Онтологические прогулки

С появлением имени академика В.И.Вернадского меняется гностический
расклад в рассматриваемой проблематике: если академик Л.В.
Шапошникова и её сторонники представляли концепцию космической
эволюции и учение Живой Этики преимущественно в философском
аспекте, отражая позицию неоленинизма, то суждения
Вернадского круто перевели ноуменальное творческое амплуа на сугубо
научное, аподиктическое творчество. Важно ещё раз
подчеркнуть, что современное творческое осмысление космической
эволюции и Живой Этики, как «новой философской системы» (С.Р.
Аблеев), было осуществлено в рамках философии материализма, при
котором проявлялась отчётливая склонность к воинствующей
модификации с использованием реликтов и атавизмов ленинской
системы диалектического материализма. Лидер этого течения
Л.В.Шапошникова категорически заявила, что «…Живая Этика есть
наиболее материалистическая философская система».

Особенность же онаучивания Живой Этики сказалась в том, что
воззрение Вернадского, какое вскрыло радикальное зерно в недрах
Живой Этики, не было задолжено, и наука Живой Этики не пошла по
линии Вернадского в ракурсе теории биосферы. Благодаря
блестящему дарованию Сергея Аблеева наука, опосредующая
внутреннюю содержательность того, что им названо Живой Этикой, была
оформлена в самостоятельную научную дисциплину, поименованную
им «Антропокосмической парадигмой эволюции сознания»
(АПЭС). Не лишним будет добавить, что Аблеев впервые осуществил
попытку придать космическому эволюционизму и Живой Этике вид
логической строгости и научной определённости. И, тем не
менее, хотя Аблеев проявил себя при этом неординарным
мыслителем, его достижения на этой ниве, удалившись от горизонтов
теории биосферы Вернадского, не раскрывают, а скорее,
«закрывают» имманентную сущность перлов Живой Этики. Именно в этом
плане постижения С.Р. Аблеева представляют собой познавательную
ценность как отрицательное знание, при способе духовной
информации.

Из внушительного арсенала работ, принадлежащих перу Аблеева,
необходимо, в первую очередь, остановить своё внимание на двух
крупных монографиях: одной с философским уклоном –
«Фундаментальные философские основания концепции космической эволюции
человека: сущность, зарождение и историческое развитие»
(http://www.agni3.narod.ru/AbList.htm), докторская диссертация) и
второй с научным содержанием – «Антропокосмическая парадигма
эволюции сознания и внеземные факторы ноогенеза»
(http://grani.agni-age.net/articles10/4107.htm)

В философском сочинении С.Р. Аблеев как бы отчленяет эволюцию
человека от общей эволюции, и, соответственно, учение Живой Этики
отождествляет с теорией космической эволюции человека..
Однако, давая расширенную презентацию своего гнозиса автор
фактически сравнял эволюцию в целом с эволюцией человека, и иначе
не могло быть, ибо автор исповедует мировоззрение, где
человек не играет особой роли. Аблеев говорит: «Как же выглядят
основные положения теории космической эволюции человека
Живой Этики? Прежде всего, следует учитывать, что эта теория
опирается на концепцию глобального космического эволюционизма.
Согласно данной концепции, в космосе изначально существует
процесс эволюции, в который включены все элементы
космического универсума, а также он сам, как целостная мегасистема. Эта
мегасистема периодически порождается и поглощается
Абсолютным Пространством, понимаемым в духе гегелевского синтеза
Всего и Ничто. Время от порождения (генезиса) до поглощения
составляет период космической эволюции, который исчисляется
сотнями миллиардов лет. Эзотерическая онтология отвергает
дуализм духа и материи. Космическая субстанция (единый
изначальный Первоэлемент) представляет собой синтез материального и
духовного начал, которые по мере космогенезиса поляризуются.
Дух, в понимании авторов Живой Этики, есть утончённые,
высокоорганизованные, активные состояния космической субстанции.
Материя – уплотнённые, низкоорганизованные, инертные
состояния субстанции. Они взаимодействуют в процессе эволюции и
порождают многообразие живых форм. Жизнь и сознание в Живой
Этике трактуются как неотъемлемые атрибуты космической
субстанции. Понятие “жизнь” – синоним понятий “движение” и
“изменение”. Понятие “сознание” указывает на
информационно-энергетическую природу космической субстанции, которая способна
(пассивно и активно) отражать в себе свойства различных объектов и
макрокосма в целом. С этой точки зрения, все элементы
космической субстанции (монады, дживы, “зёрна духа” – смысловые
синонимы) обладают жизнью и сознанием и включены в поток
космической эволюции. Эволюция в эзотерической философии
воспринимается как процесс преобразования элементов субстанции,
сопровождающийся “расширением сознания” – т.е. увеличением
активности, организованности, утончённости, а также повышением
интегративности и управляемости окружающей средой. Живая Этика
рассматривает непрерывную линию космической эволюции жизни,
в которой могут быть выделены следующие ступени:
элементарная, минеральная, растительная, животная, человеческая,
сверхчеловеческая и т.д. Следовательно, вид Homo Sapiens,
согласно этой концепции, не расценивается как вершина лестницы
эволюции».

Аблеев удостоверяет, что в его парадигме человек не является венцом
эволюции, и данный момент выступает главным
мировоззренческим мерилом, согласно которого С.Р.Аблеев, аналогично
Л.В.Шапошниковой, пребывает в стане твёрдокаменных материалистов.
Хотя духовная тематика и риторика не сходит у Аблеева с
научной повестки дня, его мировоззрение должно считаться
материалистическим, ибо эволюционная динамика, как и у Шапошниковой,
числит человека в космическом масштабе как вещь среди вещей.

В связи с докторской диссертацией С.Р. Аблеева проявился некий
красноречивый факт, способный послужить качественной
характеристикой материалистического мировоззрения в целом. Академик
Л.В.Шапошникова в соавторстве с докторами наук В.В.Фроловым и
И.А. Герасимовой, культивируя и фетишизируя в своём научном
творчестве материалистическое воззрение, выступили с резкой
отповедью диссертации С.Р. Аблеева, также принадлежавшего к
материалистическому лагерю. Суть дела здесь вовсе не в
справедливой научной оценке, хотя коллективная негативная рецензия
производит скверное впечатление, но в том, что
материалистическое мироощущение чревато и способно быть источником гадких
поступков, далёких от истины и знаний.

Благородное дело распределения научных заслуг в советской
материалистической философии превратилось в постыдные карьеристские
деяния, отрицательные рецензии стали повседневным тривиальным
явлением, а сами диссертации вместо света истины обрели вид
некой «защиты» от критики. Знания не могут присуждаться,
утверждаться и защищаться, – не знания, а звания выступают
научной целью и предметом научного поиска в подобных условиях. В
случае диссертации С.Р. Аблеева сложилась банальная
ситуация, типичная для действующего материалистического научного
климата: с одной стороны, «генералы науки», как назвал крупных
деятелей научного мира Н.Е.Мартьянов, исполняющие роль
старост в научных классах, с другой стороны – неофит,
энергичный, талантливый и строптивый, – и научные скандалы здесь
неизбежны, ибо излюбленным способом функционирования
материалистического мышления есть взаимодействие по типу столкновения,
где властвует закон боксёрского ринга, фрагмент борьбы за
существование.

Гений, загубленный советской наукой, Н.Е.Мартьянов писал, «…что в
наше время у нас ни Эйнштейн, ни де Бройль не смогли бы
опубликовать своих идей. У нас идёт в печать только тривиальность
и то, когда её автор имеет связи, попросту «блат». Один из
умнейших людей земли Русской Александр Герцен сто лет назад
писал: «Исследование, которое преследует какую-нибудь цель,
кроме познания – не наука». Но заметьте, а диссертации? А
публикации «для счёта», для проникновения на Олимп науки? Что
это?! А ведь именно эти цели преследуют все эти «доктора»,
«членкоры», «академики» и прочая… Всё это не имеет никакого
отношения к науке, но именно эти люди решают вопрос о
публикации» («Н.Е.Мартьянов Письма»). Таковы нравы познания, присущие условию материалистического засилья в мышлении.

Этот образ мышления сказался в полной мере в чисто научном разделе
творчества С.Р. Аблеева – антропокосмической парадигме
эволюции сознания. Научное постижение Аблеев начинает с
обоснования конфронтации теории дарвинизма, которую учёный в
соответствии с традицией отождествляет с идеологией борьбы за
существование, с теорией космического эволюционизма. Задача более
чем актуальна, ибо планетарная эволюция, приведшая
человечество к экологическому кризису, должна быть отчленена от
перспективной теории космической эволюции, предназначающейся для
нового научного мировоззрения. При этом Аблеев возвращается к
научным взглядам, которые пережили свой расцвет (Л.С.Берг,
П.Тейяр де Шарден), но, главное, при этом обходится стороной
русская эпопея В.И.Вернадского. У Аблеева сказано:
«Антропокосмическая парадигма эволюции сознания (АПЭС) во многом
имеет антидарвинистскую ориентацию и по некоторым своим
теоретическим положениям сближается с теорий номогенеза Л.С.Берга и
концепцией биосферной эволюции П.Тейяра де Шардена. Берг
обосновывает закономерную направленность эволюционных
изменений. Космисты отвергают позитивную роль случайного фактора в
эволюции человека и исходят из объективной телеологической
детерминации эволюции сознания. «Эволюция всегда
целесообразна» [2]. Тейяр де Шарден в русле неортодоксальной концепции
креационизма допускает идею сотворение, но не плотского
человека, а его духовного или архетипичного прообраза, который
включается в эволюцию через человекообразных обезьян. Подобные
идеи тонких прообразов жизни и их синергийной эволюции
(психической и биологической) были выдвинуты последователями
восточного философского гнозиса еще во второй половине XIX века
(Е.П.Блаватская, А.П.Синнет). Однако здесь они
рассматривались не в теологическом, а в натурфилософском ракурсе как
внеземные прототипы земной жизни. Расхождения космистов и
дарвинистов, на наш взгляд, не ограничивались отмеченными
положениями и имели все же более глубокий характер. АПЭС развивается
на базе совершенно иных философских оснований, нежели
биологический эволюционизм Дарвина и его сторонников в XIX и ХХ
веках. Дарвин опирался на узкий антропологический
материализм, физиологическую редукцию сознания и биологизаторское
понимание эволюции. Факторы эволюции у Дарвина имеют
исключительно биологический характер (наследственность, изменчивость,
естественный отбор). В более поздней версии дарвинизма –
синтетической теории эволюции (СТЭ) включение в теоретический
анализ достижений генетики и социально-культурного фактора
эволюции не привело к кардинальному изменению общего
философского каркаса. В конечном счёте, в дарвинистском русле развития
идей эволюционизма так и не удалось дать убедительное
общепризнанное объяснение проблемы возникновения и стремительного
по историческим меркам совершенствования сознания у
антропоидной обезьяны».

Однако в действительности расхождения между космистами и
дарвинистами не существует, ибо комплекс научных знаний, на какой
ссылается Аблеев в дарвинизме, по сути своей природы, суть тот же
монополизированный материализм, какой предусматривается им
для космической эволюции. Аблеев ошибается, когда заявляет,
что «АПЭС развивается на базе совершенно иных философских
оснований нежели биологический эволюционизм Дарвина и его
сторонников в XIX и XX веках». Разница между ними лишь в размере
познавательного пространства. Делая Ч.Дарвина лидером
идеологии борьбы за существование и биологического эволюционизма,
Аблеев лишь повторяет традиционное заблуждение, – у Дарвина
наличествует мысль не менее эпохальная, чем идея
естественного отбора: у него существует идея искусственного отбора с
человеком во главе. Эта последняя сконцентрировалась в
своеобразной отрасли – в русском дарвинизме (Докучаев, Вернадский,
Шмальгаузен, Вавилов), и в котором была создана идея, идеал
и идеология Homo sapiens faber – действительного носителя
нового, ноосферного, мышления. Упущение этого – персональная
ошибка С.Р. Аблеева. Самое главное, что фигура сего
гоменоида обладает идеалистической природой, а точнее говоря,
природа этого феномена образована не грубым материалистическим
столкновением духа и материи, а тонким взаимопроникновением
духа и материи при организационном приоритете духа, идеального.

Но, однако, вряд ли идеалистическую ограниченность Аблеева на
современном научном фоне следует квалифицировать как
идеологический недостаток его научного воспитания, – ещё в силе остался
подход, при котором подобная идеалистическая ущербность
ставилась непременным достоинством
материалиста-естествоиспытателя. Видимо, за счёт этого следует объяснить то
обстоятельство, что наука, как и философия, Аблеева лишена в числе своих
объектов познания «ноосферу», ибо ноосфера, будучи сферой
разума, является до мозга костей идеалистическим,
несущественным, с точки зрения Аблеева, образованием, и в своём гнозисе
учёный уделил «ноосфере» своеобразное место. У Аблеева
сказано: «Антропокосмисты в концептуальных работах XIX века не
использовали понятие «ноосфера» (оно появляется позже), однако
фактически предполагали влияние разумных сил космоса
(космической ноосферы) на процесс развития человеческого сознания.
Возникновение разума на Земле, согласно АПЭС, происходит под
психическим влиянием архетипов внеземного разума. Причём,
успешное осуществление эволюции земного разума предполагало
определённую психо-физическую готовность животного
проточеловеческого организма, которая формировалась в течение
миллионов лет синергийного развития психической и органической
материи».

Как видно, автор находится под сильным впечатлением мысли о влиянии
разумных сил Космоса, и, прежде всего, Космического Разума,
на развитие человеческого сознания. Поскольку человеческий
(земной) разум обязан своим происхождением космическим
разумным силам, то ноосфера, как сфера разума, суть явление
неземного порядка. В самом полном виде положение с ноосферой в
парадигме Аблеева определяется в отношении к принципу Реди
(живое от живого), которое Вернадский почитал кардинальной
константой в теории биосферы. Противоположный принцип абиогенеза
(живое от неживого, косного) с такой же силой значится
опорой материализма и доктор биологических наук М.Д.Голубовский
вывел: «В биологии непременным атрибутом материализма
считается абиогенез, возникновение жизни на земле из косной
материи». Концептуально отвергаемый Вернадским принцип абиогенеза
находит отражение в отрицании первичных исходных форм жизни,
ибо жизнь вечна. А Аблеев в своей позиции опирается на
мнение о примитивных эволюционных актах: «Астрофизик Л.М.
Гиндилис полагает, что примитивная психожизнь может сопутствовать
самым простым формам жизни». Вместе с тем космисты признают
принцип Реди, но как простую возможность уйти от объяснения,
провозгласив пресловутую «Единую жизнь», которую Вернадский
решительно отвергает. В сентенциях Аблеева это представлено
следующим образом: «Теоретики антропокосмизма вполне
разделяют известный принцип Франческо Реди – «всё живое – только от
живого». Такой подход исключает необходимость объяснять
происхождение живого вещества из неживого, так как
предполагает, что в космической реальности «существует лишь Единая
жизнь» и не существует никакой косной материи. Согласно этой
точке зрения, можно рассматривать лишь различные эволюционные
формы и стадии развития жизни, но не дуальные категории
«живое» и «мёртвое» вещество». На этом исчерпывается всё значение
ноосферы в антропокосмической парадигме С.Р. Аблеева.

Будучи по научному воспитанию материалистом, Аблеев всячески
пытается «сжать» гностическое полк человека, и в силу этого была
укорочена познавательная компетенция ноосферы как сферы
разума. По этой же причине Аблеев стремится оставить нерушимым
объект познания «эволюция человека», а не расчленять его на
«эволюцию» и «человека», ибо в таком случае пришлось бы решать
дилемму: человек как продукт эволюции или эволюция как
продукт человека. В случае последнего это отношение определяло бы
динамико-эволюционную суть всего аблеевского гнозиса
(АПЭС). Но Аблеев априорно низвёл человека с вершин эволюции, и
человек у него не значится венцом эволюции, а, следовательно,
эволюция становится неким внешним действующим агрегатом для
человека, а от человека отрывается главное: сознание.
Некоторых исследователей, которые считают сознание самочинным,
отдельным от человека, естеством (А.Д. Дубров, Н.Е. Невесский,
В.Л. Правдивцев), автор числит своими последователями, и
высказывается: «В таком случае, сознание всецело принадлежит
всей Вселенной, а не только человеку», «…допускает
существование сознания «в чистом виде» вне и до появления человеческого
мозга». Аблеев умозаключает: «Указанные точки зрения
показательны для формирующейся новой научной парадигмы, в которой
сознание приобретает свойство физической нелокальности,
глобальную пространственную и темпоральную топологию, а также
информационно-голографическую природу (Д.Бом, К. Прибрам, К.
Ринг, Ст. Гроф, Ф. Вольф и др.)».

Автономия сознания, или обособление сознания от человека, занимает
важное место в идеологической структуре парадигмы Аблеева.
Склоняясь к теософской грамоте о трёхчленном человеке – тело,
душа и дух – Аблеев своеобразно дифференцировал эту триаду:
сознание соответствует духу, а человек охвачен только телом
(физическое) и душой (психическое). Опосредованно, в научном
виде это вылилось у Аблеева в идею «бинарной эволюции жизни
на Земле» – биологическую и психическую формы и различные
эволюционные их пертурбации. В итоге это дало человеческий
гоменоид: «Его важнейшее отличие и основное преимущество перед
другими животными видами состоит в наличии развитого
психического вещества, которое в дальнейшем сыграет свою
позитивную роль в раскрытии главного латентного качества
эволюционирующей жизни, то есть сознания – разума». Итак, сознание
(разум) как дух, а точнее, по Аблееву, как разумные силы Космоса,
обнаруживаются в процессе эволюции как его скрытое,
латентное, качество.

Подобная рефлексия эволюции человека в парадигме Аблеева дала ту
особенность, что научная консистенция парадигмы не содержит в
себе ни жанрового, ни логического, ни идеологического
перехода к умозрению Агни Йоги (Живой Этики), так же она
отстранилась от ноосферы. Отсутствие моста между рациональными
эволюционными преобразованиями и откровениями Живой Этики Е.Рерих и
ноосферы Вернадского, отсутствие смысловой и содержательной
предопределённости между ними означает отсутствие связи
между духом и материей в гнозисе Аблеева, а это говорит о
наличии пропасти между материалистической и идеалистической
составляющими парадигмы, что склоняет всю систему к воинствующей
разновидности материализма. Этот миазм ленинского подавления
идеализма составляет наибольший идеологический изъян всей
парадигмальной конструкции Аблеева.

(В своём активном творчестве С.Р. Аблеев неоднократно обращался к
теме взаимоотношения духа и материи, что видно хотя бы по
титулам его крупных работ: «Антропокосмическое мировоззрение в
России: Живая Этика и Рериховское культурное движение»;
«Материя и сознание в философской парадигме универсального
монизма», где сделаны реальные, непроизвольные, попытки сократить
остроту сделанного мной заключения, но добиться
положительного результата ему не удалось. Так, в первой из указанных
работ Аблеев выводит: «Массовое сознание современных
последователей антропокосмизма, по большому счёту, впитало лишь
единственную концептуальную идею Живой Этики – сохранение,
укрепление и развитие культурных основ общественной жизни, во всех
их творческом многообразии». Такая культуртрегерская
функция, единственно вменяемая в обязанность Живой Этики,
выхолащивает её философскую сущность, да и связь этого
культурпросвета с наукой антропокосмизма никак не обосновывается и не
выводится, а исключительно постулируется и декларируется
автором. В другой из указанных работ Аблеев расширяет своё credo –
космический суверенитет сознания, отчленяющий последнее от
человеческой натуры: «Сознание в теософии и Живой Этики не
рассматривается в качестве атрибута исключительно человеческой
экзистенции. Сознание и жизнь есть неотъемлемые свойства
космического бытия и интенсивные атрибуты природной
субстанции. На языке современной философской терминологии такая
мировоззренческая позиция относительно проблемы субстанции и
онтологии сознания может быть квалифицирована как разновидность
универсального (нейтрального) монизма или двухаспектной
теории сознания». Если с философской стороны здесь и возможно
обозначить особую разновидность, то с научной стороны эта
разновидность будет означать полное отрицание ноосферы, взятой в
авторском представлении В.И.Вернадского: ноосфера, по
Вернадскому, суть кровное дитя биосферы, – производное земных, но
не космических сил. Отсутствие непосредственного выхода на
ноосферу и Живую Этику в главной работе С.Р. Аблеева, которой
он придал статус парадигмы, – факт знаменательный, и в этом
состоит значение отрицательного знания С.Р. Аблеева)

Но это вовсе не означает, что научно-теоретическая часть постижения
Аблеева основывается на полярном отторжении идеалистических
факторов мысли. Так, Аблеев берётся за истолковывание
специфической идеалистической абстракции, – так называемой
«теософской метафизики Космического Разума». Но здесь Аблеев не
оригинален и использует расхожий приём: сугубо духовные обороты
и явления осмысляются с помощью рационалистических способов
и материалистических средств, или, сказать по-другому, идея
раскрывается посредством некорректного метода. Эта
методологическая редукция приводит автора к непроизвольному и
безотчётному, но красноречивому, итогу, и Аблеев говорит: «В
какой-то мере теософская метафизика Космического Разума
коррелирует с популярными сейчас идеями о космическом универсуме как
природном суперкомпьютере. Причём, эти идеи всё чаще
выдвигаются уже не философами, а естествоиспытателями, которые при
осмыслении эмпирического материала вынуждены давать
рациональное объяснение совершенно очевидной загадочной
самоорганизации в природе. Увязывать причины самоорганизации материи
исключительно со случайными факторами нам представляется
малопродуктивным. Процессы самоорганизации детерминируются
глубинными свойствами природного бытия, которые задают
синергетические коридоры развития материи. И здесь идея природного
суперкомпьютера выступает не столько альтернативой, сколько
дополнением синергетической парадигмы самоорганизации. В
российском естествознании с подобными идеями, в частности, выступали
физики А.Е.Акимов и Г.И.Шипов. У них Вселенная
рассматривалась как супер-торсионная вычислительная машина (Супер ТВМ),
основа которой связывалась с квантовыми вихрями (торсионными
полями) на уровне геометрии физического вакуума».

Итак, автор вкупе со своими коллегами «вынужден давать рациональное
объяснение совершенно очевидной загадочной самоорганизации в
природе», стало быть, нематериальным, идеалистическим,
проявлениям. И в итоге, используя методологическую редукцию,
Аблеев и Ко творят не что-либо, а именно индустриальные
процессы, то есть те производства, какие входят в списочный состав
объектов научно-технической революции (НТР). Компьютерные
механизмы, вычислительная техника, нанотехнологии, – всё то,
чем ныне прославлена НТР, генерирующая экологическую
катастрофу человечества XX века, оказывается в поле предикации
эволюционного гнозиса С.Р. Аблеева. Таким образом, красноречивый
итог налицо: антропокосмическая парадигма С.Р. Аблеева
идеологически раскрывается не в сторону ноосферы и Живой Этики, а
в сторону производств, губящих современную цивилизацию. А
grosso modo (более широком плане) – следует знаменательный
вывод: познание процесса развития мира через эволюцию, – в
любом варианте – планетарном, космическом или эволюции
человека, – то есть в виде концепции космической эволюции по
Л.В.Шапошниковой, или антропокосмической парадигмы по С.Р. Аблееву,
– органически и идеологически нацелено на такое вселенское
явление, прообраз которого выражает экологический процесс на
планете Земля, породивший глобальное бедствие человека и
человечества.

С.Р. Аблеев полно аннотирует свою антропокосмическую парадигму:
«Главное теоретическое достоинство АПЭС состоит в более объёмном
представлении факторов, под влиянием которых развивалась
эволюция человеческого сознания. В рамках научной парадигмы ХХ
века, как правило, анализировались три основных фактора
эволюции разума: биологический (генетические изменения,
естественный отбор), экологический (внешняя планетарная среда) и
социо-культурный (язык, труд, табу, культ). Признавая их
эволюционную роль, АПЭС, в первую очередь, подчёркивает
фундаментальное значение космического фактора. С ним связывается как
происхождение жизни на Земле, так и возникновение земного
разума. Таким образом, в работах антропокосмистов
предпринимается попытка философски и научно обосновать «неразрывность
судеб эволюции человечества от космических процессов». Как
видно, в числе действующих инструментов не упоминается
человеческий фактор, а потому вся концепция обходится без
параметрического участия ноосферы и Живой Этики, как специфических
идеалистических образований. И потому «Главное теоретическое
достоинство АПЭС» состоит вовсе не в более объёмном изложении
научной фактуры космического эволюционизма, как кажется
автору, а в объективной информации, удостоверяющей значимость
отрицательного знания Аблеева о несовместимости учения
эволюции и Живой Этики.

Но при этом в гнозисе Аблеева наблюдается некое гностическое
несоответствие: показывая, хотя и нежелаемую, несопоставимость
Живой Этики с космической эволюционной идеей, Аблеев также
непроизвольно и совершенно с другой стороны указывает на
первоисточник Живой Этики именно в редакции Елены Рерих, но не до
конца проникается своим открытием. Речь идёт о самом странном
компоненте древнего духовного знания – эзотерическом знании,
традиции, доктрине и даже философии. Аблеев пишет об учении
Живой Этике: «Идеи и концепции Учения базируются на
теоретическом фундаменте неизвестной современной науке философской
школы (иногда обозначаемой как “Школа Адептов”),
принадлежащей к эзотерической, то есть внутренней, сокровенной традиции
познания. В значительной мере теоретические основания и
практические методики Школы Адептов связаны с идеями системы
Калачакра (“Колесо Времени”, по другой версии – “Колесо
Закона” – древняя система, кульминировавшая в индо-тибетской
эзотерической философии), а также с иными малоизученными на
Западе древними и древнейшими эзотерическими учениями. Другими
важнейшими основаниями системы Живой Этики являются традиция
западной рационалистической философии и достижения
современной науки. Исторически существование Шамбалы и эзотерической
традиции классической наукой преимущественно воспринималось в
русле мифологии». Дополнительно Аблеев сообщает, что
«Эзотерические учения содержат в себе, как правило, достаточно
хорошо разработанную многомерную антропологию» и также, что
«Эзотерическая доктрина полагает, что жизнь и эволюция
существует на всех планах бытия».

В рецензии на диссертацию С.Р. Аблеева коллектив авторов
(Л.В.Шапошникова, В.В.Фролов и И.А.Герасимова) утверждают, что
эзотерическая философия «в чистом виде не существует» и Живая Этика
не является порождением эзотерических знаний. Но это
очевидный недосмотр высокообразованных оппонентов: об эзотерических
знаниях, как духовной данности, говорится всеми крупными
исследователями и во всех развитых древних системах. С.Р.
Аблеев написал: «Что такое «чистая эзотерическая философия»? В
какой-то мере это есть научная абстракция, как, например,
понятие «абсолютно прямая линия» в математике или «общественное
сознание» в социальной философии. Вместе с тем, понятие это
не является надуманным и имеет под собой реальную основу –
Сокровенную Мудрость Владык Шамбалы. Она всегда проникала,
но никогда не исчерпывала себя в мирских и религиозных
общедоступных учениях. Живая Этика порождена и во многом остается
эзотерическим учением. Почему? Потому, что она содержит в
себе теории, порой совершенно неизвестные науке. Потому, что
она описывает неизученные наукой процессы и явления. Потому,
что её тексты имеют многослойное содержание и смысл и
требуют знания специальных герменевтических ключей. Потому, что
существует устная традиция разъяснения теоретических истин и
практических положений Учения. Потому, что не все тексты
Живой Этики опубликованы. Потому, что всегда будут существовать
идеи, не подлежащие широкому обсуждению и передаваемые
учителем – ученику от сердца – к сердцу».

Принимая во внимание проведенные герменевтические исследования и с
учётом сказанного Аблеевым, несложно сделать вывод, что
эзотерический круг знания есть не что иное, как представление
Великой цивилизации слова. И, как особое историческое
образование самого раннего периода, мощь слова сказывалась во всех
Восточных философиях (китайской, индийской, персидской), у
греческих схоластиков, у римских риторов и ораторов, при
христианством проповедничестве; самое выразительное почтение к
слову выражено в русском языке: красно-речие. Индийское
лингвистическое богатство Елена Рерих с помощью русского духовного
императива о взаимопомощи перевела в философию эпистолярии
(Живую Этику или Агни Йога). Это обстоятельство можно было
подтвердить исследованиями Аблеева, но на этом пункте он
остановился, свернув в сторону индустриальной реальности –
антипода Живой Этики.

Несовместимостью Живой Этики и космической эволюции определяется
только начало нового гнозиса и отсюда следует фундаментальная
мысль: научным субстратом откровения Живой Этики, поскольку
им не может стать космическая эволюция, и
рационально-эмпирическим обоснованием виртуальной данности этого учения,
спонтанно заявляется теория биосферы Вернадского. Как раз в чреве
Живой Этики раскрываются смелые пророчества В.И.Вернадского
о всемогуществе энергии человеческого разума, геохимической
энергии земного вещества и вечной жизни. В свете этого
происходит совершенно необходимый и неизбежный выход ноосферы на
Живую Этику, или переход Живой Этики в состояние ноосферы.

Именно в контексте ноосфера – Живая Этика супруги Н.К. и Е.И.Рерих
явили свою гениальную стать не только в русской, но и мировой
истории. Рерихи вывели высшее достояние Живой Этики через
культуру, а в теории биосферы ноосфера дана как сфера, где
производительная сила принадлежит культуре. Е.И.Рерих
провозгласила: «…ведь именно дело Культуры, дело Красоты и Искусства
так близки Живой Этике, даваемой для очищения и преуспеяния
духа человеческого». В 1931 году Н.К.Рерих писал: «Лишь
ценности Культуры дадут разрешение труднейшим житейским
проблемам. Лишь во имя ценностей Культуры человечество может
преуспевать. В самом корне этого священного для нас понятия
заключено всё почитание Света, всё служение Благу. Именно понятие
Культуры предполагает не отвлечённость, не холодную
абстракцию, но действенность творчества, оно живёт понятием
неустанного подвига жизни, просвещённым трудом, творением Мы устали
от разрушений и взаимного непонимания. Лишь Культура,
всеобощающее понятие Культуры и Знания могут вернуть нам
общечеловеческий язык. Это не мечтание! Это наблюдение опыта
сорокадвухлетней деятельности на поприще Культуры, Искусства, Науки.
И в одном мы можем принести нерушимую клятву, что от этой
охраны Культуры, от Лиги Культуры ни мы, ни последователи
наши не отступимся. Нас нельзя разочаровать, ибо наблюдения в
поле Искусства и Знания наполняют нас несломимым энтузиазмом.
Не одна нация, не один класс с нами, но все множества
человеческие, ибо, в конце концов, сердце человеческое открыто
Красоте творчества» (Н.К.Рерих «Привет Конференции Знамени
Мира» В кн. «Знамя мира», 1995, с.69) Раскрывая свою
интуитивную целевую установку, которую он предназначал для культуры,
Рерих писал: «Соприкасаясь с Культурой, мы менее всего
нуждаемся в словах и более всего обязываемся к просвещенному
действию. Не стеснять, не ограничивать, но следует прежде всего
взаимно связать, сердечно откликнуться в огненности действия,
в неутомимости, в мужестве, в возжжении сердец и в
неустанном труде познавания во Благо Общее – это есть задача
Культуры… Понятие всемирности не нуждается ни в каких объяснениях,
ибо правда одна, красота одна и знание едино, и в этом не
может быть никаких словопрений. Также и о слове Культура
каждый образованный ум не будет спорить, ибо служение Свету,
утончение и возвышение сердца общечеловечно». Н.К. Рерих в итоге
изобрёл лозунг «Мир через Культуру», который по природе
своей представляет адекват ноосферы В статье «Звучание народов»
Рерих высказывает суждение, определяющее его генетическую
принадлежность к русской духовной школе культа личности:
«Никто не будет возражать против индивидуальности, как выражения
неповторимого ценнейшего комплекса чувств и творческих
способностей. Если же существует всеми ограждаемая
индивидуальность личности, то и в каждом коллективе, будет ли это
коллектив семьи, государства, народа, отображается своя
индивидуальность – значит, и это качество должно быть охраняемо».
Н.К.Рерих показал себя самозабвенным жрецом Культуры: «Культура,
есть почитание Света. Культура есть любовь к человеку.
Культура есть благоухание, сочетание жизни и Красоты. Культура
есть синтез возвышенных и утончённых достижений. Культура есть
оружие Света. Культура есть спасение. Культура есть
двигатель. Культура есть сердце. Если соберем все определения
Культуры, мы найдем синтез действенного Блага, очаг просвещения и
созидательной Красоты”» Раскрывая общее значение Живой
Этики, как духовной доктрины, для ноосферы, являющейся
обществом, плодящим культуру, и обществом, существующим для культуры,
невозможно не указать на эпохальное значение, вливаемое в
ноосферу рериховским образом культуры: «Истинная Культура и
настоящая наука в своих приношениях для цивилизации и
благосостояния человечества не знает национальных границ».

(Окончание следует)