Проза

Из посольства Мексики вышел бог какао Кетцалькоатль и пошел вниз по Левшинскому, пересек Садовое и по Неопалимовскому направился к Стеклянному мосту. Там, на мосту, подают неплохой капучино. Какао у них нет, но даже если и было бы, Кетцалькоатль пьет только какао, приготовленное им самим, и не из чего угодно, а только из самых отборных зерен.

 

 

В доме, двор которого пересек Кетцалькоатль, живут пенсионерка Ирина Михайловна Гостева и ее пятидесятилетний сын Сергей. Кетцалькоатля оба хорошо знают, хотя и не встречали пока лично. Сергей ведь историк, очень даже неплохой, работал на Бородинской панораме, и, кажется, знает все истории на свете. По ночам Ирина Михайловна и Сергей не спят, а пьют на кухне какао. И нередко они это делают под рассказы Сергея о том, как Кетцалькоатль нырнул как-то в воду, и что из этого вышло.

 

 

Сосед Ирины Михайловны и Сергея – Звонарь. Он звонит в колокола церкви напротив. Звонит всегда непредсказуемо. Может ни с того ни с сего позвонить в пять утра, причем не только в колокол, но даже в дверь. Если ему открыть, что Ирина Михайловна и Сергей уже научились больше не делать, лысый, но бородатый Звонарь войдет и начнет спорить на злободневные темы – например, что первичнее – дух или материя. Причем если с ним не спорить – чем Сергей тоже пытался спастись – Звонарь все равно изловчится в чем-нибудь да не согласиться с во всем согласным с ним собеседником. И тогда спасением будет лишь сон, который где-то к полудню сморит наконец здоровенного, но и здорово нетрезвого Звонаря. Да и в этом случае Ирина Михайловна и Сергей по-настоящему избавятся от него только к обеду, когда он поднимет с кухонного стола бритую голову, пригладит пышную бороду, и пойдет восвояси, бормоча на ходу: - Так что, получается, неправ ты кругом, Серега... неправ...

 

 

На Киевский вокзал прибыл поезд из Киева. Из поезда вышел Тецкатлипока. Он слегка хромал и опирался на трость. - Мотался вот по делам на недельку, - объяснил он носильщику, ко всему вполне безразличному. В Киеве Тецкатлипоке очень понравилось и он обещал вернуться. Хотя он всегда так делает, куда бы ни приехал – а ездит он по свету часто. Вот и получается, что Тецкатлипока всюду бывает дважды. Один раз приходит дать, другой раз – забрать. В Москве он уже, кстати, тоже бывал. Но давно. Тогда здесь была кругом одна вода. - И вон моста того не было, - пояснит Тецкатлипока носильщику, ко всему вполне безразличному. - Вот к нему, дружок, и кати свою тарантайку.

 

 

Допив какао, Сергей уходит к себе, где сочиняет какую-нибудь статью для газеты. Правда, в газете этой Сергей уже не работает, да и самой газеты, если честно, уже давно нет. Но Сергей продолжает работать. И пока он работает – а пишет он по старинке от руки и отсылает потом в никуда заказным – на свет лампы летит призрак комара-дергуна, также известного как Малярийный. Сергей грохнул его где-то с год назад. Труп сразу не убрал – мертвый комар еще подрагивал своими длиннющими лапками – а когда вспомнил о нем вечером, трупа уже не было. Следующей же ночью кто-то назойливо жужжал над ухом Сергея пока тот работал, а когда он оборачивался, в воздухе не было ни пылинки. Почему-то Сергей сразу догадался, что это призрак Малярийного. И потом, когда той же ночью призрак попытался сесть ему на шею, Сергей хлопнул его во второй раз! Готов поклясться, что хлопнул! Но когда поднял ладонь – ни на ней, ни под ней трупа не было.

 

 

 

Вполне безразличный ко всему Носильщик и вправду заслуживал своего прозвища. Этого человека нельзя было обескуражить ничем. Не удивлял его не только старомодный саквояж, который он катил перед собой на своей тарантайке, не удивило бы его и содержимое этого саквояжа, вздумай его владелец предложить Носильщику его осмотреть. Несмотря на то, что саквояж был вполне увесистый, вещей там было всего ничего – одно небольшое, но тяжелое, в толстой раме из черного дерева, а в остальном вполне себе с виду обычное зеркало. Но это только с виду. На самом деле, если приглядеться, можно было увидеть, как от зеркала идет тонюсенький дым. Причем дымит не рама, не само зеркало – дым поднимается откуда-то оттуда – с той стороны стекла. Но всего этого вполне безразличный ко всему Носильщик, конечно же, не увидел. Просто потому, что заглянуть в саквояж ему не предложили. Да и он сам, как уже выяснилось, особо не любопытствовал. И, как еще выяснится, - правильно делал.

 

 

Ирина Михайловна вся от старости скрючена, горбата, все делает очень медленно, но основательно. После того, как попьют какао, она моет посуду содой, потом вытирает ее ветхим полотенцем и упаковывает каждую деталь сервиза в отдельный полиэтиленовый кулек. Продолжается процедура неимоверно долго и, как ни странно, невероятно шумно. Кульки шелестят в ночи так, словно за окном надвигается буря. Но никакой бури, естественно, нет и если кому-то шелест кульков и помеха, то уж точно не Сергею, который сидит в соседней комнате и пишет о совсем еще маленьких Кетцалькоатле и его брате Тецкатлипоке. Они сидят на веранде и шепчутся о том, как бы им взять да сотворить еще один мир. Шепчутся они потому, что набедокурили и им разрешили сидеть здесь, на веранде, но только тихо и чтоб ни на шаг! Поэтому мир свой они создают втихаря – из шепота и шелеста – так, чтобы взрослые не заметили.

 

 

В самом начале Плющихи, прямо напротив своего места работы, живет Черная Лолита. Черная, потому что темнокожая, а Лолита, потому что на вид ей и впрямь лет пятнадцать. Но это только на вид. На самом же деле она гораздо старше и зовут ее, конечно же, не Лолитой, а Миктлансиуатль. Что, в принципе, объясняет, к чему ей сценический псевдоним.

 

 

1-ый Вражский, как змеиный язык. Заканчиваясь, раздваивается. Именно поэтому Кетцалькоатль и Тецкатлипока и не столкнулись, пройдя по одной улице. Сойдя с моста, Тецкатлипока решил немножечко побродить, посмотреть, как все изменилось. Спустился вниз по Ростовскому, посидел на детской площадке, а потом двинул вверх к ЗАГСу. Кетцалькоатль же как раз только что миновал ЗАГС и приближался к мосту. Так что если б хоть один из них обернулся, не миновать было бы беды.

 

 

 

Кетцалькоатль и Тецкатлипока друг друга не заметили, зато их обоих заметил Звонарь. Был он уже (или все еще) очень нетрезв, а потому увидел братьев не такими, какими их видели все остальные встречные, а в их настоящем обличье. Звонарь не на шутку струхнул, залпом выпил припасенный мерзавчик водки и пошел от греха подальше звонить в колокол.

 

 

Под шелест пакетов, доносящийся из кухни, да комариный писк притаившегося где-то Малярийного, Сергей продолжает рассказывать бумаге историю Кетцалькоатля и Тецкатлипоки. Комар пищит где-то над самым ухом – ему так интересно узнать, что же было дальше, что, рискуя быть снова пришлепнутым, он подглядывает за тем, что пишет Сергей. Впрочем, комару ничто не угрожает – Сергей уже свыкся. Более того – прекратись сейчас этот бесконечный шелест на кухне и этот писк над головой – и Сергей замрет – и всю оставшуюся ночь не напишет ни слова.

 

 

При регистрации в отеле "Золотое кольцо" синьор Филипе Агвайо пояснил, что он – предприниматель, что с минуты на минуту ждет делового партнера, и что будет благодарен, если о прибытии партнера его тут же известят. Что именно он предпринимает, синьор Агвайо уточнять не стал. Да никто и не допытывался. Уж если на то пошло, работников отеля гораздо больше интересовало, что у синьора Агвайо в двух больших, аж вздувшихся от содержимого коричневых чемоданах, которые он категорически отказался доверить носильщику и, то и дело останавливаясь обтереть лицо и шею взмокшим платком, сам потащил их к лифту.

 

 

Нетрудно догадаться, что долго эти проказники на месте не усидели, и под шумок, когда разгоряченные выпивкой гости пустились в пляс, Кетцалькоатль и Тецкатлипока, крадучись, спустились с веранды и побежали к воде. Неподалеку от дома был небольшой пруд. В нем дети любили ловить бычков и рассматривать головастиков. Прибежав сюда, они сразу же взялись воплощать свои планы – из теплой вязкой грязи и глины стали возводить замки и дворцы Нового мира. Строительство шло ударными темпами, но тут у них за спиной появилась бабушка Тлальтекутли, которую страшно боялись не только сами внуки, но и вся деревня в придачу. Бабушка Тлальтекутли так неистово закричала на ослушников и так сильно топнула ногой по трухлявому, сорок веков простоявшему мосту, что тот не выдержал и рухнул.

 

 

Гостевы ложатся с рассветом, упрятав в целлофановые пакетики все, что только можно и дописав последнее на сегодня предложение. Зубы не чистят – ни у того, ни у другого их нет. У старушки от старости, у ее сына – по ее же совету. На своем опыте убедилась, что так гораздо проще, чем возиться с ними постоянно, и отправила к стоматологу. Если сосед сверху не возьмется внезапно с утра пораньше за никогда по-настоящему не прекращающийся ремонт, просыпаются далеко за полдень. Завтракают каким-то варевом и уже когда начинает темнеть выбираются в магазин. Сборы, правда, занимают чуть ли не дольше самого похода. - Сережа, обязательно надень шапку, на улице прохладно. - Конечно, конечно, прохладно... - послушно вторит Сергей и надевает зеленый берет. Он выходит на улицу первым и ждет мать, сидя на скамейке. Наконец она выкатывает свою тележку. Ее мог бы, конечно, выкатить и Сережа, но Сереже Ирина Михайловна не доверяет. Точнее, переживает как бы он себе чего не сломал, спускаясь по лестнице, он ведь такой неуклюжий.

 

 

Кетцалькоатль и Тецкатлипока, хоть и плавать еще толком не умели, кинулись тут же спасать бабулю. И все бы ничего – пруд был неглубокий – но только вот мост у них над головами продолжал рушиться, а они этого впопыхах и не заметили. Как только бабушка Тецкатлипока вынырнула из воды и первым делом что есть мочи заругалась страшным голосом на внуков, самая громадная балка сорвалась с основания моста и рухнула бабуле на голову, расщепив ее надвое. Следом балка ушла под воду и отдавила ногу Тецкатлипоке. С тех пор, виня себя и друг друга в смерти любимой бабушки, братья-близнецы перестали разговаривать. И есть мнение, что правильно сделали. Ведь, как говорится в древних писаниях, стоит только братьям произнести слова приветствия, как все выдуманное ими на берегу пруда тут же исчезнет.

 

 

Дверь номера отворилась, и синьор Филипе Агвайо увидел там то, чего увидеть никак не ожидал. Ожидал он, как уже известно, заказчика, но вместо него в дверях стояла темнокожая девушка. В любом ином случае синьор Агвайо непременно запаниковал бы – еще бы – в его номер вошел незнакомый человек, без стука, без предупредительного звонка портье – но только этот вошедший человек был настолько прелестен и на вид совершенно безопасен, что синьор Агвайо ограничился тем, что вытер гостиничным полотенцем пот с лысины, пригладил тоненькие усы и сел на край кровати. Незнакомка закрыла дверь на ключ и села в кресло напротив. И пока она шла через всю комнату, синьор Агвайо не сводил глаз с ее черного обтягивающего платья с узором из змей.

 

 

 

В супермаркете Ирина Михайловна и Сергей долго и медленно ходят от одной полки к другой, ищут какао. Но сегодня, как назло, того какао, которое они обычно берут, на привычном месте нет. - Наверно, переставили на другую полку, - предполагает Ирина Михайловна. - Точно, переставили... - соглашается Сергей. Они осматривают близлежащие полки, но их какао нет и там. - Простите, - подзывает сотрудника магазина старушка. - Скажите, где у вас какао? - Вот и вот, - отвечает сотрудник магазина и спешит прочь, но Ирина Михайловна так легко его не отпускает. - Нет, это все я вижу, но мне нужно другое какао, - настаивает она. - Да, другое... - подтверждает Сергей. - Вот тут у вас стояло, в зеленой коробочке, - поясняет бабуля. - Да, да, зелененькая такая, картонная... - поддакивает Сергей. - А, "Красный октябрь"? - кивает сотрудник магазина. - Закончился. На следующей неделе должны завезти. Возьмите пока вот этот, - и протягивает им желтую пластмассовую коробку с бодрым коричневым зайцем на этикетке.

 

 

- В деревне, откуда я родом, вообще-то довольно мило, - рассказывала Черная Лолита. - Но это я поняла только после того, как тут пожила. Теперь вот даже скучаю. По мужу... по дому... - она всхлипнула. - В нашем чертовом сарае не было даже окон! - взвизгнула вдруг она, и Филипе понял, что у девушки сейчас случится истерика. Он встал, протянул ей чистое полотенце. - Но ведь как-то жили! - схватив полотенце, зарыдала она. Филипе снова сел на кровать, а девушка вдруг так же неожиданно успокоилась, но, видимо, стесняясь заплаканного вида, голову не поднимала. Ее длинные черные волосы были ей в помощь – полностью закрывали лицо. - Здравствуй, Филипе, - услышал он мужской голос. Голос был хрипловатым и вроде знакомым. Филипе попробовал обернуться, но у него словно свело спину и шею. - Ну что, - сказал голос. - Пора возвращать должок.

 

 

Уже у дома Гостевы увидели Звонаря. Тот стоял под их окнами в своем обычном пьяном трансе и поэтому Гостевым удалось проскочить у него под носом незамеченными. Тем не менее, вернувшись домой, они сели пить какао в полной темноте, чтобы лишний раз не привлекать непрошенного гостя. - Нет, не то, - первой вынесла вердикт Ирина Михайловна. - Не то, не то, совершенно не то, - скороговоркой подтвердил Сергей. И все же какао они допили, не выбрасывать же. А Сергей, чтобы было не так скучно, рассказывал о Кетцалькоатле.

 

 

Девушку в кресле заслонила фигура человека, один в один похожего на заказчика. Только этот был значительно смуглее. И еще – Филипе точно помнил, что его заказчик не хромал. Но мало ли. С того момента, как они виделись в последний раз, прошло много времени. Всякое ведь могло случиться. – Филипе, - сказал человек, - а ведь у тебя, кажется, есть то, что мне нужно... - Да, да... - сообразил наконец Филипе. Мгновенно выйдя из оцепенения, он вскочил и кинулся к чемоданам. - Вот, - сказал он. - Смотрите. Все, как я и обещал... - Нет, - перебил его гость. - Сначала ты... Он приставил трость к столу и Филипе обратил внимание, что в набалдашнике трости – отверстие, а вокруг отверстия схематичный, похожий на наскальный, рисунок верхнего и нижнего века. Набалдашник смотрел на Филипе пустой глазницей, смотрел как-то слишком уж пристально для обычного набалдашника, и Филипе поспешил отвести глаза. Человек поставил на стол саквояж и раскрыл его. - Вот, - сказал он, - загляни-ка сюда... Филипе пришлось подойти поближе, и пока он шел, что только не мерещилось ему – он ожидал увидеть в саквояже и несметное богатство в виде тяжелых золотых монет и слитков, и на худой конец карту, которая его к этим слиткам направит – напоследок же промелькнула совсем нелепая мысль о том, что в саквояже покоится его же, Филипе, голова. Как ни странно, так оно и оказалось. Когда Филипе заглянул в саквояж, он увидел там свое отражение, но сразу этого не понял и от испуга отлетел обратно к кровати, споткнулся об ее край и растянулся на ней во весь рост. - Ну что ты, Филипе, как маленький, - успокаивающе заговорил гость и достал из саквояжа зеркало. "Старинное, дорогое," - автоматически отметил про себя Филипе. - Хорошая вещь, да? - как бы прочитав его мысли, спросил смуглый гость. - На вот, взгляни. Он взял трость и подошел, опираясь на нее, к кровати. Филипе попытался встать, но гость коснулся его плеча и уложил его обратно. - Смотри, - повторил он почти шепотом и протянул зеркало.

 

 

Уже почти дойдя до отеля, Кетцалькоатль чуть не столкнулся с выходившими из магазина покупателями. Сгорбленная старушка с тележкой и мужчина средних лет в зеленом берете были так заняты рассматриванием какой-то желтой коробки, что не обратили на случайного прохожего ни малейшего внимания. - Как ни крути, Сережа, но самое лучшее какао то, что я варила тебе в детстве, - говорила старушка, а мужчина соглашался: - Да, да, в детстве... - Сейчас такое не делают, - продолжала старушка, зачем-то встряхивая коробку. - Хотя вот то, что мы обычно берем, еще куда ни шло... - Куда ни шло, - отзывался мужчина. Кетцалькоатлю понравились эти люди – он даже остановился и посмотрел им вслед. А потом пошел дальше, вошел в парадную дверь отеля и с легким акцентом произнес: - Я к синьору Агвайо.

 

 

 

 

Cиньор Агвайо тем временем лежал на кровати и смотрел в зеркало с таким выражением лица, что было ясно – ничего хорошего он там не видит. Тецкатлипока стоял рядом и внимательно наблюдал за Филипе. Того, что отражалось в зеркале, Тецкатлипока не видел – ему это было не интересно. Зато он видел другое, чего сам Филипе так и не заметил. Дым, который поднимался с поверхности зеркала, проникал в ноздри смотрящего, и в какой-то момент Филипе сильно покраснел, его шея вздулась, выпучились глаза... Позже патологоанатом установит, что синьор Агвайо умер от удушья, и только Тецкатлипока будет знать, что убил его вовсе не дым, а то, что он увидел.

 

 

- То, что в чемоданах, принадлежит тебе, - сказал Тецкатлипока, когда все было кончено. - То, что принадлежит мне, уже мое, - ответила Миктлансиуатль. Все время пока Филипе смотрел в зеркало, она просидела опустив голову и закрыв лицо волосами. Теперь она распрямилась и убрала с лица длинные черные волосы. Ее глаза были налиты кровью, и Тецкатлипоке прекрасно знал, что это отнюдь не от слез.

 

 

Кетцалькоатль поднялся на седьмой этаж на лифте. В тот самый момент, когда двери лифта открылись, Тецкатлипока и Миктлансиуатль нырнули в узкий служебный коридор, чтобы незаметно выйти тем же путем, каким и пришли – через черный ход. Кетцалькоатль вышел из лифта, нашел нужный ему номер и постучал. Ответа не последовало. Тогда он дернул ручку, дверь оказалась не заперта. Войдя, он увидел обезображенное страхом лицо курьера и два чемодана рядом с кроватью. Кетцалькоатль накрыл труп полотенцем, которым еще совсем недавно живой Филипе вытирал пот, присел и открыл чемодан. Тотчас комната наполнилась приятным терпким ароматом. Кетцалькоатль проверил второй чемодан – все на месте – он тоже был под завязку набит отборными зернами какао.

 

 На обратном пути, в 1-ом Вражском, Кетцалькоатль, который уже не прятался, а был в своем настоящем обличье, встретил Звонаря. Тот стоял у стены и задумчиво смотрел куда-то вверх. Кетцалькоатль проследил за его мутным взглядом – кажется, тот рассматривал купола церкви напротив. - Эй, Тоточти, - обратился Кетцалькоатль к Звонарю. - Тебе не кажется, что ты тут задержался? Звонарь вздрогнул, услышав имя, которое давно забыл – свое собственное имя, забыть которое дано не каждому. - Пойдем, - сказал Кетцалькоатль и направился в сторону Стеклянного моста. Звонарь, или теперь уже точнее будет сказать Тоточти, преобразился и пошел следом.