Библиотечка Эгоиста

Глава 13

Джуди Бергер кинула Айрис на деньги при первой же сделке – слишком о
серьезной сумме шла речь. Меня это сообщение несколько
потрясло, хотя я понимал, что свел вместе двух коварнейших
жуликов. Женщины коварнее мужчин. Это истина, давно ставшая общим
местом.

У Айрис был контракт на продажу одного роскошного дома с видом и
выходом на океан, на дороге Дюн – в одном из самых богатых мест
на острове. Айрис давно хвалилась своим контрактом, но за
дом просили слишком много. Думаю, миллионов десять. На
комиссионные с такой продажи в нашей местности можно безбедно
прожить целый год. Покупателя не находилось.

Дом был экстравагантным: в виде двух гигантских шаров, лежащих на
берегу наподобие инопланетных космических кораблей. Дюн роад
вообще отличалась избыточностью архитектурных стилей.
Эфемерность этих помпезных зданий только усиливала психологический
эффект. Длинная песчаная коса, отделенная от острова Пожаров
небольшим проливом, подвергалась затоплению раз в три года.
В 1936 году коса была смыта с лица земли, небольшое
население, проживающее здесь в те времена, спасти не удалось.
Теперь страховые компании заламывали с владельцев усадеб
немыслимые суммы за страховой полис.

Людей это не останавливало: престижность, живописность и даже
постоянное предчувствие скорой утраты делали эту странную
деревеньку одним из самых привлекательных дачных мест. На косе
располагались летние клубы с дискотеками над водой, пансионаты,
кондоминиумы, площадки для тенниса и гольфа. Были и более
серьезные закрытые организации, о смысле которых приходилось
только догадываться.

Для Джуди найти покупателя пижонского особняка было нетрудно. Она
была окружена подобными идиотами всю сознательную жизнь.
Компаньонку свою она обманула даже не из жадности, а из принципа.
Знай наших! Самодурство свое она почему-то ценила выше
любых добродетелей. Схема ее предательства была примитивна до
предела. Джуди передоговорилась с покупателем за спиной у
негритянки, используя то ли старые связи, то ли расовые
предрассудки. В уголовном смысле преступление ее никак не каралось,
с точки зрения риэлторской этики, могло привести к потере
репутации. Вещь в случае Джуди невероятная. Что могла сделать
бедная цветная Айрис против влиятельной бриджхамптонской
особы? Кто ее послушает? Как? Наша подруга знала, что делает.
Она также знала, что и наши отношения с ней вряд ли
ухудшатся. Все были заинтересованы друг в друге, даже я получил
несколько заказов благодаря ее протекциям. Сообщение было
неприятным, но не смертельно обидным. Мы с Наташей ничего в
результате этой махинации не теряли.

Другое дело, что Айрис и Уолли были взбешены. Они чересчур
перевозбудились, и я подумал, что дело здесь не только в потере
крупных денег. Негр, ни много ни мало, пригрозил Джуди убийством.
То же самое повторил он и мне, когда я позвал его к
телефону после крайне невнятного, истеричного разговора с его
женой. Я сказал Уолли, что он закончит жизнь на электрическом
стуле.

– Ты залетишь из-за обыкновенной женской ссоры.

– Это не обыкновенная женская ссора. Боб, ты же понимаешь, что она
обманула нас потому, что мы негры.

– Мир капитала интернационален. Она обманула вас, потому что она –
стерва. Извини, что я познакомил вас с нею. Мне, правда,
очень жаль. Мне стыдно за нее. Я чувствую, что она обманула
меня. Она насрала в душу и нам с Наташей. Мы попробуем уговорить
ее вернуть вам деньги. Через суд тут ничего не выгорит.

Уолли мрачно рассмеялся. Никогда не слышал такого смеха от нашего
мужика-добряка. Он был неумолим в жажде отмщения. Странно, что
я почти никогда не испытывал подобных эмоций. Какое-то
упущение природы или характера, чрезмерное великодушие, которое
можно рассматривать как недостаток воспитания.

– Ее накажет Бог. Все просто. Тебе не нужно вмешиваться в Господень
промысел. Вот-вот она попадет в дорожно-транспортное
происшествие. Или дом

ее сгорит. Или яхта. Мы еще будем удивляться справедливости Создателя.

Уолли такая постановка вопроса не устраивала – религиозность его
куда-то испарилась. Наверное, я бы тоже мог выйти из себя, если
бы потерял шестьдесят тысяч.

Елка восприняла новость довольно скверно. По ее мнению, теперь в
наших отношениях с Сингатиками могла возникнуть трещина, что
очень опасно в середине пути. Она однозначно принимала сторону
негров и просила меня это перед ними всячески подчеркивать.

– Я буду держать Джуди за руки, когда Уолли перережет ей горло.

Жена не стала комментировать мое предложение, думаю, она не
понимала, насколько решительно настроен черный великан.

– Скажи лучше, что ты узнал от Арато.

– Ничего. Но Джуди что-то узнала через подружку-медичку и уверяет,
что тебя держат на капельнице только из-за того, что у тебя
хорошая страховка. Сколько стоит один день госпитализации?

– Не знаю точно. Долларов семьсот, наверное.

– Так вот. Все, что тебе было нужно, – укол прогестерона. Он стоит
пятьдесят. Логику понимаешь?

– Я понимаю, что не хочу жить и рожать в этой стране.

– Я позвоню сегодня доктору, и завтра тебя выпишут.

– Я сегодня все узнаю сама. Я объясню им, почему американцев
ненавидят во всем мире. Крестоносцы, бля. Все, начиная с Колумба.
Прирожденные рабовладельцы. Душегубы. Работники прогресса.
Лучший американец – мертвый американец. Как минимум он уже не
может врать.

Ответить мне было нечего. Я пообещал успокоить негров, спустился на
парковку, где привычно меня ждала Моник, откинувшись на
переднем сидении в «Крокодиле». Историю с родителями она
восприняла философски, чуть ли не со злорадством. Она уважала
людей, способных на подлость, и говорила, что, к сожалению,
недооценила Джуди во время их кратковременного знакомства. В ее
позиции было что-то нелепо романтическое, но сам
примирительный характер к любого сорта проблемам мне нравился. Это тоже
талант – уметь находить положительное в самых отвратительных
действиях своих коллег.

– Как ты можешь их успокоить? – поинтересовалась она. – Они теперь
будут кусать себе локти до последних дней своей жизни. А
сделать они ничего не могут, потому что Уолли у нее на крючке.

– У кого? – не понял я.

– Я обещала пока что помолчать. Всему свое время.

– Кому ты пообещала?

Я решил, что чернавка в очередной раз интересничает. Скандалы,
преступления и прочие отклонения от нормы должны нравиться в ее
возрасте. Было бы во что поиграть. Она была в курсе многих
деревенских сплетен, знала о женитьбах и разводах даже на моей
улице (откуда?), уверяла, что была знакома с Джиллиан
Коллинз, чей детский памятник был установлен на Мэррик роад при
выходе на Вильям Флойд парквей. Смерть девочки, по ее словам,
наступила мгновенно. Она стояла, склонившись над машиной
своего бойфренда, в какой-то момент захохотала от его удачной
шутки и откинулась назад. Вылетевший из темноты автомобиль
отбросил ее тело футов на десять.

Моник увлекалась собирательством такого рода информации. Я бы
никогда не поверил, что у Виктории, маленькой черной девочки,
постоянно шныряющей по Линден на велосипеде, застрелили по
очереди двух кузенов (она была ужасно горда этим), что Джон
выпивает за вечер двадцать четыре банки пива, а жена Дэйвида
Линда не дает мужу уже несколько лет из-за стресса,
перенесенного в автомобильной аварии. Возможно, дети делились этими
сплетнями, встречаясь в школе, или Айрис (тоже изрядная
болтушка) слишком много обсуждала наших клиентов при дочери.

Мы, как всегда, поехали под гору, к пристани Порта Джеффа. Город
подростков стал для меня привычным местом времяпрепровождения,
столицей нашей забавной любви с Моник. Обычно мы проводили в
городке не более часа: узнавали об отсутствии вожделенной
«Дженни», трогательно сидели на досках променада, вглядываясь
в туман.

В августе туман стал здесь обычным явлением. Это нам нравилось: ни
я, ни Моник не любили жары и солнца. Я пристрастился после
больницы выпивать пару кружек пива в столовке на берегу. В
бары меня с ребенком могли бы не пустить (да мы никуда и не
пробовали заходить, разве что в кофейню).

– Вашего корабля еще не было, – шутливо сказал в микрофон парень на
раздаче. – Нужно подождать еще немного.

Мы рассеянно переглянулись, одновременно решив, что не в кораблях
счастье. Моник швыркнула трубочкой, втягивая в себя нефтяную
влагу «Кока-колы».

– А что она так расстраивается? – вернулась она к теме дня. – Ведь
это был не ее дом, а чужой.

– Ну ведь она работала... Искала собственность, входила в доверие к
продавцу, чтобы подписывать листинг... Искала покупателя,
наконец... На это уходит много времени и сил...

– Надо уметь не тратить ни сил, ни времени, – сказала девочка
категорично. – Терпеть не могу трудолюбивых мудаков. Деньги надо
получать быстро...

– И очень много! – рассмеялся я. – Ты знаешь как?

Моник пожала плечами и сообщила, что узнает способы в самое
ближайшее время. По ее мнению, для этого надо лишь немножко подумать
такой головой, как у нее.

– Главное – ни перед чем не останавливаться! Кто смел, тот и съел, –
она патетически заскрипела пластиковым стулом. – Мне скоро
понадобятся деньги. Значит, придется подумать, –
многозначительно добавила она.

– ?

– Я хочу купить тебя со всеми твоими потрохами.

– Любовь нельзя купить, – сказал я с иронией. – Мою любовь...

Моник с сомнением пожала плечами, кивнула со значением в сторону
залива. Через дорогу, справа от нашей забегаловки, возвышался
маленький фанерный маяк, служащий для продажи билетов на
частные вечеринки и свадебные туры.

Я знал, что чернавка давно уже приглядывается к этой части
набережной, но до сих пор не решается предложить себя в качестве
невесты. Ее девичья природа, несмотря на быстроту и циничность
мышления, никуда не исчезала. Она, как и все нормальные
девочки, мечтала о красивых свадебных платьях, тортах и конфетах,
торжественной музыке над водой, мерзости лимузинов и
ресторанов. Я знал, что никогда не сумею объяснить ей своей
ненависти к блесткам на фате, галстукам-бабочкам, лакированной
обуви. Это не было вопросом вкуса, это было вопросом
мировоззрения, и наши отношения с Елкой на этом мировоззрении и
держались.

Объяснить это чувство мне было бы трудно. Это примерно то же самое,
что при первом взгляде на человека можно определить, будет
ли он есть сырую рыбу или грибы. Речь не только о свободе и
любопытстве, но о неприятии общества и его коллективной жизни
в целом. Неприятие общества равнозначно неприятию уродства,
хотя вступать в щекотливые отношения с уродами полезно, а
при определенной извращенности натуры даже приятно.

Я боялся показаться снобом своей молодой подруге. Она до сих пор
считала, что лучшее украшение торжеств – это воздушные шарики,
а самый красивый дом – итальянский, с колоннами и львами при
входе.

– «Марта Джефферсон», – прочитал я на рекламном щите круизов. –
Почти «Дженни МакМерфи». Если бы моя жена завтра не выписывалась
из больницы, мы могли бы провести какой-нибудь из вечеров
на борту теплохода. Я понимаю позор подобного финала, но ведь
как-то нашу историю с кораблем нужно закончить.

К моему удивлению, Моник отказалась.

– Ты слишком рано сдаешься. Неужели тебе плохо со мной? Если хочешь
сделать мне что-нибудь приятное, сними комнату в
каком-нибудь мотеле здесь поблизости. Меня этот сраный корабль уже
давно не возбуждает.

– А я несколько раз видел кошмарные сны. Он приближается к нам
сквозь ночной шторм. Скелет в оборванной одежде стоит у штурвала,
обглоданные акулами моряки стоят у амбразур, сидят на реях,
пьяные просто перекатываются по палубам...

– Это из пиратского кинофильма с Джонни Деппом. Мы будем еще
приезжать сюда? – мне показалось, что она вот-вот заплачет.

– Конечно. И комнату снимем. У меня сейчас нет на это денег. Ты же
знаешь, как здесь все дорого.

Девочка почему-то поверила, кивнула на лавочку сувениров, стоящую по
дороге с набережной.

– Купи мне лучше воздушный змей. Квадратный. С дурацкой рожей.
Который висит у окна. Повезешь меня сегодня в Дэвис парк. Не
забудь купить шампанского и… бургундского…

Мы зашли в кофейню, я взял последний номер «Нью-Йорк Таймс»: газеты
лежали на журнальном столике у входа. Заказал капуччино
девочке и двойной эспрессо себе.

Пока я листал газету, Мо куда-то удалилась. Я прочел статью о
поставках огнестрельного оружия в Венесуэлу Россией и разделил
тревогу корреспондента. Когда поднял глаза, обнаружил, что
Моник присела за столик у окна. Напротив нее сидел карлик,
увлеченно нажимающий на клавиши своего ноутбука. Он был настолько
мал и тщедушен, что не доставал ногами до пола. Он болтал в
воздухе ножками, как ребенок, но старческое выражение лица,
покрытого псориазными пятнами, заставляло вздрогнуть и
стыдливо отвернуться. Чернавка что-то увлеченно ему
рассказывала, разводила руками, пыталась погладить по голове. Он никак
не реагировал, лишь вежливо кивал ей в ответ.

– Не расстраивайся, – говорила она. – Такое с каждым может
случиться. Вот я, как видишь, негр. Все ко мне относятся с
подозрением, даже мой любовник. Видишь хмыря, читающего газету? Это
мой любовник, данный мне Господом на всю жизнь. Тебе нужно
найти женщину такого же роста, как ты. Ты обязательно ее
полюбишь, и у вас все будет хорошо, как у нас.