Искусство

• Глава 3.
• Глава 2.
• Глава 1.

Книга вторая

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Прошло более
года, прежде чем следователи «комитета» добрались до
организаторов университетских рок-н-рольных беспорядков.

Большинство из главных действующих лиц уже перестали быть студентами
и превратились в молодых людей, без определенных занятий.
Естественно, трудно сразу сориентироваться, когда выбранный
тобой путь учебы и дальнейшей трудовой деятельности
пресекается вмешательством такой, трудно-преодолимой силы, как
«государственные органы».

И вот, упомянутый мною ранее (в первой книге), наш общий с Юркой
друг, Саша Махнутин, предложил нам некий вариант
трудоустройства. Предложение это, по-началу, показалось мне совершенно
невероятным. Саша подкинул идею устроится работать в тюрьму.
Да, тюрьма это было здорово! Особенно учитывая то
обстоятельство, что следствие по делу рок-клуба ТГУ Тюменским УКГБ
продолжалось. И перспективы там оказаться в качестве рядового
зека, уже не казались столь уж фантастичными. Так отчего же не
познакомиться с тюремным укладом загодя, так сказать.
Глядишь, ведь оно и пригодится, коли пришьют нам «портные из
комитета» милую их сердцу политику, идеологию, да антисоветчину.
И я решил согласиться.

Тюрьма! Как много в этом слове для сердца русского слилось! Кому
только из великих русских людей не довелось там побывать.
Достоевскому довелось. И Чернышевскому тоже. И Ленину, и Сталину.
Брать и сажать талантливых людей в лагерь или отправлять на
лесоповал — это тоже, Великая Русская Традиция. Такая же
Великая как «американская мечта», только со знаком минус. Где
еще могла возникнуть совершенно особая и уникальная,
«тюремная культура» и где она могла подняться на такую высоту,
чтобы встать в один ряд с культурой общечеловеческой!? Во
Франции с ее Бастилией, в Англии, с ее Тауэром, в США, в Японии?..
В каждой стране мира навалом тюрем, застенков и казематов,
из которых хрен убежишь. Но только в России, и только в XX
веке удалось создать такую социальную систему, при которой
чуть ли не треть всего населения страны проводится через
реалии и ужас «тюремно-лагерного Апокалипсиса». Только у нас
додумались создать для людей условия, при которых в тюрьме
делаются гениальные открытия, разрабатывается уникальная техника,
пишутся выдающиеся книги и труды, поэмы, романы и прочее.
Как будто специально, как Великий Планетарный эксперимент,
имеющий целью доказать, что у нас в России, даже рабский труд
способен быть и плодотворным и производительным.

Итак, в январе 1986 года, оказавшись выкинутым из Унивеситета, я
устроился работать инженером ОТК на так называемую «единицу»,
или в учреждение ЯЦ-34/1. То есть, на зону строгого режима,
находящуюся в центре города Тюмени, недалеко от Тюменского
ЦУМа, на улице Ялуторовской.

Юрка Шаповалов, которого Саша Махнутин так же агитировал туда пойти
работать, решил отказаться от подобной «экзотики» и счел за
благо пусть уж лучше дома, без зарплаты, чем с хорошей
тюремной зарплатой, но вдыхая тюремный аромат, исходящий там
буквально ото всюду. От тюремных стен, от мебели, от зеков.
Тюремный запах столь же специфичен, кстати сказать, как запах в
поездах, самолетах, общественных уборных и столовых общепита
и у больниц. С чем бы его сравнить? Не знаю с чем. Не с
чем. Это действительно такая планета, Тюрьма. Там своя
атмосфера, своя микробиологическая среда, своя вода и почва, и в
силу всего этого, свой, ни на что не похожий и, совершенно
неистребимый, запах. Им можно пропитаться, пропахнуть, к нему
можно привыкнуть и не замечать, его можно полюбить,
возненавидеть, но нельзя изменить. Вернее можно, но при одном условии
— лишить тех, кто там сидит статуса заключенных и вернуть им
волю. Так чем же там пахнет? Не имея возможности проводить
здесь долгие изыскания, ограничусь тем утверждением, что тем
самым, там собственно, и пахнет, тюрьмой, неволей!

Да, да, именно, тюрьмой запахло ранней весной 1986 года для активных
членов тюменского клуцба любителей музыки. Ибо следствие по
делу рок-клуба ТГУ подходило к концу и на допрос в
Управление КГБ СССР на улице Водопроводной были наконец-то
приглашены Юрий Шаповалов и Мирослав Немиров.

Единственным «неприглашенным» оставался я и становилось страшновато.
Я начал подозревать, что из меня будут делать «козла
отпущения», главаря.

У следственных органов всегда есть перед подозреваемым преимущество.
Они решают, когда вызвать, как вызвать, задержать,
арестовать, просто остановить на улице и «побеседовать», наконец,
могут явиться на дом. Тебе же остается пребывать в ожидании,
когда и как решат с тобой поступить. Не удивительно, поэтому
желание многих наших согражэдан уехать на Запад, где
пресловутые «права человека» не просто декларированы конституцией,
а гарантированы на деле, в реальной юридической практике.

Что ж, покуда они там, в КГБ «решали», я ходил на работу в зону
№34\1 и с 8 утра до 5-ти вечера сидел в просторном кабинете и
изучал чертеж нехитрых приспособлений, выпускавшихся данным
предприятием. Это были в основном, петли и замки, и прочая
металлическая крепежная фурнитура, предназначенная для ящиков,
в которых хранят всяческие боеприпасы.

Ну, завод и завод, обычная промзона с цехами, штампами, мазутом,
станками и тому подобное. Около всех этих грохочущих механизмов
снуют зеки, кто в робах, кто в майках. Несколько человек в
отдаленном углу качают мышцы примитивными металлическими
приспособлениями, которые они прячут, завидев представителя
тюремной администрации, или меня, человека им незнакомого, и
судя по одежде, не зека.

Со мной, в кабинете, сидят попеременно два зека. Один русский,-
вор-рецидивист, другой — татарин, севший, кажется, за убийство.
Примерно, в течение месяца, то один, то другой начинают меня
аккуратно прощупывать на предмет проноса им с воли
всяческих, необходимых на зоне вещей. В первую очередь это чай,
потом лекарства, потом письма родным, в которых могли бы
содержаться сведения не предназначенные для глаз тюремного
начальства. Я, разумеется, предупрежден оперативной частью зоны, что
все сие есть уголовно наказуемо, и ежели я чего пронесу на
зону или с зоны вынесу, то мне грозит немедленное увольнение
по статье 33-й КЗОТ РСФСР. И то, это только потому, что я —
вольнонаемный. Стоит мне пройти аттестацию и получить
«звездочки», как за то же самое можно уже схлопотать срок.

Оклады в зоне для вольнонаемных и «Ввшников» ¹ выше, чем на других
предприятиях. В основном за счет специфической надбавки,
именуемой на здешнем сленге «я боюсь». Чего боюсь? Ну как чего?
Что зеки, возьмут да и зарежут. Бывает такое. Впрочем, как
выяснилось, куда чаще они режут друг друга.

Однако, что-то я растекся мыслию по древу. Вернемся к фактам того
времени. Была, если честно, еще одна, секретная причина, по
которой оказался я именно на зоне №34/1. Дело в том, что еще
летом 1985 года был я увлечен моим знакомым по Университету,
Димкой Яковлевым, в секцию по каратэ. Странная это была
секция. Тренировками руководил некто Слава Ильин. О нем мне было
известно, что он КМС по гимнастике, по дзюдо и имеет
какой-то дан по каратэ. Слава владел «стилем крысы» и неплохо,
кстати сказать. На моих глазах он уделал молодого тренера из
зала водонапорной башни, что напротив тюменской областной
библиотеки, исповедавшего что-то типа таиландского бокса. Слава
очень симпатичный человек. У него очень добрые глаза и
мягкая, как бы застенчивая, улыбка. Но секцию он возглавлял
несколько необычную. Целью секции была подготовка и воспитание
«ракет». Так на сленге зовутся боевики мафии, нижнего ранга.
То есть, это молодые люди, которые приезжают, куда надо
мафиозным боссам и бьют, кому надо, морду. Мастеров по каратэ или
по рукопашному бою, из нас, таким образом, никто делать не
собирался. Нас собирались в темпе поднатаскать, научить
драться на улице и тех, кто не сбежит, пускать в дело. Посему
наш добродушный тренер со второй тренировки начал включать нас
в боевые «спарринги» в полный контакт один на один, один
против двух и двое на двое. С точки зрения нормальной секции
по каратэ — это полное безумие. Так как подготовка у всех
разная и для многих дело могло кончиться серьезной травмой. Так
оно для меня и закончилось. На пятой или шестой тренировке,
во время такого «спарринга» мне повредили ребро. Запомнился
такой эпизод. Слава рассказывал, как надо противника
уничтожить удушающим приемом и я спросил:

— А как потом оживить?

— Зачем? — не понял Слава

— Ну, чтобы не сидеть в тюрьме.

Слава посмотрел на меня, улыбнулся и ничего больше не сказал.
Наверное, я начал казаться ему «бесперспективным», в смысле той
сверхзадачи его секции, о которой, разумеется, вслух не
говорили. Разговор этот оказался пророческим. Через пару месяцев
Слава «придушил» какого-то дзюдоиста у ресторана «Восток», и
оживлять не стал. Ему дали 7 лет и отбывать наказание он
должен был на зоне строгого режима, в связи с особой опасностью
и дерзостью преступления. Так прекратила существование эта
«секция по каратэ». А мне предстояло устроиться на эту самую
«зону», куда вскоре должен был после суда отправиться Слава
Ильин.

Вот такая еще была подоплека. И вот сижу я с зеками, горюю. Слава на
эту зону чего-то не идет. Не появился он, в общем. Работы у
меня, практически никакой нету, кроме как выслушивать от
моих виз-а-ви тюремные новости. А новостями любая зона,
кстати, всегда богата. То у кого-то на шмоне заточки отобрали. То
какой-то зек «вложил» оперативной части собственную маму.
Мама, видишь ли, ему везла кое-какие запрещенные вещи, может
лекарства, а может водку или еще что-то, а он ее, маму
родную, взял, начальству, и вложил. За это был начальством отмечен
на хорошую должность. Его, мерзавца, придушить бы надо, а
они ему — должность. И с точки зрения лагерной логики, это
нормально. Такова система воспитания. Лагерное начальство надо
любить и уважать больше, чем маму! Да, призадумаешься тут,
нести зекам чай и лекарства или нет. Вложат, ведь, козлы,
как пить дать, вложат.

Вот в такой необычной обстановке, ожидал я вызова в КГБ или ареста.
Кто их там знает, чего они задумали со мной сотворить.

Продолжение следует.

¹ «ВВ» — абривиатура означает Внутренние Войска, род войск, солдаты и
офицеры которых несут службу на охране военных обьектов,
лагерей. Военнопленных, в тюрьмах, зонах и т. п.