Проза

теоретическая повесть

Начало

Продолжение

Неоновый свет, надпись, дверь, калорифер;

− Здрасьте! − швейцар расплылся в улыбке и растекся
на шарнирах.

Даша улыбнулась ему, взяла пальто и уже у входа в гардеробную
оглянулась, улыбнулась еще раз, и исчезла.

Кормлев вошел в зал. Колонны, музыка, оранжевые под старину лампы….
все было как всегда. Сергей прошел к своему столику и сел. Появился
официант, поставил на стол коньяк, вазу с фруктами и два бокала.
В ответ на удивленный взгляд Кормлева сказал:

− Вениамин Степанович! Желают к вам присоединиться!

Сергей кивнул в ответ, откинулся на спинку и стал ждать, оглядывая
зал…

Что-то шевельнулось внутри, будто заворочалось вдруг потревоженное,
какое-то неловкое, подозрительное существо. Сергей встал из-за
стола, вышел в курительную.

Спиной к нему, изящно держа в приподнятой руке длинную, тонкую,
дымящуюся сигарету стояла Вера. Панфилов что-то нашептывал ей
на ухо, с омерзительной улыбкой на сальном, обрюзгшем лице, и
шарил волосатой рукой в разрезе платья на её спине.

Вера приглушенно хохотала, томно изгибалась и всё повторяла: «Ну,
хватит, хватит, да врёте вы всё!». И опять хохотала и изгибалась,
запрокидывая голову. Панфилов всё шептал ей на ухо и шарил в разрезе
платья…. Матовая, бархатная, с тонким, бледно-розовым оттенком,
удивительно ровная, будто нереальная кожа Веры в разрезе платья
на её спине и волосатая, по-мужицки грубая лапища Панфилова….
Вдруг тот оглянулся, будто почувствовав иное присутствие, увидел
Кормлева, резко отдернул руку и, запинаясь и краснея, заискивающе
зачастил:

− Я тут анекдот рассказывал, ну, тот, помнишь, про лошадь…

Вера медленно повернула голову, посмотрела на Сергея как-то пусто
и хищно, потом вдруг нашлась; её брови удивленно взметнулись,
и она спросила:

− Серёжа, разве вы курите?

Сергей рванулся, прошел сквозь зал, и в коридоре каким-то металлическим
голосом, резко бросил вышедшей из гардероба Даше:

− Пальто!

Улыбка девушки погасла, на лице отразился испуг, она метнулась
в гардеробную, вынесла ему пальто в дрожащих руках.

Сергей вырвал пальто, и резко шагнув к выходу, наткнулся на Веру.

Вера мягко положила ему руки на плечи, томно и грациозно наклонила
голову вперед к его уху, горячо зашептала:

− Ну, что вы, что вы, Сереженька, что вы себе придумали!
Как можно!

Сергей слегка отстранился, с надеждой посмотрел ей в глаза.

− У меня с ним ничего нет, – утвердительно качая головой,
говорила Вера, −Что вы, Серёжа, милый! Как вы можете? Это
просто так! Я ведь не ревную вас к Вашей Ниночке!

− Нина?! – вскричал Сергей. – При чем здесь Нина? У меня
с ней ничего не было! – последнее застряло у него в горле. Глаза
его округлились, в голову воткнулось раскаленное, жгучее лезвие.
Сергей качнулся, все поплыло перед глазами. Он оттолкнул Веру,
перед ним возникло испуганное, улыбающееся, прыщавое лицо швейцара.

− Здрасьте! Заходите ещё, – причитал ошеломленный швейцар,
вжимаясь в стену.

Сергей неистово рвал на себя входные двери. Потом вдруг сообразил,
толкнул их от себя и выскочил на улицу.

Он бежал, бежал, не разбирая дороги, хлюпая по соляным лужам,
поскальзываясь на рыхлом снегу, бормоча про себя:

− Нина, откуда вы знаете? Я ничего не говорил про Нину!
Откуда вы знаете про Нину? Я не мог ничего говорить про Нину!
Я не мог! Про Нину, нет, нет!

Он вдруг споткнулся, упал на колено, попытался подняться и не
смог. Отполз стене, прислонился к ней, тяжело дыша, вперившись
в какую-то далекую, одному ему видимую точку….

− Черт побери! Опять ты, не пройти – не проехать! То стоишь,
то сидишь – грабли в гору! – выдернул Сергея из оцепенения недовольный
голос.

Сергей взглянул вверх – перед ним стоял бомж с набитой картоном
тележкой, укоризненно качая головой.

− Здравствуйте, извините, – тихо сказал Сергей.

− На «извините» пиво не купишь! Прими отростки, любезный,
дай проехать! − огрызнулся бомж.

Сергей подобрал ноги, бомж подхватился и поплёлся далее поскрипывая
своей тележкой.

− Товарищ, скажите, какая это улица? – вслед ему крикнул
Сергей.

− Та же самая, что и вчера, – огрызнулся бомж не оборачиваясь,
– Алкаш с помойки тебе товарищ! Товарищ, товарищ…,– бурчал бомж
удаляясь.

Сергей смотрел на удаляющуюся тележку, на поскрипывающие, готовые
вот– вот отвалиться маленькие колеса, оставляющие в снежной каше
удивительно ровную, глубокую колею….

− Серёжа, что у тебя с лицом, что с пальто? Где ты валялся?
Почему хромаешь? Мне всё это совсем не нравится, Серёжа! – причитала
мама, вешая на плечики промокшее, грязное пальто Сергея. – Скажи
мне честно, сынок, ты связался с дурной компанией, с хулиганами?

− Я никому не говорил про Нину, мама, никому, понимаешь?!

− Серёженька, сынок, оставил бы ты эту компанию. Не доведут
они тебя до хорошего! Опять от тебя пахнет духами, пальто испорчено!
Серёжа, милый!

− Я не говорил, понимаешь? Я не мог никому сказать!

− Тебе нужна горячая ванна, Серёжа и чай с малиной!

− Я никому ничего не говорил, мама!

− Иди в ванну, сынок!

Марина Михайловна глубоко, горестно вздохнула и прошлепала на
кухню.

Сгустились сумерки. Гулко капала вода из прохудившегося крана.
Сергей лежал на боку, застыв в какой-то вычурной, неудобной позе.

Он смотрел и смотрел в окно, за которым в желтоватом свете фонаря
клубился промозглый, серо-серебристый, зимний питерский туман.

Туман то редел, то сгущался, менял очертания и оттенки. То вдруг
вспыхивал изнутри мелкими серебристыми искрами, то вдруг тускнел
почти до черноты. Туман вел себя как живое существо, которое двигалось,
желало, искало, питалось….

Туман, казалось, искал, пожирал и бурно переваривал тепло, радость,
восторг, желания и порывы. И даже свет фонаря, пройдя сквозь туман,
казался пустым, холодным и мертвым.

Почему он жёлтый,– думал Сергей,– этот свет? Почему он жёлтый,
если он такой холодный и пустой? Жёлтый свет у солнца, он тёплый,
плотный, живой....

Из раздумий его выдернул телефонный звонок. Звонил Нерчаев.

− Серега, как дела? Твоя мама сказала, что ты связался с
какими-то аферистами. Если нужна помощь, Серега, не стесняйся,
звони! Слушай, твоя Светка совсем озверела! Требует, чтобы я вез
её на Канары, прикинь! Я ей: Причем тут, мол, я? А она мне: Ты
мне премию обещал – ты и вези! Представляешь, да?! Ну, все, старик,
ладно.… Пока! Звони, если что…

Сергей повесил трубку, и тут же раздался еще один звонок. Звонила
Нина.

− Серёжа, ты заболел?

− Да, наверное, – сипло ответил Сергей.

− Сильно?

− Не знаю.

− Лечишься?

− Да.

− Ты, смотри, лечись, поправляйся!

− Что нового? − безучастно спросил Кормлев.

− Ничего нового нет, Серёжа! Все по-старому. Босс ходит
довольный! Он уволил тебя, Серёжа. Нашел повод. Ходит теперь гоголем,
посверкивает глазами. Наверное, новую жертву высматривает. Странный
он, Серёжа! Что он будет делать, когда всех нас уволит? Ну, выздоравливай!
До свидания, мы все за тебя тут волнуемся, – Нина повесила трубку.

В дверях комнаты появилась мама.

– Кто звонил, Серёжа? – спросила она.

– Это я звонил, Нерчаеву, – ответил Сергей.

– Она сказала что-нибудь новое? Как там на работе?

– Зачем ты посвящаешь, мама, чужих людей в наши семейные дела,
рассказываешь всякие подробности? – устало спросил Сергей.

– Господи, кого это?! – всполошилась Марина Михайловна.

– Нину, например, Нерчаева…

– Разве ж они чужие?

– Ну не родственники же, это уж точно…

– Разве это важно, Серёжа! – вздохнула мама.– Они так давно в
твоей жизни что уж и роднёй стали, наверное! Да и не всякому родственнику-то
всё расскажешь, или захочешь рассказать! Они искренне волнуются,
переживают за тебя…

– Они волнуются, а ты им подбавляешь! Зачем? Разве они обязаны
переживать?

– Никто не обязан, Серёжа, и родственники тоже не обязаны! Кровь
– это ещё не повод относится к кому-либо по-человечески! Не нужно
отталкивать хороших людей, Серёжа, даже глупой упредительностью….
Они думают что ты скромный и застенчивый, а ведь могут подумать
что ты просто отстраняешься от них, пренебрегаешь!

– Ничего они такого не думают, – безучастно ответил Сергей. –
Они просто не могут понять что одни и те же следствия могут быть
вызваны разными причинами. И ты этого не понимаешь. Зачем рассказывать
кому-то, что-то, если он не в силах понять причин, что такие причины
вообще бывают…

– Боже мой, Сережа! Я просто чувствую, что тебе тяжело, плохо,
и всё! И просто сопереживаю, стараюсь помочь.… Разве важно почему
тебе плохо? Важно —что плохо!– мама вздохнула, но так не нашла
что ж ещё сказать, ушла тихо на кухню.

Сумерки, капающий кран, туман за окном, жёлтый свет фонаря.

Почему он жёлтый? – думал Сергей, глядя на свет.– Он не должен
быть жёлтым…

Вдруг какая-то мысль пронеслась у него в голове, он резко вскочил
и набрал номер телефона;

−Нина?

− Да, кто это?

− Это я, Кормлев…

− Господи, ты испугал меня, Серёжа! Что у тебя с голосом?

− Нина, ты знаешь такого Панфилова?

− Панфилов, Панфилов,– бормотала Нина припоминая,– нет,
не знаю!

− Ты подумай, может быть случайно?

− Нет, Серёжа, ты же знаешь, у меня отличная память.

− Да, знаю,– как-то разочарованно произнес Сергей. −
А Веру? – вдруг спохватился он.

− Какую Веру, Серёжа?

− Ну, Веру, жену…, – Сергей назвал имя известного поэта.

− Да что ты Серёжа! − удивилась Нина. −Он ведь
не женат! И знаешь, ему ведь вообще, женщины не нравятся.… Понимаешь?

− Не женат, – как бы про себя проконстатировал Сергей.

− Нет, Серёжа, зачем ему? Сейчас это не осуждается, даже
модно, − заверила его Нина.

− Нина, ты любишь бывать в кафе? − спросил он после
некой паузы.

− Кафе? – удивилась Нина.

− Ну да, кафе, рестораны…

− Я не помню, Серёжа. Я давно там не была, − ответила
Нина.

− Ты знаешь, есть такое кафе «Патрисианна», у Невского?

− Па-три-си-ана, – нараспев произнесла Нина, – красивое
название! Ни разу такого не слышала. Ты меня хочешь пригласить
в кафе, Серёжа?

− Не слышала ни разу, – пробормотал будто про себя Сергей.
– Откуда тогда они знают?

− Отдыхай, Серёжа, тебе надо отдохнуть! Вот ты поправишься,
мы с тобой обязательно куда-нибудь сходим, – мягко сказала Нина.

− Да-да, – пробормотал Сергей, и повесил трубку.

Туман клубился, колыхался за окном. Казалось, что он окреп за
последнее время. Нет, он не стал гуще, он стал сильнее. Он клубился
и переливался, как мышцы у атлета, как стальные мышцы под серебристой,
чешуйчатой кожей змеи.

В комнату тихо вошла мама. Подошла к Сергею и приложила руку ко
лбу.

− Сколько времени, мама? – спросил Сергей.

− Восемь часов, Серёжа. Восемь вечера.

− Нет, сколько времени я болею?

− Две недели, сынок! – мама задумалась. – Да-да, завтра
как раз будет две недели. Поднялась плата за свет, Серёжа. А в
парадной опять вывинтили лампочки! Обещают поставить счетчик для
воды. Что же это делается, сынок? Всё поднимают и поднимают, всё
им мало! По телевизору одни разговоры. Вроде бы разные, а все
об одном и том же! Всё чего-то делят, а эти поднимают… Кому верить,
сынок? На улице опять потеплело, а снег никто не убирает. Кругом
такая каша! В магазине я опять встретила Витю, дала ему два рубля
на новые поиски….

− Ты сказала свет, мама? − задумчиво переспросил Сергей.

− Да, свет... Выкрутили две лампочки! Соседи поставили,
какую-то декоративную, розовую… Ничего не видно!

− Сергей резко поднялся с кровати, проскочил в прихожую
мимо ошеломленной мамы, суетливо надел ботинки, схватил пальто.

− Ты куда, Серёжа? – испуганно запричитала мама.

− Не волнуйся, мама, я скоро, – бросил он ей на ходу и захлопнул
дверь.

(Продолжение следует)