Проза

У него появилось новое ощущение: что он, как старший из детей и единственный сын умершего, именно сейчас, пока они наедине, должен отдать ему некий последний долг сыновнего почтения.

Добрый может впасть в заблуждение относительно своей доброты, и тогда его добротой воспользуются другие, желающие преумножения зла. Щедрый может впасть в заблуждение относительно своей щедрости, и тогда его щедростью преумножится чья-то зависть и чья-то корысть. Учитель может впасть в заблуждение относительно своего учения, и тогда его учением преумножится великая ложь. Как видишь, различение относительных вещей с помощью рассудка может приводить к их неразличению. Истина так не достигается...

...Якуб воспринимал предстоящую смерть, как часть сельскохозяйственного цикла, сев собственного тела. В качестве могилы он выбрал одну из грядок на своем огороде, позаботился о том, чтобы подготовить почву и запас удобрений, и договорился с соседом о том, чтобы тот ухаживал за могилой и поливал ее. Сосед Радко – молодой алкоголик – не удивился предложению Якуба и согласился следить за захоронением за небольшую ежемесячную выплату...

Вот вам и неожиданная Рязань! Всякой поэзии от нее ждать можно.

Они пытались представить любые исследования числа PHI и ряда Фибоначчи математическими хулиганством, которое якобы не имело никакого отношения к науке. Все эти закономерности в музыкальных тонах, в частотах обращения планет, в генетике, в импульсах головного мозга и сердца они не считали твердо установленными фактами, как будто другие факты были ими установлены более твердо и без погрешностей. Нет, наука скрывала истоки своего происхождения, число PHI и «божественную пропорцию» вовсе не по этой причине. Больше всего наука опасалась, что выращенный ею человек снова начнет замечать, насколько разумной и удивительно прекрасной была необъятная вселенная, неотъемлемой частью которой являлся он сам.

Бог – вечно пульсирующий жидкий кристалл возможностей, вырастающий хрупкими сталагмитами мирозданий. Его сны – вспышки координат на карте воспоминаний, Он не может вспомнить всё сразу, охватить всего Себя, но только следовать по собственным путям дрожащей лампой Сознания и, в поисках знака, задумываться на перекрёстках.

"- ...Есть квадраты, существующие зримо и существующие незримо, не все квадраты одинаковы, но все несметное множество квадратов — один и тот же квадрат. Кто познает магию одного, тот познает магию многих. Скажи, ты хотел бы познать магию одного?"

После большого города здешние расстояния казались несоразмерно короткими, отчего некоторые строения и предметы выглядели то вдруг слишком большими, то вдруг слишком маленькими, как в сжатом пространстве с дробным числом измерений. Кстати говоря, наверное, поэтому никто из местных жителей не знал ответа на вопрос, где тут заканчивался город и начиналась деревня.

Полистав учебное пособие, Евгений открыл в истории философии много не понятных для себя вещей. В учебнике давались основные понятия, термины, этапы развития… Словом, все то, без чего было невозможно пройти предстоящее испытание. Когда Евгений почувствовал, что при любом раскладе он будет в состоянии рассказать преподавателю какую-нибудь любопытную ахинею, он оставил учебник в покое...

Пешка верит, что король режиссёр, ибо она не верит, что может им стать. Король знает, что он пешка, ибо не знает своего Я. Бог наблюдает за игрой, не помня Себя, а когда помнит, остаётся ни с чем. Абсолют лишь тогда Бог, когда становится игровой доской, когда снится Себе кем-то и чем-то, когда играет Собой. Именно игра разъединила Его на качества и количество, Он рассыпался на множество я, стал местом собственного сна и таинственным Сновидцем в душе Своих героев.

«Посмотри хоть на что-нибудь другое! - сказал себе Адольф, - Посмотри на этот мир, ты никогда его больше не увидишь». Но на что было смотреть Допель-Генгеру? Небо было чужим и страшным. А вокруг были темные кирпичные стены, из которых в некоторых местах торчали железные костыли, а в одном месте – одинокий изолятор. И тогда взгляд его впился в обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ним с запрокинутым в небо лицом. Пахло машинным маслом и гарью. Он увидел освещенный чужими светилами торс и поблескивающие маслом ноги. Нездешняя сила притянула его к ней, и бездна поглотила его.