Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

="07_121.jpg" hspace=7> Адольф Готтлиб

***
Утро красит свежей кровью
Астаротовы столпы,
Поведу стальною бровью -
Сдохнут *** и попы.

Разведу рукою тучи,
Блюну миррой в Мой эон,
Погляжу с высокой кручи,
Как по небу едет Ён. 

О любви Моей ко грому -
Совершенному уму  
Не скажу я дорогому
Господину Моему.

А скажу Я: «Вот, Хыхуня,
Я бревно, а Ты пила,
Видишь - волость Моя кунья
Закозлилась, умерла.

Поносить не дал Мне бурку,
Выгнал в поле без порток,
Дай хоть скушать Твою булку,
Посморкаться в Твой платок».

Но в ответ лишь саблей вострой 
Надо Мною Ён махнёт,
И Я сделаюсь бесхвостый
Растопыренный Янот.

Ён Мне молвит: «Ты Мой Голем!»
Мои члёны укрепит
И клокочущим люголем
Из купели окропит,

Поднесёт кошерных щей Мне,
Скажет: «Полно, не тужи!» 
Это будет воскресенье,
Пасха *** души.

***
Отрок, отрок, послушай, послушай, 
Не ужахайся, что глаз белужий,
Что чурбашная такая харя
У меня, лесного государя.
Шкуру чермную отдал я лису,
В приворотную залип я землицу,
Хоть неладно, да тыркаться не хочу,
Превращуся я в сыпкую кочу.
Разбегутся от моей Жопы
Хитрыя загибистыя тропы:
Золотая – к отчему поморью,
Стальная – к ханскому подворью,
Полынная – к виевым внукам,
Да бумажная – к постылым ***.
Станет мне совсем тёмно,
Западу я в сырь неизъёмно,
Уест меня облая Крыся,
А ты ступай – не оступися.
Ты по пятой тропе, по медной
В междулесок свороти незаметный, 
Да по ней, нечуемо инакой,
Пойди через три *** на ***,
Передай от меня преветы 
Дяде *** на дне сладкой Леты,
А дно говнистое Леты солёной 
Осени свинопастной ыконой
Поднимись на каменную горку,
Заберись в заваленную норку,
Отыщи пресветлого Еся,
И скажи Ему, что я здеся. 

***
В час, когда в Мой Рай войдут
Чикатило и Оноприенко,
Заиграет летка-енка,
Небеса Мои прогнутся, как батут. 
Я Петра для Них зарежу и Илью,
Через братский поцелуй в Них перелью
Хлад Моей грозы, Моего ветра волю,
Угощу отборною травою,
И надев на Них двоих один венок
Из лучистых ярых лезвий,
Снова к вам слечу, как чорный воронок,
Чтобы целовать по всей Земле железной
Красныя следы Их ног.

***
1.
Спроси меня, мон шер, зачем я ржу и блею,
И чтоб не отвечать, я сразу околею.
 
2.
Vse govoryat, shto ya “ghovnist” 
Oh, they are wrong! I don’ exist.

***
Я король Вселенной, 
Я святой, нетленный, 
Всем повелеваю
И ***.

Я кормлюсь морковью,
Запивая кровью
*** студентов 
И интеллигентов.

Мне присуща строгость,
Верю Я в приметы,
Я не должен трогать 
Нектрые предметы.

Въелись миру в фалду
Моей желчи пятна –
Если вам что в падлу,
Значит, Мне приятно.

Злая западёнка 
Дёрнется под спудом,
И Меня, кутёнка,
*** чудным удом,

Кровь парную выпьет,
*** кость проклюнет,
Ум *** выбьет,
Дух весёлый вдунет.

Ваш Кагал распнётся 
На Срединном Древе,
И Лицо зачнётся 
У Меня во чреве -

Моего зловолья 
Чалая икона,
Голова воловья 
Дикого эона,

Ладаном ярима
В пламенном покое.
И Я дам Ей имя,
Не скажу, какое.

***
Я – в  обтруханной пробирке,
Ты – с алмазом в носопырке,
Так и будем, так и будем
В назиданье добрым людям.

***
Третьему перелом столунью,
Завтра не в Чухну берестяно-стальную,
Не туда, где бьётся в полом соборе
Нуми-Торума сердце соболье
И вогульскую во рту держит воду Тиса,
А в Енохов Чернославль возьмут учиться.
Так и напишу в анкете –
Господарь всея Кети.

***
Я над лысою горою жолтым пламенем горю,
С каждым часом разгораюсь Я всё пуще.
И пока ещо на здешнем ёзыке Я говорю,
Я скажу тебе о том, что Мне присуще.

Мне присуще то, чего ты от Меня совсем не ждёшь - 
Голос вьюжный, взвоев медная октава,
Твёрдость мозга, холод серца, гомерический пердёж
И грохочущая поступь говнодава.

Если как-нибудь не жопой на Меня посмотришь ты,
То увидишь не зобатую козявку,
А того, кто мир избавит от шипучей ***
И пошлёт его начальника в отставку.

***
В сову вживлённый горностай,
Ты носишь на крылах
Трупный мёд солёный 
С Велиаровых плах,

Тебя никак не зовут,
Прелой воды набираешь ты в уд
И духам, князю не любым,
Подносишь, от серной лечишь саркомы,
И выбиваешь свинцовым клювом
На обских дубах законы,
Как дивий ундервуд.

Лети на чорный Запад
И лик шершавый окуни
В горячий кал их тверди,
В варево их брони.
Скажи стальному миру,
Который бубна пустей,
Что о землю Я разбился
На пять нетленных частей
Первая – Веди, вторая – Люди, 
Третья – Я, четвёртая – Ё, 
А пятая всех лучше, 
Они сами скоро увидят её
Кукурузное солнце
Колумбком кривокрылым падёт,
И в их грады красный Месяц
Божьим верблюдом придёт
Проехала над зоной
Алмазная арба,
Сдуло две вышки – заместо их будут
Два рога Его, два горба
И править будет всеми 
Мною избранный имам – 
Это Моё посланье
Маммоновым сынам.

***
Там, где бетонную пыль на закате гнилоокий жжёт сетлячок,
Поперёк запасного горла Москвы Яуза вязкая течёт.

В омофорах латунных скунс и лемур по церковным праздникам яд
Из реторт разливают, и больничные трубы дымят.

Там я и встретил его – над рекою прокисшей, близ чавких лагун,
У перил, чей вод её тяжче чорный цинготный чугун.

Он стоял, отравленным паром      причащаясь чёрство, юродно кривясь,
Тщетного детства надгробье рябое, полусрубленный полый вяз.

Он меня сразу узнал и окликнул – в бурсе мы учились одной,
Я был птенчик сифошный трёхсердый, и власть он имел надо мной.

Помню, ломом *** он меня и харею тыкал в гавно,
В уши вгонял мне свёрла тупые, и выколол око одно.

А когда излетел я из веси вороньей, как беглый недоклёванный грач,
Смрадным перстом всё грозил в голове из бурсы вечный палач.

В атлантийской палестре пил я с жыдами мудрости дохлой вино,
А теперь я как он, и нет у меня никого, кроме него.

И вот говорит он: “Что же нас душат, квасят в жилых нужниках,
Что же нас давят всё, давят, не додавят никак?

Нас под землю загнали, вместо нашего хлеба жабские пекут пироги,
О, куда же от едкой этой нам деться монетно-мыльной пурги?”

 – Да, – отвечал я, – видишь, мой милый, вот наша судьба – 
Скиптр и венец у меня отобрали, кастет и квас – у тебя,

Мнилось – для Лелевых бус наши выи, оказалось – для ихних плах,
Флаг изосрали и крест вороной о десяти крылах,

От полярных стражей нам сабли достались, чтоб мы лютых не боялись врагов,
А теперь борейских мехов сильнее мертвенный крысиный ков.

Но голубино-орлью в печени я выносил месть,
Не печалься, Андрюша, у меня для них кое-что есть.

Не укрепное сусло     нам подносят, а подогретый мазут,
Сувениры из нашей крови и костей в мерцедесах диаволы везут,

Море дымится, ярые вепри топчут безгубых Марусь,
А я лечу и воркую, а я стою и смеюсь.

Я кличу: о Волче, провой же нам зорю, о Агнче пурпурный, родись!
Не матерным словом, а ядерным блёвом я разрушу их парадиз.

Я даже сказать не умею, какую проглотят они вафлю,
Когда я им из-под кожи постылой улыбку свою явлю

И Бог наш косматый в красной избе протрубит в медвежий гобой,
И на зимний престол, Его кровью умытый, взойдём мы с тобой,

И ты вновь меня ***, выколешь око, накормишь бурсацким гавном,
И двумя орденами священной войны мы зажжёмся в небе льдяном,
И двумя сынами великой страны мы воскреснем в Духе одном.

***
Ко мне приехал Засыпайка
На розовых санях,
На нём кровавая фуфайка,
Под клювом позолоченный синяк.

И молвит: 
– А не хочешь 
Отсюда к Солнцу излететь?
Там твоё детское подворье,
Рудный дом, краснорогий отец.

А здесь *** у нашей просвирни
Торгуют мясом из псиных саванн,
И под звёздно-полосатым небом свиньи
Лысоей Маммоне роют котлован.

В отчее пекло умчися,
Прянь из чморильни этой вон,
Где на песни мудацкия Землю разводит
Орбиты чорной патефон.

Взлетел я скворчащим болидом, 
Выбежал на млечную стезю,
Кинул яшмовый пуп кривым айболитам
На съеденье,      зю-зю.

В халифат пещной из плена 
Исшол смеяся страшный гость,
Остались миру срань и копоть,
Гадских гремушек жухлая горсть.

Вот я и ткнулся с горличьим кликом
Копеечным рублёвским ликом
В медную Жопу звезды родной,
И в пламени дремлю я, а проснуся –
С крыльев течёт зелёный гной,
И в мирре мокну я парной
Говноголосия и пресноустья,
И Бафомет рыдает надо мной.