Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

***

Свежим запахом гудрона
Над асфальтовой рекой
Забредает непокорно
Дождь в пустынный город мой.

Миг двадцатого столетья.
На исходе — краткий миг...
Моего двадцатилетья
Неозначенный пикник.

Мрачноватого лиризма
Дождь исполнен, как всегда.
Возбудитель пессимизма,
Вирус бреда в городах.

Телевизионный вечер,
Ночь над книжкою впотьмах.
Воплощенная беспечность —
Я, расстриженный монах...

Эти храмы, эти замки —
Сказки ста Семирамид...
У цыганки привокзальной
Просветленный внешний вид...

***

Обшарпанные ботинки
Тупыми ступают носками.
Тяжелыми 
каблуками
Хрустят по дырявым льдинкам.
По гравию шаркают громко,
Грохочут щебенкой гремучей,
Ступают с треском по сучьям,
По каким-то обломкам.

Шнурок на ботинке левом,
Как всадник на лошади, скачет,
А правый влачится клячей.
Ботинки из детства, где вы?
Особенно левый...

***

Слова надо говорить босиком.
Всё, что сказано в обуви — всё не то.
Слушать биение сердца надо виском,
Что услышано ухом — полно пустот.

Смотреть надо руками,
                    надо смотреть
Пальцами, всё, что глазами — сплошной обман,
И доверять — временем, всё, что стереть, 
Что высечь в камне,
Что взять себе, как талисман.

Рыдать надо чернилами, всё, что водой –
Звук, сотрясающий воздух, нагой, пустой,
Стеречь надо снами, острыми, словно нож,
Бессонница ожидания — 
это ложь.

***

Я снова стала в своей шкатулке
Сережки перебирать и бусы.

И вспоминать, как мои подружки
Безгруды были, друзья — безусы.

Нелепый возраст: двадцать четыре.
И дни за днями в пустой квартире.

Уже я больше не жду рассвета:
Пустое тратить себя на это.

Рассвет придет, сбрызнет всё лучами,
Но просветленья не замечаю.

Всё те же двери, всё те башни,
Всё тот же морок, холодный, страшный.

В укромной ванной, где паутина,
Где всё в пыли или даже тине,

И зеркальце в белых точках пасты,
Флакон шампуня и слово «здрасте»,

Что вяло молвило отраженье,
Укроюсь я и начну круженье

В своих догнавших и растерзавших
Меня на части повторных мыслях:

Среди носков только два упавших,
А так — постираны и повисли.

***

Я родилась в селе Дунай.
Сейчас там, говорят, 
Такой развал, такой раздрай,
Разлом, исход, распад.

Точнее, это гарнизон 
Военный был тогда.
И бороздили горизонт
Линкоры и суда.

Закат окрашивал Дунай,
Когда в Москве рассвет.
Дальневосточный 
Грозный край.
Дуная больше нет.

Никто не смог, никто не спас.
Разрушенный причал.
Державы ядерный запас,
Начало всех начал.

Босое детство там моё.
Огонь на маяке.
Вода железом отдаёт.
И влага на щеке.

Подводный ядерный форпост,
На дальних рубежах.
Подводный лодочный погост,
И лодочки лежат...

В осколках, в ржавчине, в золе
Мой Китеж-град немой.
Он предан был своей земле.
Точней — своей землёй.

***

Хорошо по кладбищу гулять деревенскому летом,
Перед ясным закатом, когда раскаленное солнце,
Остывая не вдруг, опускается плавно за крыши,
Клонит землю ко сну...

Не спеша озирать небогатые серые плиты,
На которых — простые слова, даже не без ошибок.
Вот могилка моей незнакомой прабабушки Евы.
Девяносто ей было, 
А мне не исполнилось трех...

Пожила, потянула крестьянскую тяжкую ношу.
Изжила без остатка свой век, 
Как написан, как даден,
Чай, не краден, 
Не занят, поди, у соседа и брата –
Говорила, бывало, себе в оправданье она.

Хорошо повернуться спиной к уходящему солнцу
И идти в глубину, 
В частокол позабытых распятий.
Георгины, бессмертники здесь не цветут — 
Лишь ромашки,
На которых так славно гадать о любви...

Лепестки улетают, подхвачены ветром, навеки,
Кто нас любит, мы знаем, 
Но все же летят лепестки...

Дедов дом

Тот поистине светел и счастлив дом,
Где каракули детские на листах,
И стихи о любви, и о том о сём,
На столе, под столом, и в иных местах.

И крыльцо, у которого веник, жёлт,
И пяток паучков на печи, и кот...
Дом, из коего ты поутру ушёл,
И вернулся вечером, через год.

Гладиолусы розовые в банке там,
В трёхлитровой, пузатой.
Калины гроздь.
Всё завяло, пока
                ты по городам...
Уходил — хозяин, вернулся — гость.

Дом впадает в спячку каждой зимой,
Когда гомон ребячий стихает тут.
Засыпает, но знает печной золой,
Знает каждой половицей:
Они придут...