Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Из стихов 2003 – 2006 годов

Картинки-раскраски с выставки «мёд-пиво»:
Мы здесь жили-ночевали
Приходили когда придётся
Порою спали, порой курили
(Хотя курить нельзя было)
Покуришь – и вот, неймётся:
Из синего моря случайно
Ты выбежал – боль и испуг
Вслед за тобой по-чаячьи
Ковылял недотёпа-друг
Пальмы мороком обмишурили
Стали проволокой зелёной
И луна отражается в улице
И стволы, как два прокажённых
Я приехал назад в столицу
Мне и холодно и смешно
В кулаке у меня синица
Пеликан за моим окном
Поселился и свил гнёздо
Слышно как рыдает полиция
Тёмной улицы на груди
Чёрнокожему юноше в лицах
Ставят пьесу «Не укради»
Говорок с хрипотцой английский
Будит кошек: ату, это вор,
Офицер, мой законник хороший
Отпусти его, пар фавор





Размышления у парадного отъезда
Двадцать минут 
На ледяном ветру 
Отказались стоять 
Эти люди
А почему? 
Потому что еду 
Не поднесли на блюде
А я бы стоял, 
Каблуками тряс, 
Терпел бы мороз и голод
А я бы ждал, 
Что случится сейчас
Чудь хлебосола.
А я бы шептал
Я пускал бы пар
Я бы курил парламент
Я уже стар
Я облезл, как шакал
Кожа моя – пергамент
Пусть. Всё равно
Я ещё поем
Ещё предамся блуду
Девочка мне
Подмигнёт в окно:
Лучше – не будет





стать
Стать как боги
Или 
Как председатели 
Зажиточных колхозов
Были
Сиплыми
Коренастыми
С оттопыренными ушами
И тонким носом
Курчавыми
Подвижными
Неугомонными
С ответами
А не вопросами
Как их бабы любили!
Жён они били
А мы, выходит
Не боги,
Скорее Кирилл и Мефодий
А председатель колхоза
Зубастый, 
Упругий,
Навыкат
Напишет
«Выдать новые сапоги»
И выдаст!





стишок на ночь (романтическое, 13 век, Бонавентура)
Чернь, бляди и балаболы
Сгрудились кучей у урны
Лбы их разгорячёны,
Высокотемпературны
Они
то ждут, ни то курят
Кто эти люди?
Назовём их потные.
Потные хлещут из фляжек
Жижу говяжью
За одеяло верблюжье
Убивают, прищурясь
Подло
Патку сажая финку
Стаканя с друзьями после
Продажи лёгкого
Накрывшись ершистой попоной
Ебут в подворотне кошку
Вспоротую, мёртвую
Прохожий прохожий
Морщится и, озираясь,
Крадёт понемножку ся
Шепча встреченным –
Осторожнее, там потные,
Кажется, одеваются
И потные убегают
Щерясь, сря, икая,
Смегма как воск на щеках их
Они бегут туда, где облака
Ибо их есть царствие в небесах волосатых
И ржавых гаражах
И толовых крышах,
Но им надо выше
И чище
Чистые топочут из бани
Чисто потому что там чисто
Чисто в чистых рубашках,
В синих галстуках, белых манишках
(Некоторые) в чёрных бантах,
Лакированных штиблетах
Платиновых запонках
Несут под мышками
Саквояжи, полные выигрышных
Лотерейных билетов (беспроигрышных)
Чисто садятся в аэросани
В них просторно, уютно и чисто
И улетают туда, где облака
Где свежо и чисто (пока)
Где с утра свежий кофий
С газетой, круассаном, яичницей
Где сюжет хороший кочует
Со страницы на страницу
Где очень странно
И очень чисто





на рыбалке
И вновь продолжается бой
Клоп-клоп!
И сердцу тревожно в груди,
И Ленин такой молодой
Такой молодой
Боже, какой он молодой
Как он молод, как он молод
Совсем ещё мальчишка, пацан
Слышь, пацан, поди сюда
Поди сюда, кому говорю
От лобан пронырливый, не даётся
Ребята, попридержите мальца, чтоб не вихлял
Пацан, рыбки хочешь?
Скажи, как тебя зовут и получишь рыбки
Хорошо,
Кто хочет отвесить леща Вовану?
Не ори прежде времени, что ты разнюнился
Никто не хочет рук марать о такого слюнявого солобона 
Скажи, ты хочешь леща?
Признайся, Володя, ты ведь хочешь леща
Перед лицом симбирских одноклассников
Пред лицом соратником и кружковцев
Скажи нам всем, не юля, Вова
Ты хочешь отгрести леща?
Подложите ему под голову журнал
Любой толстый журнал подойдёт
На столе лежит свежий номер
Королевского леща, двумя пальцами
С оттяжкой, держите ноги
И юный октябрь впереди
Клоп-клоп! 





скрипя
Долго идти и придти не туда
Вот благодать неземная
Видеть болота, стога, города
Слышать скрипенье трамвая
Где это я? Ты не там, ты не там –
С неба капелью тычинки
Падают, звоны творя. В тамтам
Бьёт музыкант у храма
(стеная:
баба моя – дереза, сатана,
снесла барабан 
в починку)
Вьюга – пора листопада. Пора
Сонным проснуться. Не надо
Ни беспокоиться, ни горевать
О сноувиденном, ибо
Память-мартышка начнёт скакать
Вдоль непричёсанных нив:
Сколько не вспахано, сколько могло б
Заколоситься зелёно. 
Бодр и отважен, бежит командарм, 
Грустно виляя хвостом
Всё не взошло, но чуть-чуть растёт:
Сны, недомолвки, причуды. Каждый
Торчит, как на рейде кот
Каждый поживу чует
Скирды, амбары, стерня – на меже
Ляжешь отведать хлеба
Только надкусишь, как мчится весть:
Едут трамваи, едут 





ньюсос
мы гуляли, гуляли,
уставали, вставали
с лавок, скамеек;
сумрак был разлит уже
и гульба и мимо
спешащая по тёмным своим как кожа делам голытьба
в рубашках, 
непременно распахнутых 
от кадыка до пупа,
с бородами 
или вовсе безбровые,
семенящие в никуда, 
бегущие, 
как ток по проводам
мог бежать бы по подворотням
от космического поджопника
их кристаллические решётки
расшатаны пуще нервов
поэтому на ходу, завидев идущих, 
они чертыхаются,
крестятся, достают из-за пазухи бумажный стакан
торопясь, просят подать,
шебутно удаляются, 
ошарашенные ответом на другом языке,
который не хинди и не суахили,

но понимающие, что – нет,
здесь подают не по сегодня,
и прибавляющие ход, чтобы догнать
то время, попав попутно в то место,
в котором всегда всё бесплатно, 
всего навалом, 
президент США – негритос
нет нас,
(славян,
которым 
всё до пизды
даже команда SOS
(отсоси)
никого не ебёт,
когда такие погоды стоят)
ну и вот, всё хорошо,
никто не сосёт
все гуляют





воск
Когда пчёлы
Когда огнегривые пчёлы как стрелы
Когда злые и золотые аллитерации мчатся, как пчёлы,
Сгорая в солнечных бликах
Когда пчёлы как стрелы
Дребезжащие быстрокрылые серны
Когда вонзы как жала –
Острия, словно жала вонзилов, сверкают 
Длиннотонкими спицами света сквозными
Мечутся лучики света навстречу зазубренным пикам
Когда лучики света, которые солнечные
Выходят из тьмы, как настоящие солнечные
Когда пчёлы летят, злою волей медовою полны
Им навстречу тогда отраженья златые полышат
Выступает из тьмы пчёлам навстречу бесстрашно войско косое
Это зайцы впряглись в фаэтон, сверкающий грозно, отчётливо, ясно
Дружной сворой несутся по небу чудесные зайцы косые, прекрасны
Скачут радостно друг через друга и сквозь проходить не чураются, телом ушасты
Пересекаются, сочетаясь узором листвы на лужайке, широкой поляне, или асфальте
Где в весёлом жужжанье роятся беспечны, коварны и золотоносы летуньи лихие
Называемы пчёлами, осами, мухами-мёдосбирательницами, не устающими мерно
Затевать непростые коварства, вить терпеливо слюдяными крылами по небу обманы.
Недавно замыслили пчёлы кванторождённых малюток заставить работать оброчно
Впрячь весёлых солнечных зайцев в ярмо долговое, лишить перепрыгов по небу,
Монополию выгородить перепончатокрылым на мёдоуборку и асфоделевый нектар.
Высверк жала златого из жопы неправедной, вскормленной медленным ядом,
Поручить вольным зайцам, чтоб ярче, грозней их эгида пылала, на зависть бутылки осколкам.
Здравствуйте, зайцы, – повели свою речь лиходейки обманные, мухи навозные – пчёлы. 
Вы прыгуны в своём роде из первых. Вот жала зерцало, что отбривает свет солнца.
Прыгнув на лезвие наше и от него отразясь в бесконечность дурную, вы разовьёте
Скорость такую, что станет звездою ночною каждый отважный скакун-камикадзе.
Тот же, кто струсит пред муравьиною маткой, что реет над всеми, станет беляк иль кузнечик.
Слово сказавши лихое, затрепетали летуньи, кружась, словно стрелы и искры.
Светлые зайцы, любимцы Фотона, сыновья Гелиоса, без промедления кинулись молча 
На вожделенное пчёл угощенье, тщась отразиться и вспыхнуть звездою в эфире.
Козни состроили злые жужжалки, умом полосаты и телом. Жала свои обмакнули они
В воск полупрозрачный, нагретый. Тем провели бескорыстных, бесхитростных зайцев,
Слуг солнца. Рвутся наружу они, но каверзный воск не пускает на волю и душит.
Светятся пчёлы в полёте, жаром слепит медовуха, горят ульи ночами как ёлки
В ярких гирляндах. Пчёлы летают – следы их маршрутов, как снайпера пули,
Словно прожекторы тьму прорезают сплошную
Словно наряд пограничный или береговая охрана,
Купол небес освещают, питаясь энергией зайцев
Солнечных – тех, что не знали ни страха, ни дома, ни долга
Что над волнами носилась, светилам подобны, свободны.

С пасеки бодро труся с восковою поклажей, вырви из кожи осеннее жало златое.
Дунь на ладонь – станет светлее вокруг. Солнечный зайчик проскачет, копытами цокая звонко. 
Ночь насекомых полна.
Мёда в котомке навалом.





над всякими мышами
пусто лететь по небу над всякими мышами
ежами
ужами
крышами, кустами, трубами печными
свечными
густыми
дымом идущими, ткущими реки слезами
глазами
следами
трущими их кулаками, пальцами. реять
над полем
над домом
над всякими мышами, шуршащими в сене





беллерофонт
мне кажется, он принимает какие-то порошки, от которых дуреет
какие-то пирожки с несвежим мясом печёт ему вероятно жена
какие-то рожи в гробах он видит в отражениях, шарахаясь
какую-то порошу, что стелется за его губами, он скорее всего домысливает,
осознавая, путаясь, крепясь, чертыхаясь –
неясно что делать с этим коллапсом, падением, усечением.
он остаётся всё так же дорог, но дороговизна уходит в воспоминания;
от новых высказываний, заявлений, жестов жмусь и крадусь вдоль стенки,
исчезая потому, что чую тёмнокровавую опухоль в тон лилии
распускающейся под слюнявым огрызком карандаша. слышен 
запах несвежести (не сырого белья, но бинта с непромытой 
раной на горле, початой банкой стрептоцидовой присыпки 
в тумбочке, тихим взглядом и едким голосом, которым уверенно 
говорится о безусловных вещах – Метафизике, Нации, Боге) 





юнгиана
вот и настал на нашем
на нашем судне настал
судну нашему настал
судные дни зачастили в гости
гостья прокисла и хочется выйти
вот наступает приземистый карл
вместе собрались и румбу пляшут
прыгают ввысь и трясут костями
флагами веют, бряцают цепями
чёрные сари, прекрасные сари
легко наступает, не слышно, не страшно
шпорами крякает, режет ткани
ассасинацию затевает, что ли
вот и на нашей настал тот самый
нашей на палубе отскоблённой
вымытой, сохнущей, навощенной
скрыто, невидимо встал и рыщет
спрятался кто, прикорнул ли у мачты
всё понарошку, всё невзаправду
тихо подходит, целует в лобик
спи, мой малыш, ничего не бойся
вот и настал, и не слишком толстый
самую малость чрезмерен – полный
а в остальном – проходимец томный
чмокнет и дальше шагает, словно
ветер в поле чистом качает
цветок барвинок, траву чабрец
кто ты – проснувшийся вскочит, странный
вешние травы, осенние травы
что целовальник за подлый малый
раз прикоснулся, а губы помнят
надо узнать, неужели пиздец
жжёт, выедает отрава кожу 
пот и слюна, до чего же больно
кто приходил? невозможно другой 





гопак
во многих знаниях многие печали
в немногих знаниях немногая печаль
в печалях немногих немного печали
во многих ногих малые глаза
печаль немногих печалит немногих
многие печали рождают немногие тревоги
немногие тревоги рождают бархатные глаза
немногие многие рождают многих
многие ногие рождают безруких
малые безрукие немного печальны
многие мохноногие рождают тулупы
многие тулупы рождают многие вши
выпил кубок знания – теперь пляши 





ходьба по гравию
Когда идёшь по гравию, то раздаётся скрип
(желание сказать иное)
Подошвы наступающей на гравий
(непроизносимость иного)
Дорожки, пролегающий сквозь крик
(сомнительность подобного желания)
Детей и их отцов, кричащих детям строго
(анализ мотивации желаний)
Сентенции заботы о себе
(раздумия о языке)
В контексте игровой площадки, качелей, горок и
(беседы о культуре)
Других играющих детей
(история грехопадения)
На которых другие отцы
(механизмы и агенты)
Также покрикивают с целью
(трансляция всякого слова)
Обезопасить и огородить
(необходимость шума)
Чад от возможной утраты
(розовый шум в канале)
Целостности. Слова молитв
(история делается на периферии)
Достигают адресата и ничего
(удвоение агента)
Ни с кем из играющих
(замещение одного другим)
Не случается. Только скрип 
(весёлый шум бытия)
Подошв подозрительно музыкален. 





мыс Тобойтакиеразные
Честно признайся, усатый,
Хочешь лишиться хвоста?
Я себе нарезал яблоко
(10 раз (по числу долек))
Будем дружить навсегда 
(Мегафон)
Дождь мой пикапчик закапал
(Чуковский)
Ночь затворила уста
(попса)
Я наблюдаю за облаком
А я наблюдаю за сном
А я наблюдаю заоблачно
Машет мне Маша крылом
А я наблюдаю спросонья
Тебя, наблюдающего за облаком
А я давно уже наблюдаю за яблоком
А яблоко давно наблюдает за облаком
А облако давно наблюдает за дольками
А дольки давно наблюдают за ножиком
А ножик давно наблюдает за мной
А я наблюдатель проклятый
А ты наблюдатель простой
А я наблюдатель в заплатах
А ты наблюдатель с косой
Я соглядатай косматый
А ты соглядатай ... постой!





тихогромное
Я – Непер и Едал
Я жил в краю далёком
Там было мало сал
Там было мало ко
Мне видно, как сейчас
Над пламенным востоком
Летит какой-то зверь
До зверя далеко
(Парит себе высоко
Взобравшись высоко)
И Непер говорит, 
Кося лиловым оком
Едал, летим со мной
Поимствовать зверя
Он там парит один
И кортик с кровостоком
Неперу дал Едал
И занялась заря
И пламенел закат
Составив меня, Непер и Едал взлетели
Мчу над родными местами, руками маша
Там, за горами, над облаками перистыми
Аэрает крылатое нечто, еда моя
Распавшись на двоих
Я зверя окружили
Но страшно стало мне 
На этой высоте
Когда бы одного
Всего из нас убили
Пошёл бы я на дно
И жили б мы на дне
Едал, пора назад
Непер, реверс на полный
Мы полетим домой 
И ветер паруса
Нам, как стакан, наполнит –
Хлестнём его бока
И пыль из-под копыт:
Пускай его летит
Мы не хотим в могилу
Я Непер и Едал
И дальше буду сыт