Комментарий | 0

От первобытных оргий к вершинам цивилизации (2)

 

Римская фреска. Дионисийская инициация. Вилла мистерий. Помпеи.
 
 

 

(начало здесь)

 

1

 

В орфизме есть еще одна область, о которой нельзя не сказать. Это учение о реинкарнации.

 

В приписываемых Орфею стихах сказано:

 

«Одни и те же отцами и сыновьями в чертогах,
Лепыми женами, и матерями, и дочерями
Снова родятся на свет, меж собой меняясь рожденьем…»

 

Причем, как передает Прокл, Орфей учит не только «о переселении из одних человеческих тел в другие», но и о том, что «возможно переселение человеческих душ и в других животных». Об этом «Орфей тоже учит в ясных выражениях, когда говорит:

 

Вот почему по кругу времен душа человеков
Поочередно в животных вселяется иноде в разных:
То родится конем, а то ***
То родится овцой, то птицею с виду ужасной,
А иногда и с собачьим телом, с голосом низким
Хладных породою змей ползет по земле она дивной»[1]

 

Сама по себе идея о переселении душ не нова, хотя истоки ее неизвестны. В нее верили египтяне, фракийцы. В Греции, еще в VI веке до н.э. ее впервые высказывал Ферекид Сиросский. Но как система она была сформулирована именно орфиками[2].

 

Меня же в этой истории больше всего интригует то обстоятельство, что это учение, именно в его орфическом варианте, полностью перенял Платон. Причем, он не просто ссылается на него в своих произведениях, но кладет в основу своей теории познания. Ведь согласно Платону, знание есть припоминание того, что душа могла созерцать в промежутке между двумя земными воплощениями[3]. Значит, было ему известно что-то такое, что позволяло не сомневаться в реальности реинкарнации, и о чем сам он предпочел умолчать. Поэтому интересно было бы понять, на чем основывалась эта вера[4].

 

Конечно, мысль о реинкарнации заложена в самой доктрине орфизма: убитый титанами Загрей оживает в облике Диониса. Однако, этот искусственный, составленный из разнородных элементов миф вряд ли мог послужить Платону основанием для его построений. Тут должно было быть нечто бесспорное. Нечто такое, что однозначно подтверждало бы изложенную в мифе версию. То есть, не просто теоретическое знание о существовании реинкарнации, а, например, личный опыт переживания смерти и возрождения[5].

 

На самом деле, такой опыт можно было получить, участвуя в мистериях. Это были обряды инициации, в ходе которых, по некоторым данным, неофит как раз и испытывал прохождение через смерть и новое рождение. Проблема, однако, в том, что мы не знаем, в чем заключался этот обряд. Никто из его участников (в том числе Геродот и Плутарх, которые тоже прошли посвящение), так никогда и не рассказали о том, что видели. Судя по всему, что-то гораздо более серьезное, нежели просто клятва, удерживало их от откровений[6]. Известно лишь, что после обряда у людей исчезал страх смерти.

 

Попробуем во всем этом разобраться.

 

2

 

Сразу оговорюсь: все, что будет сказано в настоящем параграфе, является только моими предположениями. Фактов, которые могли бы их подтвердить, у меня нет.

 

Итак, поскольку орфизм есть реформа дионисийства, искать основания для веры в реинкарнацию следует именно в культе Диониса.

 

Я исхожу из того, что Орфей, преобразовав дионисийские оргии в зрелища, не отказался, тем не менее, от экстатической их части полностью, а просто перенес ее в тайные мистерии[7].

 

В самом деле, есть в культе Диониса некие обстоятельства, которые, на мой взгляд, прямо указывают на характер реинкарнации.

 

Вспомним: в момент переживания оргии, человек испытывает состояние растворения во всеобщем и, как следствие, утрату личности. Но ведь именно растворение во всеобщем и произошло с Загреем в момент его растерзания титанами. То есть, человек в состоянии оргии оказывается тождествен Загрею в момент его растерзания.

 

Но растворение во всеобщем, так же, как и растерзание, и есть смерть, поскольку ведет к утрате личности. Значит, познав состояние растворения во всеобщем, человек, тем самым, познает и что такое смерть.

 

Так, смерть перестает быть для человека пугающей тайной. Ведь если смерть – это распад единого на множество, то достаточно вернуться к первоначальному единству, чтобы произошло возрождение. Поэтому, как после оргии человек возвращается в состояние бодрствования, так и после смерти он возрождается для новой жизни.

 

Я думаю, именно такая логика рассуждений и привела Орфея к выводу о существовании метемпсихоза.

 

Видимо, на этой основе и были учреждены мистерии.

 

Можно предположить, что центральным их эпизодом как раз и было растерзание Загрея титанами и его возрождение в образе Диониса[8]. Причем, религиозное испытание для неофита, видимо, заключалось в том, что он сам становился Дионисом, сам подвергался растерзанию, а потом сам испытывал чувство возрождения.

 

Иными словами, в ходе таинства происходило мистическое единение миста и Диониса. Своей ритуальной смертью мист как бы приносил себя в жертву Дионису. Но одновременно он сам становился Дионисом, то есть богом, которому приносится жертва. В результате неофиту открывалось, что жизнь и смерть переходят друг в друга в обоих направлениях и являются двумя сторонами одного явления. А имя этому явлению – Дионис, производящее начало в природе[9].

 

При этом подобный экстатический опыт не обязательно должен был возникать в результате оргии. Состояние экстаза могло быть достигнуто и с помощью трав или посредством аскезы[10].

 

3

 

Посмотрим теперь, что в действительности происходит в психике неофита в ходе таинства. Воспользуемся для этого ее моделью предложенной К.Г. Юнгом.

 

Известно, что согласно этой модели, человеческая психика состоят из трех компонентов: сознания, личного бессознательного и коллективного бессознательного. Сознание – это та часть психики, ко­торая находится в непо­сред­ствен­ном взаимо­действии с окружающим миром. Личное бес­сознательное, по словам Юнга, со­держит утрачен­ные воспоминания и вытесненные пред­ставления. Что же касается коллективного бес­созна­тельного, то оно содержит психи­че­ский ма­териал ко­реня­щийся не в инди­виду­аль­ном опыте, а в некой надлично­стной структуре, общей для всей вселенной[11]. Это так называемые архетипы коллективного бессозна­тельного, представляющие собой своего рода матрицы, формирующие все бессознательные процессы в природе. Каждый архетип является, к тому же, хра­нилищем материалов обо всех метаморфозах, когда-либо произошед­ших с ним в ходе эволюции.

 

Коллективное бессознательное включает в себя и всякое индивидуальное сознание, и всякое личное бессознательное, как свои составные элементы. Таким образом, коллективное бессознательное представляет собой огромный мозг, управляющий всеми процессами во вселенной, от движения звезд до рефлексов у организмов.

 

Как мы выяснили, растворение во всеобщем в момент оргии происходит, когда отключается сознание. Но если отключается сознание, то отключается и личное бессознательное, так как оно образуется из информации, изначально содержащейся в сознании. А если отключаются и сознание, и личное бессознательное, человек остается один на один с коллективным бессознательным. То есть, в момент оргии человек испытывает чувство растворения в коллективном бессознательном.

 

И чтобы понять, что именно он при этом испытывает, полезно вспом­нить об экспериментах С. Грофа – известного психиатра и автора книг по трансперсональной психологии, которому удалось раскрыть содержа­ние коллективного бессознательного. Напомню, Гроф разработал мето­дику изменения сознания, которая позволяет человеку видеть то, что в обычном состоянии сознания от него скрыто. Это переживания прошлых воплощений, посещение других вселенных и встречи с их обитателями, встречи с божествами, встречи с духовными учителями и сверхчеловече­скими существами, переживания мифологических и сказочных сюжетов, переживания универсальных архетипов и т.п.[12] По-видимому, это и есть хранящиеся в архетипах материалы, в которых запечатлены все мета­морфозы, произошедшие в ходе эволюции. Они же, судя по всему, явля­ются и материалом мистерий[13].

 

А вот о том, где могут располагаться все эти невидимые нам миры, мы вполне можем судить сейчас благодаря решению топологической тео­ремы А. Пуанкаре о трехмерных структурах, из которой следуют весьма серьезные философские выводы.

 

Не буду останавливаться на тексте самой теоремы, поскольку для наших целей это не требуется (к тому же ее легко можно найти в интернете). Скажу лишь о том, что из нее следует. А следует из нее то, что после до­казательства ее Г. Перельманом, стало ясно: мир, в котором мы живем, имеет не три измерения, а как минимум, четыре. Оказалось, что наша вселенная представляет собой трехмерную сферу, а это значит, что центр этой сферы находится в четвертом измерении. То есть вселенная распо­лагается на внутренней поверхности гигантского четырехмерного шара и все огромное пространство от внутренней поверхности этого шара до его центра, нами не воспринимается. По-видимому, это и есть область кол­лективного бессознательного.  

 

4

 

Вспоминается известное высказывание А.Н. Уайтхеда о Платоне: «Наиболее правдоподобная общая характеристика европейской философской традиции состоит в том, что она представляет собой серию примечаний к Платону… Я имею в виду богатство общих идей, которые разбросаны в его сочинениях» («Процесс и реальность»).  

 

Нельзя не согласиться! Платон, конечно, не мог знать ни о гипотезе Пуанкаре, ни о том, что эта гипотеза, благодаря Перельману, окажется теоремой, но он выстроил систему, предполагающую существование четвертого измерения пространства. В отличие от европейской философии, по существу, чисто умозрительной, философия Платона экзистенциальна. Она уходит своими корнями в религию, а религия, вместе с сознанием, вырастает из коллективного бессознательного. Поэтому за простыми и в чем-то даже примитивными религиозными формулами, как правило, скрывается глубочайшее содержание, касающееся самых основ мироздания. Вот почему философия Платона – единственный на все времена поистине неисчерпаемый источник мудрости.  

 

[1]  «Фрагменты ранних греческих философов», Орфей, фр. 224

 

[2] Первым, о нравственном аспекте идеи реинкарнации, заявил Пиндар»:

«О, если бы знал человек грядущее
Если бы знал он,
Как миновавши смерть,
Презренные души тотчас постигаются карами!
Некто в преисподней изрекает роковые приговоры…
Но те, кто трижды
Пребыв на земле и под землей,
Сохранили душу свою чистой от всякой скверны,
Дорогою Зевса шествуют в твердыню Крона,
Остров Блаженных» [«Вторая Олимпийская ода» 3э.-4а].

 

[3] Сократ: «…душа человека бессмертна, и, хоть она то перестает существовать – это и называют смертью, – то снова рождается, она никогда не гибнет… А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и на счет добродетели, и на счет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно… Ведь искать и познавать – это как раз и значит припоминать» [Платон «Менон», 81 b-d].

 

[4] В орфизме делается акцент на нравственном аспекте реинкарнации, но меня интересует только метафизический ее аспект.

 

[5] Платон, в диалоге «Горгий», устами Сократа говорит: «Я бы не изумился, если бы Эврипид оказался прав, говоря:

Кто скажет, кто решит, не смерть ли наша жизнь,

Не жизнь ли – смерть?» [492 е].

 

[6] Герой романа Апулея «Метаморфозы» Луций так рассказывает о своей инициации: «Может быть, ты страстно захочешь знать, усердный читатель, что там говорилось, что делалось? Я бы сказал тебе, если бы позволено было говорить, ты бы узнал, если бы слышать было позволено» [XI, 23].

 

[7] Мирча Элиаде: «Если одни публичные обряды стали зрелищами и сделали Диониса богом театра, то другие, тайные и посвятительные, превратились в мистерии» [«История веры и религиозных идей», § 125].

 

[8] На гипсовом рельефе, хранящемся в музее Остии, где Дионис и три других персонажа обозначаются по именам, на цисте есть указание: Mysteria. В корзине находились игрушки, которыми Титаны соблазняли младенца Загрея, чтобы выманить его и убить – волчок, трещетка, бабки и зеркальце [Мирча Элиаде «История веры и религиозных идей», § 206]. То есть в орфической Mysteria, судя по всему, воспроизводился эпизод именно с растерзанием Диониса.

 

[9] Как пишет В.И. Иванов, «Мысль орфиков, пифагорейцев и Гераклита о полярности жизни и смерти как двух противоположных состояний и видов одного бытия, была достоянием едва ли не большинства образованных людей» [«Культ Диониса. Религия страдающего бога» М. 2020 [стр. 226]. Ср. у Гераклита: «Бессмертные смертны, смертные бессмертны, жизнь одних есть смерть других» [фр.62 DK]. И еще: «Огонь живет смертью земли; воздух живет смертью огня; вода живет смертью воздуха, земля – смертью воды» [фр. 76].

 

[10] В индийской йоге аналогичного эффекта йогин достигает с помощью дыхательных техник. См. Мирча Элиаде «Йога», 68-75. В «Ригведе» говорится о напитке сомы: «Мы пили сому, мы стали бессмертными, мы пришли к свету, мы нашли Богов» [VIII 48.3]. У зороастрийцев же «напиток бессмертия» – это хаома. Совершая ее ритуальный прием, верующий выходит за пределы человеческого существования, приближается к Ахурамазде и предчувствует всеобщее обновление [Мирча Элиаде «История веры и религиозных идей», § 104].

[11] Похоже, не чужд был старина Карл Густав индийской философии. Например, в Ман­дукья-упанишаде эти три части человеческой психики уподобляются, соответст­венно, бодрствованию (сознание), сну со сновидениями (личное бессознательное) и сну без сновидений (коллективное бессознательное), чем доказывается тождество Атмана (индивидуальной души) и Брахмана (Мировой души).

 

[12] С полным перечнем трансперсональных переживаний можно ознакомиться в книге С. Гроф «Путешествие в поисках себя» М. 1994, стр. 59-60. Ср. с состоянием «самадхи» в йоге: «Путем «концентрации», «медитации» и реализации самадхи на объекте или на целом классе объектов йогин приобретает оккультную власть над ними. Например, концентрация на подсознательных впечатлениях (санскара) дает йогину знание прошлых рождений. С помощью различных «концентраций» он приобретает сверхъестественные способности (летать, делаться невидимым и т.п.). Все, на чем можно медитировать становится для йогина предметом обладания: он сливается с объектом благодаря магической силе медитации… Входя в самадхи, йогин встает над противоположностями: пустота и наполненность, жизнь и смерть, бытие и небытие для него теперь едины» [Мирча Элиаде «История веры и религиозных идей» § 145].

 

[13] Ср. с описанием посмертного путешествия души в текстах на золотых пластинках из погребений (Гипонион, Южн. Италия, конец V нач. IV в. до н.э.):

«Эта могила принадлежит Мнемосине. Когда тебе суждено будет умереть,
Ты пойдешь в хорошо сделанный дом Аида. Справа – источник.
Рядом с ним стоит белый кипарис.
Здесь охлаждаются опускающиеся души мертвых.
К этому источнику даже близко не подходи.
Дальше ты найдешь текущую из озера Мнемосины
Холодную воду. Над ней – стражи,
Которые спросят тебя проницательно:
«Что ищешь ты во мраке губительного Аида?»
Скажи: «Я сын Земли и звездного Неба,
Я иссох от жажды и погибаю. Так дайте же быстро
Холодной воды, текущей из озера Мнемосины».
И они сжалятся над тобой, повинуясь Подземному Царю,
И дадут тебе пить из озера Мнемосины.
И ты пойдешь по многолюдной священной дороге,
По которой идут и другие славные вакханты и мисты»
[«Фрагменты ранних греческих философов», Орфей, фр. В 10].

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка