Библиотечка Эгоиста

Кремлевские

(23/11/2005)

Поэт и царь

– Тема, которую я сегодня хочу затронуть – Поэт и Царь, или в
широком смысле – Поэт и Власть. А точнее болезненное отсутствие
этой темы в последние годы.

– ?

– ?

– Я ничего не готовил сегодня. Но могу по памяти..

– Спасибо, Василий Иванович, в другой раз. Поясняю свою мысль.
Народ, за годы социализма, привык постоянно видеть и слышать о
власти. Это стало его плотью и кровью. Но время шло...

– И старилось. И рыхлый, как лед, трещал и таял кресел шелк...

– Василий Иванович!!! Последнее предупреждение!

– Все. Могила.

– Но время шло, господа, сменился строй.

– Да еще раз.

– Это не важно, я намеренно масштабирую. Сменился строй. И власть
стала отделяться от своего народа ватой демократии. Нас не
слышат сквозь эту вату! Мы – тут, но народ думает, что мы
где-то там далеко. А знаете что это значит?

– ?

– ?

– С глаз долой – из сердца вон! Вот, что это значит.

– ...

– ...

– ...

– Что же делать?

– Нужно напомнить о себе!

– Дадим объявления в газеты. Телевидение. У меня уже есть идеи.

– Спасибо, Михаил Ефимович. Нет, господа. Время таких методов
прошло. Мы, к сожалению, не можем рекламировать себя, как кока
кола, чтобы помнили.

– А как быть?

– Чтобы память о нас ожила, нужно создать прецедент. Волну, которая
всколыхнет эту косность. Я листал вчера «Эстетику мышления»
и...

– Мамардашвили?

– Да. И наткнулся на место – точно наш вопрос! Одно из пяти
кантовских доказательств существования бога такое: мы думаем о нем –
значит он есть...

– А если не думаем?

– Но мы же думаем! Вот сейчас например.

– А ведь правда...

– Секунду. Так вот. Декарт пошел еще дальше. Он вообще усомнился в
том, что он существует. Но все-таки преодолел этот комплекс
при помощи своей знаменитой фразы. Если он думает – значит он
существует. Улавливаете?

– Действительно, по нашей проблеме!

– Грандиозно! Владимир Владимирович.

– Спасибо, господа. Но это только полбеды. В случае Декарта,
думающий субъект выступает и в роли объекта (думая о себе). А у нас
что? У нас, господа, объект – это мы, а субъект – это
народ. То есть, проще говоря, чтобы народ думал, что мы
существуем, он должен ДУМАТЬ о нас. Фу, чуть не умер, пока объяснил.
Понимаете теперь?

– Да.

– Да, но как это сделать? У них давно свои интересы...

– А вот тут-то мы и достанем свою тему.

– Правильно. Поэт и Царь. Тема основательно проверена в
девятнадцатом веке. Серьезно перепроверена в первой половине двадцатого.

– Так что же получается, что Николай был первым и полит-, и PR-технологом?

– Получается, что так.

– Итак, я суммирую, господа: 1) Тема есть, 2) Царь есть, 3) нужно выбрать Поэта.

– Гениально, Владимир Владимирович!

– Никаким бушам такие дела и не снились!

– Я рад, господа, вашей поддержке. Одному мне этот воз не сдвинуть.
Но проблема в том, что ни то что гонения, ни то что в
тюрьму, отчитать – и то некого. А нужно выбрать поэта, достойного
нападок властей.

– ...

– Да... Задачка.

– Задачечка...

– О книгах я молчу. Что происходит в толстых журналах вы знаете.
Одна надежда на клубную поэзию, на молодых, недовольных,
смелых. Люде было поручено, не привлекая внимания, покрутиться на
поэтических вечерах в московских клубах и принести
стихоматериалы на поэтов вступивших лучше в открытую, а если нет, то
в тайную конфронтацию с властью.

– И что?

– Что-нибудь есть?

– Она это задание выполнила на пять. Но результаты, господа, таковы,
что я в отчаянии... Люда, прошу.

– Спасибо, Владимир Владимирович. Господа, из десяти сходок я
записала и выбрала двух самых острых поэтов. И у каждого – самое
конфликтное место. Вот. Кирилл Медведев.

– Фамилия хорошая!

– Да, со стажем.

– Слушайте, господа, это без названия:

«вчера вечером,
возвращаясь из гостей домой,
я заснул, проехал свою
станцию метро проспект вернадского
и доехал до конечной станции;
там меня разбудила женщина в синей форме:
я вышел из вагона
и поехал обратно»

– ...

– ...

– ...

– И все?

– Нет, но дальше почти то же.

– Да...

– Да, уж...

– Господа, я повешусь!

– Ну держитесь же, Владимир Владимирович. Люда, а второй кто?

– Второй – Данила Давыдов.

– Славная фамилия! Это было бы прекрасно!

– Запад вспомнил бы нам все, что знал по истории, шум такой поднялся
бы – и до наших бы долетело!

– Давай, Данила не подведи!

– Господи, помоги, Господи, помоги.

– Давай, сынок!

– Вот, господа. Тоже без названия:

«С тех пор, как задушен дневник,
Время убегает несчитанное,
Чернилами выливается из ручки,
Утихает в шкафу, под папкой
С надписью: Уверенность в себе.
Дотронуться сил не хватает,
Звериное чувство реставрации не поддаётся.
Когда все дневники будут опубликованы,
Наступит конец света.»

– ...

– ...

– Да. Дела невеселые.

– Дела, прямо скажем, гробовые.

– Люда, это что – самые-самые!?

– Честное слово. Михаил Ефимович проверял.

– К сожалению, господа, Люда права. Это звезды.

– ...

– ...

– Бедная моя, бедная страна.

– Что же делать?

– Подождите, господа!!! Тут же конец света!

– Где?

– Последняя строка! Посмотрите! Это вам уже не женщина в синей форме, это вызов!

– Вы, думаете?

– Да и думать тут нечего!

– Василий Иванович прав на все 100. Давыдова нужно выводить на конфликт!

– Верно!

– На ковер его!

– Мы ему покажем «утихает в шкафу, под папкой»!

– Слава тебе, Господи.

– Господа, я так рад! Я этой строчки не заметил. Василий Иванович,
нет слов, дорогой!

– Служу России.

– Виват, господа!

– Ура!

– Ура!

– Ура!

Амели

– Господа. Ситуация по Москве сложилась нестандартная. Пустая мэрия – это...

– С позавчера!

– Это неприятно. Вопрос нужно решить положительно. У кого есть информация?

– У меня Владимир Владимирович.

– Пожалуйста.

– На прошлой недели у меня был праздник, вероятно тут некоторые помнят...

– Да уж, был праздничек.

– Повеселились.

– Тише, господа.

– Вот. Собрались мы по-депутатски посмотреть видео.

– ?

– Нет! В буквальном смысле. Я взял фильм, в видиотеке. Амели.
Французский фильм, господа, кстати очень хороший, всем рекомендую.

– Да по сто раз уже видали!

– Тогда пардон. Одним словом, посмотрели, все как полагается. Разошлись.

– Да уж, разошлись не рано.

– Тише, господа. Всем известно, что Михаил Ефимович – радушный
хозяин. Тема сейчас другая. Не будем ответвляться.

– Да, так вот. Разошлись. Под утро – звонок. Юрий Михайлович на
проводе. «Не могу без нее!» И воет.

– Воет?

– Как вьюга, господа... Я стал распрашивать – что да как. Вы же
знаете его скрытность – щипцами не вытянешь. И вот постепенно
выясняется – влюбился! Как малолеток.

– В кого!?

– Да в Амели в эту. В актрису. Со всей страстностью последней любви.

– ...

– ...

– ...

– Вот и я так стоял с трубкой, не знал, что думать.

– А как она?

– Кто?

– Ну Амели, актриса.

– А вы не смотрели, Василий Иванович?

– Я не смотрю французских фильмов.

– Почему?

– Почему, Василий Иванович?

– Французское кино не берет меня. Это удовольствие для глаз, а я ищу
пищи для ума.

– Ну как угодно. А Амели, конечно, вполне соответствует.

– На все 100!

– Да, господа, соответствует она хорошо.

– В такую девушку вполне можно влюбиться.

– Не зазорно.

– Нисколько!

– А помните Любит – не любит? Какая барышня!

– Я чуть с ума не сошел.

– С ума. Да меня кандратий почти хватил! Только отлежался.

– Да, хороша, прямо скажем – провокационная актриса. А этот фильм вы
смотрели, Василий Иванович?

– Смотрел. Очень сильная работа с цветом. Признаю.

– С цветом!? А Амели!?

– Мне она безразлична.

– Здравствуйте, господа.

– Здравствуйте, Юрий Михайлович, мы как раз о кинематографе тут говорили.

– Что!!!???

– Так, началось. Юрий Михайлович, успокойтесь.

– Не сметь!!!

– Мы просто о кино...

– Не сметь, в суе!!! Я не посмотрю на чины!

– Юрий Михайлович, садитесь, прошу вас, никто вашу возлюбленную и не
думал упоминать, правда, господа?

– Конечно.

– Мы о новой волне Годара говорили. Василий Иванович, продолжайте.

– Я? Ну, хорошо. Для того чтобы фильм длился, достаточно гораздо
более простого факта, что черный фон – это вселенная, а белые
буквы– вселенная, в которой уже существуют буквы и, значит,
все, что они тянут за собой – значения, сознания, культуры.
Между тем голос, переходящий из первого во второй кадр, и в
третий, слышится так бы с затакта, с полуфразы...

– Я слышал ее имя!!! Не пытайтесь меня одурачить. Захлестну!!!

– Юрий Михайлович, подождите, даю вам депутатское слово, что никто
ее не упоминал. Я кажется, догадываюсь – Василий Иванович
читал кое-что из Эмили Дикинсон, а вы подумали... Василий
Иванович, умоляю, повторите это стихотворение ради всех нас,
Христа ради прошу, за всю Москву!

– Просим!

– Просим!

– Ладно. Я прочту на языке оригинала. Нет возражений?

– Какие возражения, читайте, пока мы все еще живы.

– Ну хорошо:

«I dwell in Possibility -
A fairer House than Prose -
More numerous of Windows -
Superior – for Doors -

Of Chambers as the Cedars -
Impregnable of Eye -
And for an Everlasting Roof
The Gambrels of the Sky -

Of Visitors – the fairest -
For Occupation – This -
The spreading wide my narrow Hands
To gather Paradise»

– ...

– ...

– Ну, Юрий Михайлович, мир?

– Ладно, черт с вами. Мне самому понравилось. Во второй строфе – это
ее фирменный диссонанс: Cedars и Roof, без рифмы. Но зато в
последней: This и Paradise – потрясающе.

– Ну, слава богу, господа.

– Незачем нам враждовать. Давайте лучше чаю.

– Люда!

Продолжение следует.

Последниe публикации автора:

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка