Онтологические прогулки

К числу многочисленных заслуг Сократа («Сократа у Платона») относится еще и то, что он тематизировал для западной культуры тему незнания. Сказав «я знаю лишь то, что ничего не знаю» - он задал сразу несколько направлений философствования. Казалось бы, если чего-то не знаешь – об этом нечего и говорить, но нет, есть о чем: поскольку возникает тема саморазоблачения, преодоления гордости и осознания сомнительности имеющихся знаний и, одновременно, тема мобилизации когнитивных ресурсов для преодоления незнания.

В сущности, Сократ сделал явным тот факт, что неизвестное не является в силу своей неизвестности также и неиспользуемым. Нет, неизвестным можно активно оперировать, неизвестное является важным актором нашего интеллектуального ландшафта, к которому мы обращаемся и с которым имеем дело как с известным – хотя и на особый манер.

Абсолютно неизвестное

Прежде всего, под словом «неизвестное» понимается несколько совершенно разных явлений.

Абсолютно неизвестное находится за пределами опыта и кругозора. Оно внефеноменально и практически не присутствует в человеческих дискурсах - это тот случай, когда человек не просто не знает, но и не знает, что не знает. Лишь в некоторых специально «заточенных» на эту тему философских рефлексиях абсолютно неизвестное слегка приоткрывается как нечто, о чем нельзя сказать ничего, кроме того, что оно вероятно все-таки существует- хотя остается не ясно, что означает в этом случае термин «существование». Кроме того, именно тогда, когда философская рефлексия указывает на абсолютно неизвестное, последнее – парадоксально и вопреки смыслу того, что о нем говорит философия – перестает быть абсолютным, входит в дискурс и показывает некоторые свои свойства. Можно говорить, что абсолютно неизвестное, на которое указывает философия - лишь знак не данного нам действительно неизвестного.

Правда вопрос об абсолютно неизвестном усложняется развитием человеческой цивилизации: то, что тысячу лет назад было совершенно неизвестно, ныне приоткрывается, и это касается не только каких-то фактов или объяснительных теорий, но и самого неизвестного, то есть вопросов, которыми можно затрудниться. То есть, неизвестное, оставаясь неизвестным, тем не менее может войти в кругозор, в познавательную деятельность – как проблема, как сведения о том, что именно мы не знаем. Таким образом, размышляя о прогрессе человеческого познания, и говоря о том, что нечто ранее неведомое, теперь открылось, между двумя этими фазами – неведомостью и открытием – надо поставить еще промежуточную ступень, то есть появление неизвестного как части дискурса, как проблематизации темы. Прежде, чем найти ответ на вопрос, надо найти сам вопрос, а этому предшествует полное отсутствие самого вопроса в человеческом кругозоре. До того, как мы отрыли химический состав атмосферы Венеры, мы должны были получить представления о планетах, о Венере, об атмосфере, о химическом составе - Ломоносов не знал состава инопланетной атмосферы, но он, по крайней мере, мог задаться этим вопросом, в то время как обитатели Древнего Шумера, насколько мы можем судить, не знали о существовании этой проблемы – для них была неизвестна даже эта неизвестность.

Таким образом, мы видим, что в истории человеческого познания абсолютно неизвестное часто теряет свою абсолютность, становится частично опознаваемым, превращается в вопрос, проблематизируется и тематизируется - и такое «абсолютное неизвестное», которое перестает быть абсолютным в ходе исторического развития мы можем назвать «скрытым неизвестным». Ему следует противопоставить трансцендентное неизвестное, которое в принципе находится вне пределов человеческого понимания - так что человеческому разуму не суждено не только его узнать, но даже затрудниться его узнаванием. Не только доказать существование трансцендентного неизвестного невозможно, но даже допустить его существование крайне проблематично, поскольку это допущение сопряжено с логическими парадоксами – также, как с такими парадоксами сопряжено понятие «немыслимое». Но не допускать его существование - значит констатировать потенциальное всесилие разума и его абсолютную релевантность тотальности бытия, а это, в свою очередь, также недоказуемо.

Активно неизвестное

Когда скрытое неизвестное приоткрывается для человека в форме вопроса, оно становится относительно (или частично) неизвестным.

В огромном количестве случаев относительно неизвестное мобилизовано и используется и человеческим мышлением, и человеческой культурой и является не просто их элементом, но чрезвычайно активным элементом, организующим вокруг себя особые механизмы соотнесения известного с неизвестным. Такой род относительного неизвестного можно было бы назвать «активно неизвестное». Лучшим примером этого может служить ситуация расследуемого уголовного преступления. Неизвестно, кто убийца, но эта неизвестность мобилизует усилия всех, кто должен это узнать. Человеческая социальность так устроена, что когда обнаруживается убийство, оно уже означает вопрос – то есть мобилизацию коллективных познавательных усилий на выяснение обстоятельств, которые сразу же признаются имеющими место, хотя и пока неизвестными.

Аналогично устроены многие ситуации, относящиеся к другим родам человеческого познания, в том числе к науке - неизвестное, подобно черной дыре, притягивает к себе познавательные усилия, координирует и стимулирует их. Общим в этих ситуациях является то, что хотя мы чего-то не знаем, но мы знаем, чего именно. Таким образом, культура очерчивает и размечает некоторое пространство, внутри которого существует «темная область», о которой известно, что она неизвестная и нуждается в выяснении. Чтобы указать, что же именно нам неизвестно, неизвестное должно быть огорожено особой рамкой, указывающей, что именно желательно выяснить. Разумеется, материалы, из которых создается эта рамка, эта разметка, выгораживающая область неизвестного, сами по себе известны. Активно неизвестное возникает лишь тогда, когда оно очерчивается известным. В сущности, речь идет о конструировании предмета, который обладает рядом свойств, некоторые из которых известны, а некоторые нет - но по аналогии с другими подобными предметами мы знаем, что такие свойства у него есть, и значит можно узнать каковы они.

Например, хотя мы не знаем, кто именно убийца, но мы уже знаем, что это человек, и что он в примерно понятный промежуток времени совершил это преступное деяние - то есть, мы уже знаем довольно много. Мы знаем, что вокруг данной звезды вращается планета, знаем ее размеры и удаленность от светила, но не знаем химический состав и что находится на поверхности – однако, мы знаем, что какой-то химический состав и какой-то характер поверхности должны быть обязательно. То есть - как в случае с таблицей Менделеева - есть таблица, часть клеточек которой заполнена, часть нет, но и про незаполненные клеточки известны некоторые предварительные рамочные данные - поскольку неизвестный химический состав далекой планеты отличается от ее неизвестной массы, а неизвестная точная масса отличается от неизвестного факта наличия или отсутствия атмосферы. Здесь вполне действует правило, сформулированное в одном из рассказов Роберта Шекли: «Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую часть ответа».

Возможен специальный исследовательский проект по изучению и каталогизации имеющихся в человеческой культуре способов конституирования активно неизвестного.

Наиболее распространенным и типичным случаем является именно тот, о котором говорилось выше - когда встает вопрос о личности преступника (при отсутствии сомнения в факте преступления) или о химическом составе планеты - после обнаружения самой планеты. Этот способ основывается на суждениях по аналогии, которые, в свою очередь становятся возможными вследствие аксиоматических представлений о единстве природы, и высокой вероятности повторения часто встречающихся прецедентов. Эти весьма плодотворные и неоднократно подтверждавшиеся в опыте аксиомы позволяют нам считать, что в окружающем мире существуют большие группы вещей с одинаковыми наборами параметров, тривиальными для отдельной вещи, но и уникальными для группы. Благодаря этому, узнав наличие у вещи Х хотя бы некоторых параметров, мы – по их уникальному сочетанию можем опознать Х как относящийся к группе Y, и значит предположить что у вещи есть и другие параметры, характерные для экземпляров из группы Y. Сделав это умозаключение, мы те самым ставим вопрос о точном значении этих предположительно свойственных Х параметров.

В этом случае активно-неизвестное занимает строго определенное место элемента в построенной картине мира, в предполагаемой схеме реальности – целое схемы накладывает определенные требования на каждый из элементов, и элемент не может им не соответствовать – благодаря этому мы даже о плохо известном элементе знаем довольно много. Этот способ опознания активно неизвестного можно было бы назвать «конструирование по аналогии». Получающееся в результате такой операции активно неизвестное можно было бы назвать «аналогичным неизвестным» - в том смысле, что вопрос о нем задается потому, что имеется аналогия с чем-то уже известным.

Культурно важной разновидностью конструирование по аналогии является экстраполяция. Например, мы предполагаем, что поскольку наука постоянно открывает новые знания, и значит, будет это делать и в будущем – поэтому мы можем говорить о еще неизвестных научных данных. Мы знаем, что нам известна только часть мира. Мы можем предположить, что у мира есть области за пределами освоенного нами – а значит, мы можем говорить о бесконечном мире и неизвестных его частях.

Другим, менее значимым – но освященным историей человеческой мысли способом создание активно неизвестного является скепсис, направленный против конкретных человеческих знаний и концепций. Опровергая и разоблачая имеющиеся теории, скепсис лишает нас положительных знаний, сообщавшихся этими теориями, но при этом редко разрушает те вопросы, на которые опровергнутые теории претендовали отвечать. Если ответы опровергнуты, а вопросы остались, то возникает необходимость заново - и лучше чем раньше – на них отвечать. Например, мы можем отвергать средневековые медицинские рецепты, но это не снимает вопроса – как лечить болезни. Мы можем отвергать мифы о живущих на севере псоглавцев, но тем самым мы ставим вопро – кто же живет на севере на самом деле. Самым радикальным и всеобъемлющим проектом конструирования активно-неизвестного скептическим методом является учение Николая Кузанского об ученом незнании – которое строится на отвергании всех положительных богословских представлений о Боге при сохранении некоторой соотнесенности человеческих познавательных способностей с Богом – соотнесенности, лишенной знаний, но не окончательно лишенной надежды на них. Эту соотнесенность Николай Кузанский называет «ученым незнанием», и ученое незнание, конечно, не является абсолютным – поскольку оно, по крайней мере. знает, что Бог существует (хотя бы в каком-то смысле), что он обладает хотя бы какими-то свойствами, и что эти свойства отнюдь не те, какие сформулированы людьми. Нечто требующее выяснения, после того как скепсис и критика избавили нас от мнимых ответов можно было бы назвать посткритическим (или постскептическим) неизвестным.

Пассивно неизвестное

Неизвестное далеко не всегда мобилизует познавательные способности – вполне распространены случаи, когда человек знает, что чего-то не знает, но не пытается его выяснить, вполне смиряясь с лакунами в своем кругозоре. Тут – в противоположность описанному выше активному неизвестному следует говорить о пассивном неизвестном. Разумеется, различие между активным и пассивным связано не столько с природой подлежащего выяснению предмета, сколько с отношением к нему человека – то, что является пассивным неизвестным для обывателя, может быть в это же самое время активным для передовой научной лаборатории.

Самой распространенной разновидностью пассивного неизвестного является привычное неизвестное – то, что не пытаются выяснить поскольку к нему давно привыкли. Привычное неизвестное, несмотря на вполне осознаваемую неясность многих своих параметров столь часто используется в дискурсах своими известными аспектами или хотя бы своим именем, что кажется почти что известным, во всяком случае, не вызывающим любопытство и раздражение. Поскольку ничто в человеческом опыте не является абсолютно и в полной мере умопостигаемым и прозрачным, постольку и практически все вещи, которые мы можем назвать, в какой-то мере привычно неизвестны.

Совсем иначе, однако выглядит вопрос о посмертном существовании. Он конечно нас интересует, мы – в силу его важности – не можем смириться с его неизвестностью, и если мы активно не выясняем его – то только потому, что для нас очевидна безнадежность такого познавательного предприятия: мы знаем, что узнать это невозможно. Такого рода редкие, значимые, манящие, но не подлежащие выяснению предметы следует называть безнадежно неизвестным. Как не подлежащее выяснению, безнадежно неизвестное есть разновидность пассивного, однако оно очень легко превращается в активное – когда появляется новая надежда хоть как-то узнать запретную тайну, например с помощью спиритических сеансов. И разумеется, оценка безнадежности крайне субъективна – вопрос о существовании Бога для кого-то неизвестен привычно, для кого-то безнадежно, а для кого-то – для неких активных богоискателей – даже и активно, и это не считая многочисленных верующих, для кого это вещь известная. Пример отношения к Богу как к безнадежно-неизвестному дает фильм «Берегись автомобиля», где герой Донатаса Баниониса, католический патер, говорит: «Есть Бог или его нет - и то и другое недоказуемо». В науке безнадежно неизвестным является все, что включает в себя отсылку к бесконечности – например, знания о бесконечной вселенной.

Безнадежность неизвестного иногда официально декларируется, причем иногда с ним поступают как с известным. Самый вопиющий пример этого - догмат о святой троице, который воспринимается большинством христиан как некая очень важная информация о Боге, однако при этом декларируется, что триединство не постижимо для человеческого ума - в итоге догмат и сообщает нечто, и во же время не совсем. Рядовой верующий может полагать, что это он лично не понимает сущности триединства, но церковь знает об этом гораздо больше. Однако и церковь признает невместимость тайны троичности человеческим разумом – при том, что почему-то церкви все-таки известно точное число ипостасей, их не две и не четыре, а именно три. Эту редкую разновидность можно назвать постулированным неизвестным.

Очень близко к ситуации привычного неизвестного примыкает еще один случай – когда люди вполне осознают, что чего-то не знают, чего-то не вполне понимают, но пользуются неполноценными эрзацами объяснений за неимением лучшего. В этом случае мы имеем дело с явлением, которое можно было бы назвать «замаскированным неизвестным» - в отличие от активного неизвестного оно уже не возбуждает вопросов, оно привычно, и оно имеет никого не обманывающее прикрытие в виде мнимого знания - чья мнимость, однако не нуждается в критике и разоблачении в виду очевидности. Например, в быту все много рассуждают об электричестве, и даже могут представить мнимонаучное объяснение этой силы - например, что электричество есть поток электронов - однако вполне осознавая, что сущность этого природного явления им не ясна и что приводимое объяснение сомнительно. Замаскированное неизвестное, прежде всего, обитает в быту, в повседневных представлениях людей, не имеющих интеллектуальных амбиций, и потому вполне готовых признать, что не понимают подоплеки своих суеверий и практических навыков - и тем не менее, иногда использующих некие их доморощенные объяснения. Иногда замаскированное неизвестное представляет собой ссылку на якобы имеющиеся данные у авторитетных институций, например науки - но не факт, что наука действительно что-то знает по этому вопросу.

Фоновое неизвестное

В завершении хочется сказать, что о неизвестном можно говорить не только в том случае, если оно осознано и зафиксировано в дискурсе. Многие философ фактически начинают говорить о нем как о категории , возникающей в силу чисто логических причин – как коррелят известного, как некое отрицание нам известного и его тень, служащее для него фоном. Тут неизвестное выступает как темный экран, на фоне которого и даны человеку смыслы. Более того – поскольку смысловые конструкции никогда не ясны во всех своих подробностях, постольку лакуны неизвестного являются в них также необходимым конструктивным элементом.

Лучше всех об этом сказал Семен Франк в своей книге «Непостижимое»: «всякое предметное знание предполагает направленность познавательного взора на «неизвестное», на некое «х», в котором отыскивается и открывается содержание А, и притом в том смысле, что это А принадлежит неизвестному ( в остальных отношениях) предмету и улавливается именно в его составе или как бы на его фоне… Познанное содержание А выделяется – именно в качестве познанного, раскрывшегося, ясного – на своем темном фоне, но не отеляется от него, а напротив, познается именно на этом фоне, на этом базисе как нечто неразрывно к нему принадлежащее»[1].

В философии А.Ф.Лосева есть понятие, очень близкое к данному Франком «фону неизвестного - это понятие «меона», то есть некоего «ничто», выступающего как коррелят всех позитивных содержаний, как их «иное»[2].

Наконец, Уайтхед ставит эту же проблему, обращая внимание на потенциальную связь любой вещи с бесконечностью Вселенной и имея в виду, что эти связи также образуют некий фон, не фиксируемый но предполагаемый человеческим умом. По словам Уайтхеда «в любом рассмотрении отдельного факта присутствует в качестве скрытой предпосылки его координация с окружением, что требуется для его существования. Координированное окружение и есть вся вселенная, представляющая собой перспективу для факта»[3]. Таким образом, всякий факт дается на фоне не данных актуально и быть может и вовсе неизвестных перспектив.

Эту разновидность неизвестного, которая не осознана, не тематизирована, не дана, но конструируется самим известным в качестве его фона можно было бы назвать «фоновым неизвестным».

В завершении хотелось бы отметить, что человеческая культура нерасчетливо неблагодарна к тем творцам и мыслителям, заслуга которых заключается в открытии неизвестного (собственно, активно неизвестного), и именно поэтому открытие неизвестного – то есть постановка вопросов – еще не превратилась в отдельный род занятий. Задним числом, оценивая заслуги того или иного ученого или интеллектуала, часто пишут, что ценны не данные им ответы, но поставленные им вопросы. Однако, редко кто пытается сделать постановку вопросов именно своей целью – процедурно постановка вопросов всегда связана с попытками давать на них хотя бы гипотетические ответы.

Человеческое познание нуждается в новых ресурсах неизвестного, и, соответственно, в особой фигуре вопрошающего – то есть открывателя неизвестного.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Разновидности неизвестного

1. Абсолютно неизвестное
   1. Трансцендентное неизвестное
   2. Скрытое неизвестное
2. Относительное неизвестное
   1. Активно неизвестное
      1. Аналогичное неизвестное
      2. Посткритическое неизвестное
   2. Пассивно неизвестное
      1. Привычно неизвестное
      2. Постулированное неизвестное
      3. Безнадежно неизвестное
      4. Замаскированное неизвестное
3. Фоновое неизвестное