Комментарий | 0

Шестнадцать картин из жизни Гоголя

 
Поэма
 
 
           Юрий Чистяков "Мир Гоголя"
 
 
 
 
1.
 
Тёплый вечер шепчет в кроне.
Нежится в подвижной тени
липы у реки на склоне
пёс пятнистый, из-за лени
не желает муху гнать,
изучающую ухо,
даже лапу приподнять
к зачесавшемуся брюху.
Софья, Анастасья, Маша
хороводят, веселятся
и стараются стать краше:
в зеркало реки глядятся,
украшенья примеряя,
луговых цветов сплетенье.
На подсолнухах гадают,
лепестки несёт теченье
и водоворот кружит...
«Девочки, музыка где-то!..»
Нежно дудочка звучит.
«Будто радуется лету!»
Посвистит то здесь, то там,
то в кустарнике, то в ёлке...
«Звук за нами, по пятам!
Это свист не перепёлкин!» –
«Да не бойся, Анастасья, –
Маша поняла всё вдруг, –
Это веселит нас Вася,
Из Яновщины мой друг!»*
 
*Мать Николая Васильевича Гоголя, Мария Ивановна, любила рассказывать, что её супруг и отец Николая Васильевича, Василий Афанасьевич, начал ухаживать за ней, когда она была ещё совсем юной.
 
 
 2.
 
 «...Жинка в печь и из трубы
полетела на метле,
очутилась, где гробы
с кладом схованы во мгле
склепа панского...» – «Яким*,
не брехня ли?» – «Вот те крест!
Чумаки дорогой в Крым
забрели на тот объезд,
глядь – из склепа ведьма та
выплывает в домовине,
жемчуг, злато на кота
сыплет, хохоча, из скрыни...
Или вот ещё, клянуся,
пересказываю в точь,
как поведала бабуся...
В предрождественскую ночь
чёрта оседлал кузнец:
«В Петербурф, свинячье рыло,
к королевне, во дворец!»
А её развеселила Малоросса простота:
«Черевики с ножек ваших –
сердца моего мечта!
Для невесты...» Лучше, краше
не сыскать теперь левады,
чем у того смельчака –
покорителя слуг ада.
Всё сегодня. Спи пока».
 
*Гувернёр семьи Гоголей.
 
 
3.
 
«Музыка! Кадриль, барон*!
Возраст танцам – не помеха!
В 104 года вон
как танцует!» – «Вот потеха:
пьяному Варфоломею**
под сургучную печать
бородёнку...» – «...Кто? Смелее!
Из кухвы за раз достать
все червонцы...» Менуэт,
горлица, гопак, мазурка...
«Не забыть тех жарких лет!
В пух и прах разбили турка!
Как-то раз, сдержав осаду
(был усеян наш редут
ядрами их канонады)...» –
«Генерал, отрезать тут?
Вами пойманный судак,
покипевший на смальце!» –
«О, какой огромный рак!» –
«Юшка?» «Травы в сыровце!» –
«Как вам наша варенуха?» –
«Господа! Поэт Капнист!
Усладитель сердца, слуха!» –
«Также он большой артист!» –
«Осень: шесть, а день померк...»
Паней серьги, кольца, броши отражают фейерверк.
Весело кричит Никоша.
 
*На праздниках в Кибинцах (Полтавская губерния) у сановного родственника Гоголей Дмитрия Прокофьевича Трощинского (при императоре Павле I он был сенатором) собиралось множество знатных и интересных людей. Барону Шиллингу было 104 года, но он оставался бодрым человеком, способным энергично танцевать.
**Отец Варфоломей, спившийся священник-расстрига, над которым гости любили подшучивать.
 
 
4.
 
Гимназия. Большая перемена.
Подходит к кафедре неторопливо,
сморкнулся шумно и, взирая манекеном,
стал о словесности басить сонливо.
«Умора! Пигалица*!..» Общий смех,
под спуд ушедший, как вошёл профессор.
Нетороплив, сморкается, голов поверх
глядит, как манекен… «Асессор,
сюртук, лукум, мадмуазель,
аллюр, шрапнель, рапира, бакенбарды,
безе, мадам, виолончель,
мундир, пенсне, кавалергарды –
слова привычные, но иностранные, –
басит Никольский** монотонно
по памяти познания пространные. –
Порой заимствовать резонно,
но часто – глупость. Вместо «ссылки»
в газете вижу: «релегация».
Так можно обозвать опилки,
допустим, словом «савдастация»,
а в мили переставить вёрсты.
Так можно навсегда забыть,
что то, что называется «позёрством»,
по-русски – рисоваться, индюком ходить.
Знать языки – удобно и похвально.
Но засорять родной – терять отчизну, –
учитель здесь сказал печально,
во взгляде появилась укоризна. –
Что за хихиканье? Ну что смешного?
Вот так, не слушая, останетесь невеждами!
Не прочитаете в учебниках такого!
Без прочных знаний все надежды
на будущий успех, карьеру –
пузырь от мыла, замки из песка.
Яновский-Гоголь, знайте меру!
Пишите предложенье! Вот доска!»
 
*Прозвище Гоголя в Нежинской гимназии.
**Преподаватель словесности в Нежинской гимназии.
 
 
5.
 
Дрыном из копны: «Но! Ну же!» –
по коню хозяин воза:
колесо увязло в луже.
Запах дыма и навоза,
куры, свиньи, жучек лай;
в бабу тесную* играет
ребятня; гнилой сарай
сеном хлопец набивает;
булочник зовёт задорно
к бубликам; в платках жеманны
барышни идут к Соборной
тротуаром деревянным;
франты, казаки, мещане,
драка пьяниц у трактира;
у церквушки прихожане –
воплощенье блага, мира.
За рекою гимназисты
горлопанят, веселятся;
парк гимназии тенистый,
птахи на ветвях резвятся;
на полянке дуб скрипучий,
гимназист сидит под ним,
взор направив в небо, к туче.
«Как застывший, недвижим…
К тайне Карло** прикоснуться
Не желаете, друзья?» –
одноклассники смеются с расстояния следя.
 
*Игра: кто кого с лавки столкнёт.
**Одно из прозвищ Гоголя в Нежинской гимназии – «Таинственный Карло».
 
 
 6.
 
 «Вот и всё…». Горит изданье:
Лист, обложка, снова лист.
«Жаль, сгорает с опозданьем…
Не поэт я, а артист,
лицедей, надевший маску,
чтобы скрыть свои уродства.
Боже, стыдно как… Развязка,
как всегда, – хандры господство.
«Ганц»* – ошибка, пустословье.
Высоты литературы
не добиться малой кровью.
Настоящая культура –
это самоотреченье
в пользу истины и света,
а не просто изумленье
внешней красотой предмета».
Рыжим зевом светит печка,
пропускает дым, трещит.
Оплывающая свечка
огоньком слегка дрожит,
озаряя взор иконы.
«Одобряет или нет?»
Глядя в ад печного лона,
начинающий поэт
рвёт брошюры на съеденье
ненасытного огня.
«Вдохнови к произведенью
настоящему меня!»
 
*«Ганц Кюхельгартен», поэма Гоголя.
 
 
 7.
 
 Май, разнотравья душистость…
В косах панночки красны ленты, цветы;
глаз лазурь, улыбка-лучистость.
Переливы ручья, чистоты;
пенье птах, стрекотанье
обитателей незримых луга…
Это сладкое воспоминанье
весь вечер по кругу, по кругу…
«Изыди, лукавый, довольно!
К себе не заманишь! В тиски
свободу не сдам добровольно!»
В испарине лоб и виски…
Покой, ясность мысли, сюжета;
чернила пошли в сочиненье.
Лампада с луной до рассвета –
служение вдохновенью.
И мчится, как тройка, Россия,
в грядущее веря всецело,
и сердце грохочет мессии
литературного дела.
Мелькают печальные лица – Петрусь, Ковалёв, Подколесин…
С безбрежностью Днепр роднится
и с чудом украинских песен.
Алмазная ночь отступила.
Под перезвон колокольный
«Ушли в сочиненье чернила», –
заметил писатель довольный.
 
 
8.
 
«Прелесть! Чудо – этот лик!
Перунджинова Бианка!
Друг мой, редкий, Божий миг!
Познакомься с «итальянкой».
Гениальным вдохновеньем
одарит тебя, и славой
обрамят произведенье
лучшие сердца державы!..»
«Верим чувственности свято,
близко дружим с ожиданьем...
Обязательная плата – горечь разочарованья», –
двух художников беседу услыхав, подумал Гоголь.
«За красавицею следом! –
приказал шутливо щёголь
младшему студенту-другу. –
Робким музы неподвластны.
Вдруг она твоя супруга?
Пара выглядит прекрасно!»
Вняв наставника совету,
юноша вошёл в кураж.
«Поспешил быстрей кареты...
Так в пустыне на мираж
сбившийся с пути стремится, –
Гоголь горько усмехнулся. –
Невский лжёт», – заметив спицы,
кучера плеча коснулся.
 
 
9.
 
Тёплый ветер ароматный
океан примял степной.
Багровеет час закатный.
Одинокий золотой
между дрок, волошек, кашек
колос светится пшеницы.
Свисты, щебет, игры пташек.
Кликание вереницы лебединой;
крик гусей; писк мышиный:
не пускает ястреб жертву из когтей;
чайка к облакам взмывает.
Треск кузнечиков, мельканье
мошек, мотыльков. Овражка
слушает, привстав, звучанье
колокольчиков. Упряжка
поднимает пыль дороги.
Куропатки в тростниках,
шеи вытянув в тревоге,
позабыли о жуках.
В бороду себе бубнит
песню казака ямщик.
Зарево вдали блестит.
Показался лунный лик.
«Днепр! Чуете прохладу?
Так бывает возле рек.
Отдохнуть лошадкам надо.
Всё, Васильевич, ночлег».
 
 
 
10.
 
«Александр, к вам посланье
вижу я на дне коробки
из России!» – «С опозданьем,
месяц шло… Ну что, по стопке?»
Кьянти, кофе, виноград…
За столом кафе «Эль Греко»
пять художников шумят,
споря об искусстве века:
Рамазанов, Иордан,
Бруни, Моллер и Иванов.
«Да, конечно, первый план
позаметней задних планов,
но не скажешь, что важней.
Он, как плод, допустим, груша,
разбухает средь ветвей –
видят все: «Какая груша!»,
но без солнца, соков древа
ей на свет не появиться.
Все детали справа, слева…
прописать не полениться
тоже нужно филигранно.
Задний план – не обрамленье.
С ним картина многогранна.
Переход оттенков, звенья…» –
«Посмотрите, Гоголь входит!
Не подумайте, что лесть:
на евангельский походит
облик ваш. Хотите есть?»
 
 
11.
 
«О голых поэтах зачем хлопотать?» –
Орлов* усмехнулся на просьбу Смирновой**.
«Не удаётся ему сочетать
прозу небесную с прозой земного».
«Чем он болеет?» – «Очень неясно:
слабость, блуждание боли, хандра…
Смотрит уж как-то на всё безучастно.
Не понимают его доктора –
будто и не желает лечиться,
только вода, изнуряющий пост…
Не помогают курорт, заграница.
Шутит, что вылечит вскоре погост». –
«Странно, по книгам такой жизнелюб:
радость застолья, красоты природы…
Правда, в сатире довольно он груб…» –
«Но здесь допустима, пожалуй, свобода.
Я уверяю: он гордость державы.
Сам император смотрел «Ревизора»
и произнёс, аплодируя: "Браво!”
Смех, восхищение, искренность, споры…
Всякая книга его как событье,
ждёт с нетерпеньем их русский читатель,
всё неожиданно в них, по наитью…
Он гениальный, бесспорно, писатель!»
Дождь барабанит в окно, по карнизу.
Шепчет под пледом страдалец молитву.
Радостный возглас на лестнице снизу:
«Найдены деньги!» – «Выиграна битва».
 
 * Приближенный к Николаю I шеф жандармов, **Александра Осиповна Россети-Смирнова, фрейлина при императрице Марии Фёдоровне, а затем при дворе Александры Фёдоровны. Покровительствовала литераторам, основала литературный салон в своём доме на набережной Мойки.
 
 
 12.
 
 «Сколько красок, упоенья!
Поразительный дебют!
Проза, как стихотворенье:
строки в "Вечерах” поют». –
«Вы читали повесть "Нос”?
Просто неостановимо
хохотал до самых слёз.
Так писать!..» «Неколебимо
высится скалой "Тарас”
над рекой литературной!
Эпос, драма, дивный сказ
исторически-ажурный…» – 
«Собакевича, Ноздрёва
Можно наблюдать повсюду:
в Питере, в Твери, в Белёве…
на Руси такого люда – пруд пруди.
Се – не гротеск, идеальные портреты.
Вся поэма – звёздный блеск
от названья и сюжета
до любого междометья!
Нет сомненья: будут чтить
Гоголя через столетья!
Можно ли перехвалить
сей шедевр чудотворный?
Заработана по праву
так искусно, так задорно
им писательская слава!»
 
 
13.
 
«Ничего не случилось,
так надеялся, ждал...
Даже как-то приснилось,
будто Он приглашал...
Гроб Господний в пещерке!
Ладан, свечи, молитвы...
Я же – чёрт в табакерке,
себялюбия битва.
Истуканом из дуба
простоял. Без горенья
в сердце было всё, грубо.
Снова полон смятенья.
Снова с радостью в ссоре, –
смотрит с палубы вдаль
неспокойного моря
сквозь тумана вуаль
пилигрим утомлённый. –
Смех – моя "Переписка”*.
Тоже мне приближённый
ко Христу, святость в ризке...
Быть смиреннее надо,
знаменитый писатель,
как трава, как лампада...
Сам Всевышний, Создатель –
без условий служенье,
незаметность...» Гудит
«Херсонес»**. «С возвращеньем!»
– порт Одесса шумит.
 
 *«Избранные места из переписки с друзьями» **Название парохода, на котором Гоголь возвращался из своего паломничества в Иерусалим.
 
 
 14.
 
"Сделайте милость, дайте сюжет –
ум и желудок мои голодают...”*
«Нет, не скажу этой памяти «нет»:
Пушкина сердце не забывает...
Господи, был же совсем молодым…
Не утешает: лишь тело и смертно.
Книги мои – внушённые им.
Гении гибнут… Вот зависть бессмертна».
Домик на Мойке. Под клавесины
песню степную сладко поёт
"сердца принцесса”**– плачут мужчины,
Воск по подсвечников бронзе течёт.
Вяземский, Пушкин, Жуковский острят…
"С брамбеусиновщиной – бороться!”***
В суть проникающий пламенный взгляд…
Чтение слушает, звонко смеётся…
Кафедра, лекция "Жизнь Ал-Мамуна”,****
"Так увлекательно, красноречиво…”
«Как бандурист ловко трогает струны,
жил и общался волшебно-игриво».
Верности клятва над "Годуновым”…
Парк Царскосельский, "А, Гоголёк!”*****
«Каждая встреча была чем-то новым,
преподносила глубокий урок.
Нет, не скажу этой памяти "нет”.
Литература – не храм, а дорога.
Путником был мой любимый поэт,
дивно поющим в предчувствии Бога!»
 
*С такой просьбой однажды Гоголь обратился к Пушкину, и Александр Сергеевич поделился идеей, которая легла в основу «Ревизора».
**Слова Жуковского о Смирновой.
***Барон Брамбеус, известный издатель популярного журнала «Библиотека для чтения». ****С 1834 по 1935 гг. Николай Васильевич прочёл курс лекций по истории в Петербургском университете. На одной из его лекций, посвящённой багдадскому халифу IX века Ал-Мамуну, побывал Пушкин.
*****Так порой Александр Сергеевич называл молодого писателя.
 
 
15.
 
«Прости, Господь, не проявить
Твой вечный свет в людской юдоли.
Не научиться мне любить
и жить Твоей согласно Воле.
Всё противно, всё не так…
Неуместна эта проза,
как на кладбище гопак,
как среди отходов роза.
Опротивел сам себе –
чёрт с козлиною ухмылкой.
Господи, хочу к Тебе!
Сколько жить мне адской ссылкой?
Морды, морды-упыри скалятся, шипят, сипят:
"Беспокоишь нас, умри”…»
Освещая скорбный взгляд,
пламя рукопись скрутило…
«Очищение огнём –
вот, Сэмэнэ*, что здесь было…
Протопи получше дом».
Бледный лик, цветы… Колонна
движется людей. У гроба
нараспев и монотонно
отпевание… «Особо
завещал усопший нам», –
речь известного профессора.
«Почему толпятся там?» –
«Смерть коллежского асессора».
 
*Украинский мальчик Семён, служивший Гоголю в последние годы его жизни.
 
 
16.
 
«Мама, мама, почитай!» –
«Жил святой, взывал, постился,
Чудотворец Николай,
людям помогал, трудился,
верил в Бога беззаветно,
на Него и полагался,
сеял благо незаметно.
Ничего он не боялся,
неизбежно побеждая
зависть, жадность, лень, гордыню;
искушенье прогоняя,
как рычащий пёс гусыню.
Все от мала до велика
шли к нему за поученьем.
От его покоя, лика
приходило избавленье
даже от тягчайшей хвори.
Становились вновь друзьями
те, кто находился в ссоре.
Наполнялось небесами
Всяко место – пустынь, хаты,
если шёл туда святой.
Исцелял всегда без платы.
Нимб над ним был золотой.
А сейчас на небе он». –
«Буду я, как он, хорошим». –
«Сладким пусть твой будет сон.
Спи, мой мальчик, спи, Никоша».
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка