слуховое окно и пробравшись между
натянутыми бельевыми веревками, я спустился вниз.
Продолжение следует.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
