Комментарий | 0

Вечный post

 
Письма Бога
 
У Бога неразборчивый почерк,
и слог тяжеловесный и тёмный,
Он нас нечасто потчует почтой,
уснувших в коме сумрачных комнат.
 
Но каждую строку Его помню,
её мне толковать и толмачить –
как в захолустье сумрачных комнат
впускать на время солнечный мячик.
 
С ней сердце бьётся ровно и строго
с оглядкой на почтовые даты,
когда приносит письма от Бога
гонец немолодой и крылатый.
 
 
До Киева – и дальше
 
                                                Дмитрию  Ракотину
 
Сначала было слово. На бумаге.
Потом слова выстраивались в строки.
И мы, священнодействуя, как маги,
кроили карты и сдвигали сроки.  
Язык довёл до Киева – и дальше,
галопом по Европам – и обратно.
В нём не было притворства или фальши,
и это обстоятельство отрадно.
Мы с головой ныряли в море драйва,
речами рек текли по синим жилам,
клонились в пояс трепетные травы
нам, этого пространства старожилам,
радетелям словес старорежимных,
рачителям компьютерного сленга.
Язык ведёт вперёд – за ним спешим мы,
и строки строф идут за нами следом.
 
 
Человек
 
Человек шагал по свету –
из-под ног земля бежала,
человек махал руками –
поднимался сильный ветер,
человек глядел на небо –
в небе загорались звёзды.
И тогда решил безумец,
будто он – творец вселенной.
 
Но, как издревле ведётся,
прожил он свой век – и помер.
Так же кружится планета,
так же завывает ветер,
так же с неба светят звёзды.
Он лежит себе в могиле,
весь холодный и спокойный –
и не ведает об этом.
 
 
Юрьев ликбез
 
Наших провинций отнюдь не Прованс
слова не скажет с французским прононсом.
Всё это точно про нас и про вас:
глазом моргнёшь – и останешься с носом,
благо бы с сизым, а ежели без –
без головы, ПМЖ и прописки?
Вот тебе, бабушка, Юрьев ликбез,
вот тебе, с понтом, и Пойнт, и Забриски!
Вот тебе, дедушка, ихний «Пинк Флойд»,
год в небесах и два года на флоте,
вот тебе дружбы народов оплот,
вот тебе ангел на автопилоте!
Если мигрень не отпустит виски,
хлопнем по «Хеннесси» или по виски.
Хватит страдать от вселенской тоски –
на посошок – и уйдём... по-английски.
 
 
Рвы и холмы
 
Мы – рвы, а вы – холмы
(пиши на прежний адрес):
мы – русло Колымы,
а вы – Монмартра абрис.
 
И нам до вас пешком,
как до высот Парнаса,
с залатанным мешком,
с усталою гримасой.
 
Равно и вам до нас
рукой не дотянуться,
не догрести до дна,
над бездной не нагнуться.
 
И даже на словах
холмы не станут рвами:
в тех самых римских рвах
нас львы на части рвали!
 
А город на холмах
глядел голубооко
на львиной лапы взмах,
на смертный ров глубокий.
 
 
Граф Т. отправляется в Оптину пустынь...
(по мотивам романа Виктора Пелевина «t»)
 
                                Покойник по улицам гордо идет,
                                Его постояльцы ведут под уздцы,
                                Он голосом трубным молитву поет
                                И руки вздымает наверх.
 
                                Николай Заболоцкий, «Офорт»
 
 
Граф Т. отправляется в Оптину пустынь,
его постояльцы ведут под уздцы
и травят огнём, спорыньёю и дустом,
но в графе клокочет энергия ци.
Он видит в пути говорящую лошадь
и с мирной пейзанкой играет в любовь,
он стильно прикинут в клеши и калоши,
он хмурит в раздумье мохнатую бровь.
 
Граф Т. отправляется в Оптину пустынь
(куда и зачем, он не знает и сам),
в его бородище застряла капуста,
и мёд мирозданья течёт по усам.
Он видит в пути хитреца Ариэля,
(не группу, не демона, не порошок),
и так же привычно страдает с похмелья,
лелея культурологический шок.
 
Граф Т. отправляется в Оптину пустынь
(дойдёт ли туда или сгинет во мгле?)
Вся жизнь, как река от истока до устья,
лежит перед ним и бежит по земле.
Кончается сон, как обычно, некстати,
решай же вопрос, сущность разумом  рой:
и кто же здесь автор, а кто же читатель,
и кто же здесь критик, а кто же герой?
 
 
Гойко Митич
 
Он всюду нарушает статус-кво,
есть у него в вигваме пара скво,
он ходит-бродит в прериях империй,
он будни превращает в волшебство.
 
На тропах необъявленной войны,
где гибнут мужики и пацаны,
он грозно потрясает томагавком,
он видит утопические сны.
 
С обыденности снят постылый скальп,
и там, под ним, в разломах синих скал,
мы тесным кругом курим трубку мира –
и мир на миг теряет злой оскал.
 
 
Небо-копилка
 
Небо – копилка. Количество звёзд невозможно исчислить.
Брошены щедро на чёрное золото и серебро.
Скрип каблуков, и помимо – безмолвие. Странные мысли,
всё от безденежья. Черпай глазами чужое добро!
Звёзды – монеты, над коими время с пространством не властны.
Не покатаешь в ладонях тяжёлый и гладкий кругляш,
все эти марки, дублоны, экю, соверены, пиастры
ты не возьмёшь ни на понт, ни наскоком, ни на абордаж,
не разобьёшь купол неба и мелочь в карман не отсыплешь.
Слушай же звон мелодичный в бездонной безмолвной ночи,
всё для тебя, человече, алкающий зверь ненасытный:
слушай, считай, наслаждайся, завидуй, печалься, молчи!
 
 
Аниме
 
У меня живут за печкой сто весёлых человечков,
стая ушлых покемонов в разноцветных кимоно.
Все их хитрые повадки, все заветные местечки
мне доподлинно известны. Вот такое вот кино.
 
Тот в томате, тот в помаде, тот играл на автомате,
(«однорукому бандиту» он, конечно, проиграл),
тот глушил саке из вазы, тот дерзил, ругался матом.
Чтоб им всем там пусто было, чтобы дьявол их побрал!
 
А вчера они сказали, безобразны, толстопузы,
что внезапно в них проснулась жажда к перемене мест,
что они закупят риса и отправятся на Фудзи.
Я давно о том молился, без базара, вот те крест!
 
И ушли. А я остался. Я сначала не поверил,
окликаю: «Покемоны!», а в ответ – ни бе ни ме.
И лежит в пыли прихожей позабытый ими веер.
Вот такая вот загвоздка, вот такое анимэ.
 
Я ж их холил и лелеял, я прощал им все проказы,
я смотрел на них с надеждой, как на собственных сынов,
а они свалили разом, страховидны, лупоглазы.
Вот такая вот случилась безответная любовь!
 
 
Поколение post-БГ
 
Поколение дворников и сторожей,
финансистов, юристов, поэтов, бомжей,
нет для нас ни границ, ни иных рубежей –
разлетелись по белому свету.
Где же всех вас, друзья, я теперь соберу?
Не «ВКонтакте», не на «Одноклассниках.ру» –
вы устали играть с пустотою в игру,
вам тесны социальные сети!
 
В иностранном посольстве один, а другой
то рукой в облаках, то в могиле ногой,
ну, а третий золу ворошит кочергой,
ожидая явления чуда,
а четвёртый в столице кидает понты,
пятый, мастер пера, с красотою на «ты»,
а шестой всех развёл, как разводят мосты,
а седьмой принимаем повсюду.
 
Я бы мог продолжать, но к чему этот бред,
поколение «икс», поколение «зет»,
коль мы сами себе и вопрос и ответ,
заключённые и вертухаи.
Но однажды в ночи или рано с утра
мы припомним, что мы только искры костра
дорогих обретений и горьких утрат,
что на Божьем ветру полыхает!
 
 
Египет посреди лесной поляны
 
Грибницы – бледные гробницы,
посмертным саваном одеты,
средь ландышей и медуницы
встречают царственное лето.
 
На пальмах каркают вороны.
Шары катают скарабеи,
и сфинкс глядит на фараона,
притом нисколько не робея.
 
Ручей растёкся в дельту Нила.
И в средиземные болота
заря браслеты уронила
и цепи с тяжкой позолотой.
 
На пирамиду-муравейник
в хитин закованный невольник
устало тащит хвойный веник
и мха лесного мягкий войлок.
 
Там, в пелене белёсых нитей,
в подземной потаённой крипте,
лежит нагая Нефертити
и смотрит фильму о Египте.
 
 
Слесарь
 
Отдайте слесарево – слесарю:
дебош в законный выходной,
горбушку с изумрудной плесенью
и ключ тяжёлый разводной.
 
Он горд своей работой грязною,
спецовку носит, как мундир.
Владеет матерными фразами
болтов и гаек командир.
 
Микрометром и штангенциркулем
он ловит хитрый миллиметр,
и в корень зрит, и важно цыкает,
и не приемлет полумер.
 
На гильотине лист размеченный
он рубит поперёк и вдоль,
и с чертежом по цеху мечется,
и носит в банке солидол.
 
При том пустыми интересами
не забивает головы.
Он мог бы стать достойным кесарем,
а кесарь – слесарем – увы!
 
 
Ладья
 
Плыви, моя ладья, по речке чёрной,
плыви, моя ладья, по речке белой,
меж берегов, поросших терпким тёрном,
минуя перекаты, плёсы, мели.
 
Плыви, ладья, как на печи Емеля,
по щучьему веленью хитрой рыбы,
по почте, телеграфу, по и-мэйлу,
по самому по краю, по обрыву.
 
Из пункта «а-один» в пункт назначенья,
чтобы оттель грозить коварным шведам,
плыви, ладья, по ветру, по теченью,
до устья, захолустья, до победы.
 
Плыви, ладья, до точки, до предела,
готова будь к решительному бою.
Когда б я был гроссмейстером при деле,
я лучше бы управился с тобою!
 
 
Эволюция
 
Кипит, пузырится поток протоплазмы,
чтоб больше существ, и хороших и разных,
явилось из нетей в подлунные ести,
чтоб выпили водочки граммов по двести
и, шествуя важно в спокойствии чинном,
разгладили чтобы на лицах морщины,
являя собою венец эволюций,
учили их чтобы Платон и Конфуций.
Чтоб не было криков, проклятий и стонов,
им в помощь Платон, Пастернак и Платонов.
Ведь могут же собственных разумом острых
во славу России рожать наши сёстры!
 
 
Список кораблей
 
Я список кораблей прочёл всего на треть.
Когда ж его прочту хотя б до середины?
А я уже успел изрядно постареть:
морщины на челе и на висках седины.
 
Но что мне до седых преданий старины,
но что до Трои мне и что мне до ахейцев?
Военные дела неведомой страны
без всяческих причин колотятся под сердцем.
 
На «клаве» настучал продвинутый Гомер
секретный древний план и объяснил на пальцах
тактический манёвр, дал доблести пример.
Прочту и файл сотру – врагу чтоб не достался.
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка