Онтологические прогулки

Известные определения разума человека сводят его к способности мыслить и осмысленно действовать.

Однако точно так же поступают и животные, причем некоторым из них свойственны и абстрактное мышление, и воображение, и предвидение будущего (крысы), а речью в отношении передачи сложных сигналов, обладают дельфины.

Это означает, что главное отличие человека от животных в этих определениях не обозначено.

Более того, общепринятое определение сознания, в сущности совпадает с определением разума, так как в нем утверждается, что сознание есть способность мыслить, рассуждать и определять свое отношение к действительности.

Отсюда следует, что, во-первых, сознание в этих определениях совпадает с разумом, во-вторых, разумом, или сознанием обладают как люди, так и животные, в-третьих, главной характеристикой разума (сознания) является мышление.

Принятое определение мышления сводится к тому, что мысль – это воспринимаемая и понимаемая сознанием человека связь понятий, связь образа цели и элементов ситуации.

Это определение, относящееся к человеческой деятельности, уже вполне адекватно указывает на отличие человека от животных. Последние точно так же пытаются разобраться в ситуации, но цели в виде определенных понятий, часто абстрактных, характеризующих будущий проект, они не ставят, удовлетворяясь решением текущих конкретных задач приспособления к окружающей среде на основе опыта, инстинктов, используя при этом метод проб и ошибок.

Иначе говоря, мышлению животных, как, впрочем, и соображениям всех остальных живых существ, свойственна лишь адаптивность к окружающей среде, которая дает им возможность удовлетворять свои потребности, тогда как люди способны также целенаправленно менять эту среду не только ради удовлетворения потребностей, но и интересов, которые могут заключаться в познании этой среды, что может существенно расширить, к тому же, как зону их потребностей, так и облегчить им саму жизнь.

То есть, главное отличие человека от любого другого существа состоит в том, что последнему свойственна только адаптивность, а человек способен, в частности, и к креативным действиям, что означает, что он вполне осознает их в плане понятийного целенаправленного проектирования будущих объектов.

А это, в свою очередь, указывает на то, что человек приобрел способность владеть временем в своих действиях, стремясь сократить или продлить его в зависимости от своих целей и интересов, чувствуя, что это время – его собственное настоящее, хотя оно, с другой стороны, неумолимо утекает.

Иначе говоря, кроме вечности, или бесконечности вне времени, то есть ничто, имеется и бытие, в котором проявляется регулярное (циклическое), или как бы внешнее текущее время, в котором, в частности, обретается человек, но на которое он повлиять не может, и его собственное время, которое ему подвластно, но которое он не замечает, хотя оно формируется им.

Всё это указывает на то, что вне текущего времени – в вечности – никаких событий быть не может.

Поэтому вечность не может не обращаться к текущему времени ради собственного проявления, возможного только в нем.

И наоборот, уйти во вневременную бесконечную вечность можно только утеряв текущее время и вместе с ним события, без которых нет жизни.

За всё время существования цивилизации, пожалуй, лишь Аристотель и Кант в некоторой степени поняли объективно-субъективный характер времени – его двойственность в отношении живых существ.

Аристотель довольно четко сформулировал понятие внешнего времени, указав, что оно связано с «движением небесной сферы», являясь в этом отношении объективным. Но, вместе с тем, Аристотель совершенно справедливо отметил, что «если время – мера движения, то это предполагает число, ибо там, где есть мера, есть и число, число же должно кем-то считаться» [1]. То есть Аристотель намекнул тут на то, что время фиксируется только сознанием. Собственно, это эквивалентно констатации факта проблематичности существования времени вне сознания.

И. Кант, по сути, согласился с намеком Аристотеля в отношении того, что вне сознания времени нет: «Время не есть что-то объективное и реальное…, а объективное условие, по природе человеческого ума необходимое для координации между собой чувственно воспринимаемого по определенному закону, и чистое созерцание.» [2].

Однако, тот же Кант утверждал, что «вещь в себе находится вне всякого мышления», имея в виду сознание [3], с одной стороны резонно полагая непознаваемость сознания, но, с другой стороны, не отметив, что сознание проявляется как раз в мышлении любого живого существа.

Иначе говоря, оба материальных объекта – вещь и сознание – способны проявляться реально только в форме живого в окружении неживых объектов, то есть в бытии в своем взаимодействии во времени, предоставляя, в частности, сознанию размышлять в живом существе среди окружающего его других живых существ и предметов, что создает события, поскольку не сознание само по себе только лишь влияет на себя и окружающее его, а и вещь всегда влияет на сознание. Это взаимное влияние означает, что друг без друга они теряются. Поэтому мысль Фихте: «Я сам делаю себя: свое бытие посредством своего мышления… Я – безусловно, свое собственное создание» [4], верна лишь наполовину. Без опоры сознания в живом на остальные объекты бытия, сознание в форме живого ничего создать не может, в том числе и себя. Хотя, при этом, трудно отрицать ведущую роль сознания в этом процессе взаимодействия.

Для человека, хотя и обладающего сознанием, само сознание останется «вещью в себе» на любом уровне его развития. Человек сам неявно это давно признал, заявив, что сознание бестелесно, идеально. Действительно, его нельзя потрогать, но ведь и магнитное поле мы не можем ощутить.

На самом деле нет ничего реальнее сознания, благодаря которому, собственно, всё и происходит, точнее, всё проявляется.

Сознание как высшая материальная составляющая мироздания отвечает за поддержание одушевленности бытия и проявляет его разнообразно, занимая себя и его. Однако подобная высокоорганизованная форма материи не имеет базы в нашем трехмерном измерении, а лишь проходит его через соответствующие носители, ограничивая себя в этом конечном, которому, естественно, остается только радоваться и удивляться этому приходу, но которому не удастся проникнуть в структуру материи самого «высокого» измерения. Поэтому мы можем только строить догадки о сознании и нашем собственном предназначении, как временные обладатели сознания.

Стало быть, сознание и неживое не могут существовать друг без друга в бытии, причем в живых существах они едины, подобно тому как они едины вне времени, но в живом они находятся уже в текущем времени, то есть – в гуще событий, мысля и действуя.

Подобное может происходить лишь в том случае, если между вневременной бесконечностью, или Единым, и бытием, или реальностью с его текущим временем имеется своего рода прокладка – голограмма, которая так же как и вневременная бесконечность – не более чем ничто, отличаясь, всё же тем, что она имеет разрывы бесконечности, составляющие прототип времени [5, гл. 2.1].

Эта голограмма является своего рода мостом между вневременной бесконечностью (Единым) и бытием, поскольку сознание и неживые объекты в сверхвысокочастотной форме голограммы уже не в едином, а разделенном виде присутствуют в ней и вместе с тем присутствуют в бытии, как бы покрывая его, конвертируясь через живые существа в более плотную материю и составляя тем самым бытие с его текущим временем, в котором существует каждое индивидуальное сознание в рамках своего носителя – живого существа, и которое формируется живыми существами в силу их конституции, тогда как в рамках голограммы вне времени «находится» их единое сознание, с которым каждое индивидуальное сознание совпадает в соответствии с известным свойством голограммы – всё в одном. Тем самым сознание получает возможность выхода в текущее время, оставаясь также вне времени, и обеспечивает себе вечную жизнь, сохраняя в голограмме память о всех прошедших жизнях каждого живого существа, доступ к которой, в частности, человек получает в момент смерти, то есть когда он еще не перестал мыслить, но и не оказался в своем сознании вне времени [5, гл. 2.1; 2.2].

Такая триединая структура мироздания позволяет ему быть вечным без начала и конца, и вместе с тем предоставляет возможность сознанию в бытии изменяться и развиваться бесконечно через смертные живые существа, но не непрерывно, а дискретно в череде смертных организмов разного рода, самым эффективным из которых является человек с его самосознанием и непрестанными жизненными коллизиями в условиях ускоряющегося собственного времени технологической цивилизации, которая, как и человек, имеет свой «век» – от рабовладельческого строя до капитализма. Этот «век» цивилизации завершается в точке сингулярности в результате наступления информационного коллапса, когда ее собственное время приходит к концу, но через какое-то время процесс образования цивилизационной оболочки человечества повторяется или снова в форме технологической цивилизации с ее бурным развитием или в форме равновесной экологической цивилизации [6, гл. 2, 3].

Подобного рода дискретная череда цивилизаций, наряду с дискретной последовательностью человеческих жизней, обеспечивает изменение и развитие сознания бесконечно в текущем времени бытия только в условиях, которые создает технологическая цивилизация, тогда как в условиях равновесной цивилизации развитие затормаживается и сходит на нет [там же].

***

Наука в лице ученых, последовавших за И. Кантом, по сию пору не осознала объективно-субъективную сущность времени.

С незапамятных времен время на Земле людьми отсчитывалось в соответствии с периодическими процессами, связанными с вращением планеты вокруг своей оси – полный оборот происходит за сутки – и с вращением Земли вокруг Солнца – полный оборот происходит за год.

С точки зрения физики эти периодические смены, идущие последовательно, создают поступательный ход событий, или время, в котором мы живем, то есть время в физике считается формой протекания тех или иных процессов, или условием возможности изменений.

Таким образом, до сих пор считается, что мы живем в некоторой внешней последовательности событий с практически не меняющимся временным потоком, в рамках которого все процессы, включая и самые сложные, не оказывают никакого влияния на однообразный, непрерывный и постоянный «ход» времени.

Подобный подход ученых ко времени как единственно объективному процессу не позволил им объяснить причину явственного ускоренного развития живой природы и еще большего уплотнения собственного времени технологической цивилизации в ходе ее развития по сравнению с однообразными астрономическими циклами.

Как результат, ученые оказались не способными предвидеть нынешний системный кризис, чреватый распадом цивилизации.

Сам же момент распада наступает для каждой технологической цивилизации при информационном коллапсе (точка сингулярности, или точка схлопывания), следующем за открытием ядерных технологий, генома и интернета, когда с лавинообразным ростом информационных потоков управляющие системы, основанные на работе искусственного интеллекта, начинают давать сбои, поскольку программы, составляемые человеком, не охватывают всего многообразия работы сложных систем, а значительных объем противоречивой информации не дает возможности человеку – получателю информации – выбрать верное решение.

К этому же добавляется кризис в научных исследованиях, поскольку дальше бесструктурных кварков, составляющих все адроны, участвующие в сильном взаимодействии, как оказалось, идти некуда, то есть все научные открытия оказались в прошлом, что, впрочем, так же указывает на завершение собственного времени цивилизации в ее развитии.

Любопытно, что совсем немногие мыслители, хотя и не понимали фундаментальные причины предстоящего краха цивилизации, но чувствовали его с соответствующей реакцией, тем более что сама по себе цивилизация не обеспечивает подавляющему большинству населения приемлемых условий жизни. Естественно, этим мыслителям – радетелям каждого человека и человечества в целом, хотелось максимальных благ для всех без изъятия вместо жизни в ужасах враждебности, злобы и взаимного уничтожения.

Но они, не в пример Канту, так и не смогли осознать, что любое развитие требует противоречий, борьбы, насилия, что стимулирует противоборствующие стороны к совершенствованию ради победы, выживания или укрепления позиций – своего рода отбор, подобный природному, – а не гармонии и благости, в достижение которых верят не только лучшие умы человечества, но и надеется население.

Однако недавние эксперименты с крысами, помещенными в идеальные условия существования, показали, что в них как размножение, так и развитие замедляется, а затем начинается вымирание.

Все эти воззрения радетелей человечества исходят, опять же, из непонимания сущности времени и человека.

Человек сам, как и любое живое существо, формирует своё (собственное) время не сам по себе, а под контролем сознания, являясь своего рода временным орудием собственного вечного сознания, которое дает ему жизнь на определенное время, а себе за счет за счет смены людей – жизнь вечную в развитии в этой череде дискретно, возобновляя свое развитие и изменение в каждом новом организме. Но это изменение невозможно в вечной благости, которая у сознания уже «имеется» вне времени, то есть одна эта благость «дает» лишь небытие, но мы этого не наблюдаем. Значит, всё должно идти так, как оно идет под флагом сознания в живом в бытии и вместе с тем того же сознания вне времени.

То есть основной причиной довольно странных теорий некоторых вполне здравомыслящих философов и физиков является их вера в достижимость мира без насилия в полном счастье и гармонии именно для каждого человека, тогда как сознанию того же человека требуется не благость, а изменение и развитие, для чего, собственно, сознание через человека и всех остальных живых существ формирует время. Только так – через конечное во времени – бесконечное вне времени способно проявлять себя в живом, получая ко всему прочему жизнь со всеми ее недостатками и проблемами, но это всё же не ничто.

Именно вера в возможности человека, без понимания человека как временного орудия сознания, подвигла некоторых мыслителей, из которых ниже отметим двоих, по-видимому, превзошедших остальных своими сверхоригинальными подходами к развитию разума в человеке в сочетании с обеспечением для него и всего человечества полного счастья и творческих удач в полной гармонии бесконечно.

В подобных неадекватных подходах к развитию человеческого разума, поскольку без человека они разум не мыслят, эти ученые мужи, тем не менее, отметили многие упущения современной науки и негативные особенности цивилизации.

*

Один из них –  известный русский философ Николай Фёдорович Фёдоров еще в конце XIX века так оценивал цивилизационный прогресс: «Если прогресс, совершенствование происходит при помощи эволюции, развития (смены состояний) того, что совершается (?), то прогресс есть не столько действие разумного существа, сколько проявление слепой силы, и поэтому уже совершенствованием не может быть и назван» [7, часть 1, примечание 9], и предрек ему совершенно правильно неизбежный конец: «Если объединение живущих для всеобщего воскрешения не совершается сознательно, то объединение сынов превращается в цивилизацию, в чуждость, враждебность, в разрушение, а вместо воскрешения является культура, т. е. перерождение, вырождение и наконец вымирание» [там же, часть 3, п.1].

Правда, чтобы предотвратить этот конец, он не нашел ничего лучшего, как попытаться обессмертить всё человечество, воскресив всех покойников и обеспечив им полную гармонию и вечное творческое развитие на бесчисленных планетах космоса: «Одно восстановление исчезнувшего, обращение его в сознающее и действующее есть доказательство, полное знание и прочное, бессмертное существование» [7, часть 2, п. 16], не обратив должного внимания на то, что по отдельности бессмертное (вневременное) и конечные объекты в текущем времени существовать не способны, тем не менее, конкретизируя своё заявление так:: «Долг воскрешения требует открытия пути в небесное пространство, ибо без обладания небесным пространством невозможно одновременное существование поколений, хотя, с другой стороны, без воскрешения невозможно достижение полного обладания небесным пространством… …Вопрос об участи Земли приводит нас к убеждению, что человеческая деятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты… …прочное существование невозможно, пока Земля остается изолированной от других миров. Каждый обособленный мир по своей ограниченности не может иметь бессмертных существ. На каждой планете средства к жизни ограничены, не бесконечны, хотя и могут быть очень велики, а, следовательно, и смерть должна в конце концов явиться уже по недостатку средств к существованию, если бы она не успела явиться раньше по причинам случайным» [7, часть 4].

Неприятие нынешней действительности, дублирующее, правда, но на научной основе, идею ненасильственного развития общества Льва Толстого и Ганди, подвигли известного отечественного физика и философа современности И. Н. Острецова на создание научно обоснованной теории ненасильственного развития разума, под которым он, по-видимому, имел в виду развитие человеческого сознания: «Наиболее ценным в идеологии демократического движения является, пусть всего лишь интуитивное, но стремление к абсолютному отрицанию насилия… …Именно это обстоятельство есть одна из отправных точек моего понимания мира, логически полной системы взглядов, которая обосновывала бы необходимость и неизбежность ненасильственной философии… … И если теория Маркса была направлена на создание материалистической теории человеческого общества, то задача ненасильственной философии – построение теории развития разума» [8. Вместо введения].

Начинает Острецов изложение своей теории развития разума издалека следующим образом: «… свойства индивидуального объекта могут проявляться исключительно через свойства классических, групповых объектов. Без взаимодействия с групповыми структурами индивидуальные объекты не могут быть восприняты, они иррациональны или, по крайней мере, квазиматериальны. Точно так же как свойства электрона невозможно узнать без его взаимодействия с классическим «прибором», свойства человеческого интеллекта не могут проявиться без его взаимодействия либо с материальной сутью самого человека, либо с группами других интеллектов. В математике, впрочем, это обстоятельство было выяснено гораздо раньше. Например, Дедекинд определил иррациональное число как специального вида сечение во множестве рациональных чисел, индивидуальные объекты обладают свойством тождественности. В частности, это означает то, что отдельный, индивидуальный объект не может непосредственно определять свойства классических, коллективистских объектов. Свойства коллективистских объектов определяются только статистическими закономерностями, проявляющимися как следствие взаимодействия между членами всего коллектива» [там же, гл. 1.2].

То есть совершенно справедливо Острецов. признает, что человеке имеется нечто непознаваемое в рамках известной реальности (бытия), именуя его иррациональным, которое проявляется только во взаимодействии объектов. Другими словами, он признает наличие в человеке того незримого и непонятного, но главного, а именно того, что мы называем сознанием.

Однако Острецов приходит к выводу о нематериальности сознания, а также всего, что лежит в основе материалистического мироздания на следующем основании: «…что находится внутри протона? Нам могут ответить: кварки. Но кварки не могут существовать отдельно в материальном мире. Это просто математическая модель, они уже не материальные объекты. Таким образом, в основе материалистического мироздания лежат нематериальные объекты» [там же, гл. 1.2].

Подобное заблуждение на основе, кажущейся вполне убедительной, сразу же приводит Острецова к проблеме Ничто, которую он разрешает традиционным образом, помещая в Ничто Бога: «...индивидуальный объект не может возникнуть без Создателя. Поэтому всеобъемлющая наука может быть построена только на идеалистической основе» [там же, гл. 1.2].

Действительно, и физика дошла в кварках до предела познания имеющегося бытия, и само сознание следует отнести к иррациональному, так как оно как бы есть, но никак не регистрируется приборами.

Всё это так, но справедливо только в рамках бытия, поскольку мы не знаем, что делается за его пределами, но одного только «чистого» ничто там не может быть, так как есть мы в материальном бытии, и это бытие вполне может производиться материальными объектами, но другого порядка.

В частности, можно предположить отнюдь не непонятного и нематериального, всесильного и всеведующего Бога в ничто, что выглядит, по меньшей мере, неубедительно, а принять гипотезу, основанную на том, что за пределами бытия имеется некая структура в виде голограммы сверхвысокочастотного типа, которая поэтому не воспринимается ни нашими чувствами, ни приборами. Эта структура связана с бытием, проявляя себя через живых существ незримо, хотя она всего лишь выходят за рамки частотного спектра бытия и, в частности, по этой причине не способна действовать в бытии самостоятельно, но способна проявлять себя в мыслях и действиях через живые существа, поскольку последние обладают набором органов и свойств, позволяющих информационно воспринимать эту как бы стороннюю структуру без ее реального проявления в бытии.

Поэтому и сознание, и его производные, например, в виде как бы идеальных мыслей, чувств, математических моделей и т. п. – материальны, отражая, в частности, в непрерывно появляющихся и исчезающих мгновенно не алгоритмизированных электрохимических связях нейронов человеческого мозга во всей их совокупности, неявный, но материальный сверхвысокочастотный спектр колебаний, характерный для сознания, то есть для голограммы вне времени.

Иначе говоря, целый ряд на самом деле материальных объектов невозможно измерить известными средствами, по-видимому, по той причине, что сверхвысокочастотные структуры голограммы, представляющие, в частности, сознание, выходят за пределы измеряемого или счетного в бытии, что само по себе накладывает ограничение на возможности познания человеческого разума, то есть на развития человеческого разума в этом плане в бытии.

Данный факт сам по себе указывает на то, то сознание (разум) человека, ограниченный как биологической природой человека, так и материальным пределом бытия (соотношение неопределенностей), конструируемого сознанием на основании (инфраструктуре) неживых объектов, вполне естественно сосредоточивается не на бесконечном познании всего, на чем настаивает Острецов: «…разум способен преодолевать условности материалистического бытия и потому пределов его развитию и совершенствованию не существует» [там же, гл. 1.7], а человеческий разум на основе ощущений сосредоточивается на поглощении бесконечных изменений всего в бытии, то есть в текущем времени, которые он способен воспринять или осознать, что как раз возможно и даже часто приятно, и называется это восприятие – жизнь, в отличие от того, что находится вне времени.

Сама по себе беспредельность в бытии действительно возможна. Например, число комбинаций в шахматах при 64 клетках составляет 10 в 120-й степени, тогда как число атомов во Вселенной, между которыми происходят различные преобразования и комбинации, составляет 10 в 80-й степени. Современная наука утверждает, что бесчисленное количество вселенных появляется и исчезает, подобно пузырям. Так что число сочетаний бесконечного числа объектов так же бесконечно. Поэтому ход событий, в которых действует сознание, формально может идти без конца.

По-видимому, эта, достаточно очевидная фактура, прошла мимо ума Острецова, и он, как и многие его предшественники и последователи, вынуждены были обратиться к идеальному и вневременному создателю всего вдруг, который позволяет человеческому разуму (сознанию) бесконечно стремиться к нему как немыслимо совершенному, тогда как на деле всё происходит наоборот: мироздание существует вечно ради жизни, проявляющейся в бытии во взаимодействии сознания и неживой материи, под контролем, но не управлением, совокупного сознания голограммы (единого сознания), получающего в результате и жизнь, и изменение, и развитие бесконечно, но дискретно.

Полагаясь на божественную силу, как бы давшую разум человеку, Острецов заявляет: «Именно вера в бесконечное совершенствование материальных форм своего существования открывает грандиозные перспективы перед разумом и носителем его, человеком… …разуму предопределено развитие до осознания своей иррациональной сути и создания новых миров на разумной основе» [8, гл. 1.6].

Любопытно, что Острецов в этом утверждении вполне сходится с вышеупомянутым отечественным мыслителем Н. Ф. Фёдоровым, который тоже считал, что человеческому разуму под силу бесконечно развиваться в творческих свершениях вне времени в силу собственного бессмертия, не учитывая, как и Острецов, что разум (сознание) присущ не только человеку, но и всему смертному живому, частью которого является и человек. Поэтому сознание не способно отделиться полностью от смертного живого, изменяясь и развиваясь только в нем и им ограничиваясь.

Тем не менее, развитие разума (сознания) через бессмертного человека, невозможное непрерывно вообще через смертное живое, происходит, посмертно прерываясь и возникая в новых организмах и цивилизациях, то есть это бесконечное изменение и развитие протекает дискретно в симбиозе тела и сознания только в текущем времени, формирующемся через живое, тогда как Острецов полагает, что разуму (сознанию) надо вырваться из конкурентной мерзости материального туда, где оно должно быть – в идеальное, а значит, – в ненасильственное и благостное, которое он не допускает в несовершенном бытии.

Однако, подобное ненасильственное и благостное состояние отдельных человеческих групп может проявляться и в бытии, но не как венец развития разума, а как итог распада технологической цивилизации и вынужденного перехода сохранившихся сообществ к стратегии и тактике выживания в новых условиях ограниченных ресурсов и отказа в связи с этим от частной собственности.

В этом случае, коллективное самосознание блокирует эгоцентрические стремления животного сознания каждого члена сообщества ради выживания всего коллектива.

В таком коллективе отсутствует насилие над личностью, поскольку каждый его член заинтересован в выживании коллектива, от которого зависит и его собственное выживание, но говорить о свободе при фактическом отсутствии развития, всегда связанного с разрушением и созиданием, то есть насилием, а не стагнацией, раз каждый индивид вполне удовлетворен подобной пассивной жизнью, которая всё же для него лучше немедленной смерти от голода и холода в дикой природе, не приходится, в противоречии с мнением Острецова о свободе: «…свобода есть состояние адекватной личности в адекватном коллективе, ибо только в адекватном коллективе отсутствует насилие по отношению к адекватной личности» [там же, гл. 3.6].

Непонимание возможности развития сознания (разума) только в текущем времени так же видно из следующего утверждения Острецова: «Разум абсолютно свободен в своих построениях. Они никак не связаны с временем и местом и полностью определяются носителем разума… …Разум достигнет состояния, в котором он будет полностью определять все свойства материального мира… …Порядок проявляется, прежде всего, в том, что он лежит в основе не взаимодействия и активности, а в отвергающих насилие законах сохранения и симметрии» [там же, гл. 1.7].

В этом высказывании Острецова проявляется его непонимание сущности мироздания, бытия, времени и информации.

Мироздание существует вечно и ему не нужно достигать некоего особого «состояния».

Единое сознание несвободно в своих построениях бытия, поскольку оно может «содержать» живые существа особого строения – органы чувств, геном, центр приема, обработки и передачи информации, – в отличие от неживой материи, в бытии только при сочетании в нем совершенно определенных параметров и констант, т. е. порядка, а не хаоса, в котором живые существа могут изменяться и развиваться в формируемом ими же текущем времени упорядоченного бытия при участии единого сознания голограммы, которое есть проекция бесконечности вне времени, а место в виде пространства, заполненного движущимися объектами есть не более чем продукт текущего времени, не существуя без него.

Другими словами, законы сохранения и симметрии приложимы преимущественно к неживым объектам, составляющим инфраструктуру бытия, которая, составляя определенную упорядоченную структуру, всего лишь обеспечивает развитие живого, тогда как живое всегда, в силу неудовлетворенности настоящим, стремится к кажущемуся для него лучшему, и поэтому всегда, во избежание гибели от застоя, пытается изменить свое окружение, нарушая сложившихся в нем порядок и устанавливая новый, в чём, собственно, и состоит развитие живого, в отличие от стабильности бытия в целом, которое гарантирует изменение и развитие в нем живого вне хаоса.

Вместе с тем Острецов прекрасно понимает и даже пытается доказать, что над бытием стоит нечто руководящее им: «Великий дух – это дар божий. Он вне времени и вне пространства» [там же, гл. 2.2], но его представление ограничивается, по существу, божественным разумом и не более того: «Разум царит и над нами, в виде феномена Бога Отца, и внутри нашего мира, как Разум Сына Человеческого. В основе нашего мира находятся иррациональное, Дух Святой, и Разум. Все миры, в которых возникли пространственно-временные формы материи, должны подчиняться определенным рациональным закономерностям. Следовательно, эти миры должны определяться правильно выбранными основными характеристиками. В этих мирах существует метрика, т. е. мощности множеств, характеризующих их свойства, всегда счетны. И, следовательно, возникновение любого материалистического пространственно-временного феномена вне разума невозможно» [там же, гл. 1.8].

Кроме того, он справедливо считает, что «…в своем технологическом росте человечество пришло к точке «сингулярности», выход из которой не может быть найден путем тиражирования стандартных классических подходов» [там же, гл. 4.4].

Однако выход из сложившейся ситуации распада цивилизации он видит в организации общества с «…полным отсутствием права и наличием только обязанностей между отдельными людьми по отношению к коллективу… …когда человек освобождается от собственности» [там же, гл.3.6], что равноценно созданию равновесной цивилизации с саморегулирующимися и самоуправляющимся ячейками-коллективами, в которых, как и показала практика, никакого развития не происходит [6, гл. 2, 3].

Основное соображение Острецова сводится к следующему: «…схема развития в материальном мире может быть представлена следующим образом. На определенном этапе происходит флуктуация, связанна с появлением новой идеи развития. В силу адекватности эта флуктуация усваивается группой интеллигентов, причастных к развитию. Зачет этого создаются условия для расширения этой группы и улучшения условий ее работы. В расширенной группе возникает флуктуация большей амплитуды. И так далее… …Развитие разума не может происходить в борьбе… …Развитие – наиболее естественное состояние разума… …борьба, в частности, есть условие только неадекватного развития, никак не сопряженного с развитием разума. Борьба и насилие в лучшем случае только формируют условия для развития разума на этапах существования неадекватных социальных форм. Само же развитие разума всегда есть естественный эволюционный процесс, постоянно расширяющийся во времени и пространстве» [там же,2.2.].

То есть он склоняется к довольно примитивному эволюционному идеализму, в отличие от предложенной нами гипотезе, суть которой сводится к взаимодействию между материальным активным (сознанием) и материальным пассивным (неживой материей), которые не производят одно другое, являясь в этом отношении независимыми, но, тем не менее, сосуществуя в бытии так, что пассивное приобретает те или иные формы под воздействием активного [5, гл. 1.6].

***

В заключение, можно отметить следующее.

Конечно, задачей человечества является не накопление комфорта, а развитие индивидуального и коллективного самосознания, которое происходит наиболее эффективно и в разнообразных формах в условиях наиболее развитых культурных и технологических состояний оснащения человечества, что, с другой стороны, неизбежно приводит цивилизацию к схлопыванию в точке сингулярности именно в силу биологической и социальной природы человека, производящего в своих сообществах уплотнение собственного времени цивилизации вследствие поглощения человеком и его сообществами в ходе развития цивилизации всё большего объема информационных потоков.

Кроме того, биологическая конструкция человека, а также социальная организация сообществ такова, что как человек с его двойственным сознанием – природным сознанием и самосознанием, – так и его сообщества, состоящие из совершенно разных индивидов по уровню самосознания, а значит, и по потребностям и интересам, не способны договорится, имея различные цели в меру своего понимания себя и других, а также реальности, то есть значительной их части проблемы, связанные с процессами познания и самосовершенствования, их не заботят.

Подобная разнородность членов сообществ, составляющих цивилизацию так же в немалой мере способствует ее дезорганизации на стадии капитализма, когда индивидуализм проявляет себя наиболее рельефно.

Поэтому единому сознанию приходится содействовать созданию условий для возрождения человечества и способствовать доведению его вновь до цивилизационной формы, обеспечивая тем самым в этой дискретной регулярности собственное развитие через несовершенное, но необходимое, так как вне времени это развитие невозможно, а текущее время без живых существ создать нельзя, что само по себе указывает на вечное сосуществование активного (сознания) и пассивного (неживой материи).

То есть человеческая цивилизация не способна достигнуть состояния гармонии, которая в условиях антагонистического, но развивающего сознание общества недостижима, и, тем более, не способна развиваться бесконечно. Человеческая технологическая цивилизация – конечный продукт развития живого, однако позволяющий сознанию развиваться в борьбе индивидов дискретно вследствие регулярного возобновления каждой цивилизации, которых в мироздании бесчисленное множество.

Таким способом, то есть с помощью конечного, бесконечное единое сознание обходит сравнительную кратковременность существования человеческих цивилизаций. Более того, всё живое, а не только человек, формируя текущее время, проявляют единое сознание через каждое индивидуальное сознание в живом, давая и тому, и другим жизнь, которая невозможна вне времени, в котором единое сознание в виде голограммы «располагается». То есть смертное живое, сочетая в себе неживую структурированную материю и индивидуальное сознание, и бессмертное единое сознание зависят друг от друга, не существуя врозь, только живое, в том числе и человек с его сообществами проходят конечные циклы развития, а сознание через них проявляется бесконечно, получая всю безграничную палитру жизненных проявлений, а не только развитие и стремления к познанию.

Процесс этот не имеет ни начала, ни конца, поскольку единое сознание «находится» вне времени, но получает через смертное живое – в текущем времени – от каждого индивидуального сознания порцию жизни, и число этих порций неизмеримо. А сама по себе связь каждого индивидуального сознания и единого сознания носит вневременной характер, так как всё это есть единая голограмма, то есть единое сознание и каждое индивидуальное сознание как единое целое «составляют» голограмму вне времени и вместе с тем проявляются в текущем времени бытия.

Острецов, полагая возможность достижения разумом (сознанием) гармонии, в которой будет происходить истинное развитие разума, путает горизонт развития с реальностью. Горизонт сам по себе не достижим, но стимулирует развитие, всегда характерное противоречивостью разных целей и интересов, которое никогда не сможет смениться благостью. Поэтому заповеди Христа, которые комментирует Острецов, на самом деле говорят о двух мирах – мире в текущем времени противоречивого развития, и мире вне времени, по определению, не способного к развитию, но способного контролировать мир развития. Эти два мира зависят друг от друга и в отсутствии любого из них другой не способен проявиться. Поэтому они вынуждены поддерживать друг друга вечно.

Поэтому толковать о ненасильственном развитии вообще бессмысленно – вне времени насилия нет, но и развития там не может быть, как и жизни вообще, а в мире текущего времени, формируемого живым, без насилия обойтись невозможно, так как принцип развития состоит в созидании, которое требует разрушения устаревшего ради сотворения нового и т. д.

Сама двойственная природа человека – примата с одной стороны, и осознающего себя существа – с другой, имеющего тем самым двойственное сознание, не позволяет без потери биологической сущности выделить из него одну «часть» сознания – осознающий себя разум для бесконечного развития, которое, к тому же, невозможно без биологически-общественной жизни, что и показывает нам искусственный интеллект, который несмотря на свои возможности, так и пребывает в статусе несамостоятельного болвана.