Комментарий |

Панацея

Начало

Продолжение


37.


Апраксин и Калашникова были похоронены на сельском кладбище в
Криворотово. Я не поехал на их похороны, хотя очень хотел еще раз
увидеть Олесю. Вместо этого я сел на телефон и стал
прозваниваться в Санкт-Петербург, в военно-морской госпиталь. Код
северной столицы постоянно срывался, но с бесчисленного раза я
наконец-то услышал на другом конце провода длинные гудки.

В приемной профессора Знаменского сняли трубку.

– Алло, – произнес молодой женский голос.

– Здравствуйте, милая девушка, – пробасил я. – Это вас беспокоят из
Челябинска, журналист Артур Макаров. Я уже звонил к вам
несколько раз...

Ноль эмоций.

– Могу я поговорить с Петром Алексеевичем? Только не говорите ему
сразу же, что я журналист...

– Минуточку, – ответил женский голос. Послышалось пиликанье селекторной связи.

– Кто там, Света? – послышался голос профессора Знаменского.

– Журналист из Челябинска, – ответила секретарша.

«Вот язва!» – выругался я про себя.

– Соединяйте, – согласился профессор. – Алло.

– Здравствуйте, Петр Алексеевич, – сказал я. – Снова – Артур Макаров
из Челябинска. Извините, что я отрываю вас от работы. Мы
договаривались созвониться в ноябре. У вас появилось время
встреться со мной?

– Прямо сейчас? – пошутил профессор.

– Если найдется билет на самолет, то через четыре часа я уже буду
стучаться в вашу дверь, – ответил я.

– Вот так спешка! – рассмеялся Знаменский. – Что ж, у меня
действительно стало сейчас посвободнее. Если это устроит, буду ждать
вас в конце следующей недели. Вы все по поводу погрома в
Архангельском?

– И не только, – заверил его я.

– Ну, хорошо. Приезжайте в четверг или в пятницу. Вы найдете меня в госпитале.

– Спасибо большое. До встречи.

– До встречи, – согласился Петр Алексеевич и положил трубку.

Ну, вот профессор назначил мне аудиенцию. Сразу же полегчало на
душе. В следующий понедельник я поставлю на свою Девочку шипы,
заправлю ее самым лучшим бензином и выскользну из города на
Уфимский тракт. Аша, Уфа, Казань, Ярославль, Москва, Е-95...

Но в Челябинске у меня оставались еще кое-какие дела.

Евгений Борисович поднялся из-за своего заваленного бумагами стола
ко мне навстречу, пожал руку и пригласил присесть в кресло.

– Минуточку, я сейчас закончу одно дело, – попросил Старк и тут же
углубился в свои документы.

Я положил на край стола букет из четырех бледных роз и поймал себя
на том, что с каким-то особым интересом рассматриваю
статуэтку голой балерины в углу. Словно я голодал три-четыре дня,
словно сегодня ночью женщина рассказала мне о своих проблемах
и выставила за дверь... Кстати, я наверное понимаю
Пигмалиона, который сначала выстругал из мрамора голую бабу, а потом
захотел ее (уже не как скульптор) и воскресил. Я закрыл
глаза и представил, что балерина сошла со своего нехитрого
постамента, обогнула стол и села ко мне на колени. Ох, и тяжесть
нечеловеческая...

Надо знать, какую статую воскрешать, какую нет. В центре города у
нас есть дом Союза художников. Так какой-то провинциальный
гений прихерачил на фасад здания трех бронзовых муз со
слоновьими грациями: Живопись, Ваяние, Зодчество. Монументальное
творение получилось. Вечное. И я не позавидовал бы тому
Пигмалиону, который решил их воскресить. На хрен надо поймать хотя
бы одну такую бабенку в объятия и оказаться с ней под
асфальтом, на пять метров ниже уровня Союза художников!

Балерина скромно улыбнулась и вернулась на свой постамент.

– Так вот, Артур, – обратился ко мне Старк. – Мне снова нужна
статья. Про крематорий. Ты что-нибудь знаешь про челябинский
крематорий?

– Его нет, – ответил я.

– Правильно, его нет, – согласился директор похоронной фирмы. – И
вот мои ребята решили построить в Челябинске свой крематорий.

– Как в Е-бурге? – спросил я.

– Кстати, в Екатеринбурге не самый лучший крематорий в стране. Печь
там самодельная. Выстраиваются очереди. Из других городов
вообще невозможно попасть...

– А у вас импортная печь? – поинтересовался я.

– У нас тоже самодельная. Но хорошая. Сейчас она пока находится на
заводе. Мы подыскиваем место для крематория. То, что дает
городская администрация, нас не устраивает...

– А что устраивает?

– Есть одно место в пригороде Челябинска, заброшенная воинская
часть. Там одно здание вполне подходит под крематорий, и строить
ничего не надо... Так что напиши статью. О пользе крематория
для города. Цены на похоронные услуги будут гораздо ниже:
сократятся расходы на гроб и копку могилы, а сама стоимость
кремация не такая уж и высокая...

– Будете брать количеством? – пошутил я.

– Да, людям будет выгоднее пользоваться крематорием, – согласился
Евгений Борисович. – Расценки у тебя те же?

– Как договоримся...

Старк ухмыльнулся.

– Володя считает тебя неплохим парнем, – сказал он. – Я тоже так
считаю. Впереди у тебя Питер. Нужны деньги. Семерка тебя
устроит?

Лично я был против сжигания мертвецов. Мой дядька достался
екатеринбургскому крематорию. Я стоял у его гроба, когда заколотили
крышку, прищемив головку ласковой ярко-красной розы, нас
попросили отойти за синий полукруг, и гроб стал медленно
опускаться в невидимый колодец. Кто его знает, как ему там было, в
керамическом мешке, в котором по бокам установлены газовые
горелки. Поговаривают, что покойники бесятся в огне, кричат,
некоторые вышибают крышки гробов, вскакиваю, а куда бежать?
Все, что осталось от моего дядьки, принесли потом в
нержавеющей вазе. Ее и закопали в могиле его усопшей жены, в ее
ногах.

А в принципе, наши предки, древние славяне, сжигали своих мертвецов
на кострах, и – ничего.

«Семерка тебя устроит?» – повис вопрос.

– Вполне, – согласился я. – Когда подготовить материал?

– Когда угодно, – ответил Старк. – И спасибо за ту потасовку ночью.
Хорошо дрался. Юрка-то в гипсе ходит. Тоже привет тебе
передает.

– Да пошел он!... – выругался я. – Китайцев-то не нашли?

Старк невесело усмехнулся.

– Ищут, ищут, – заверил он. – Скоро найдут.

– Ну, хорошо, – я поднялся и вспомнил про свои бледные розы на
столе. – Это Ирине. Я уж на похороны не пойду....

Статью про будущий крематорий я написал в тот же вечер. Она очень
понравилась Старку.

С Альбертом на следующий день мы выпили три с половиной бутылки
водки, и он снова опубликовал мой пиаровский материал бесплатно.
По трем причинам. Во-первых, он мне друг. Во-вторых, деньги
мне были нужны на поездку в Петербург. В-третьих, смерть
была одной из любимейших тем «Черной газеты». Так что, получив
деньги, я заплатил по всем счетам за радиотелефон, офис и
софьину квартиру, а потом поехал на авторынок и купил для
Девочки новые шипованные колеса. Началась подготовка к поездке.


38.


Через три дня в моем офисе снова появился Кнутов, только на этот раз
его сопровождал не Гвоздев, а Рузвельт. На авторитете не
было лица. Он похудел, щеки заметно впали, прежний пиджак стал
на нем болтаться, как туника, а глаза налились кровью и
выглядели по-волчьи болезненно.

– Привет, – сказал Кнутов и сел в кресло. Рузвельт остался стоять у дверей.

– Ты тоже садись, – разрешил я ему. Рузвельт немного поколебался и
присел на краешек дивана. Этот не будет отстреливать пираний
в чужом аквариуме.

– Иру похоронили, – сказал Кнут озлобленно. – Спасибо за цветы.

Я кивнул в ответ.

– Когда в Питер? – спросил Кнутов.

– На следующей неделе. Знаменский ждет меня в четверг или пятницу.

– Хорошо, – согласился Кнут. – Мне нужен адрес Семена.

– Я не знаю, – ответил я.

Кнутов дико посмотрел на меня.

– Я правда не знаю, – повторил я. – Это все, что у меня есть.

Я включил на воспроизведение автоответчик. На записи несколько раз
прозвучало короткое сообщение: «Это я, Семен Ляхов. Все в
порядке. Пока», «Это я, Семен Ляхов. Все в порядке. Пока».

– Он не оставил мне своего адреса. Живет у разных друзей. Долго в
одном месте не задерживается...

– Хорошо, – согласился Кнутов. – А когда появится, не сказал?

– Не сказал.

– Ну, ладненько, – Кнут поднялся. – Если появится, скажи, что я
очень хочу его видеть.

По дороге к двери Кнут наступил и сломал эбонитового солдатика на
полу. Предугадав мою бурную реакцию, авторитет повернулся и
хмуро сказал:

– Я куплю тебе нового.

– Это невозможно, – ответил я. – Эти римские позиции изготовил мой
дядя. А он уже умер.

– Я куплю тебе нового, – безапелляционно повторил Кнут и вышел из
офиса. А следом за ним быстро выскользнул Рузвельт.

Семен Ляхов перестал звонить в пятницу. Я забеспокоился о нем в
субботу утром. Сидел над рабочим телефоном и мрачно думал: «Ну,
где мне теперь искать этого козла?!» По телефону приятеля
Ляхова, который он оставлял мне на автоответчике, никто не
отвечал. Все-таки плохо, что мое общение с Семеном происходило
по «системе пейджер». Он мне: «Это я, Семен Ляхов. Все
нормально. Пока», – а я ему даже ответить ничего не мог.

Внезапно прямо у меня перед носом зазвонил телефон.

Я сорвал трубку в безумной надежде.

– Тюря, привет, – Альберт Пок был уже навеселе. Как оказалось, он
всю ночь провел в шумной компании за игрой в марьяж. Пили
армянский коньяк, «Ркацители», копейское пиво «Янтарь», за
которым сгонял редактор «Будока».

– Как дела? – спросил Пок после сладострастных рассказов.

– Нормально, – ответил я. – Ляхов пропал...

– О, как! – удивился Пок. – И ты не знаешь, как его найти?

– Не знаю, – подтвердил я.

– Плохо... Ну, это же не первая потеря... Слушай, Тюря. Я тут
подумал, что сегодня у нас нет повода не выпить. Завтра тебе
нельзя – перед дорогой. А сегодня в самый раз. Как ты думаешь:
сегодня у меня на девятом?!

– Да, наверное можно, – согласился я. – Что пьем?

– Коньяк я уже не хочу, – признался Альберт. – Может, водку? С
томатным соком, а?

– Можно водку... Только я еще немного подожду Ляхова...

– Только не долго, – поставил условие Пок и положил трубку.

Я успел прикурить сигарету, и тут же кто-то постучал в дверь. На
пороге стояли Верочка и Лева, закутанный по-зимнему в толстый
шарф.

– Привет, – сказала Верочка. – Пустишь?

– Проходи... – пригласил я.

Она раздела сына, и тот сразу же бросился к солдатикам:

– А! У одного сломали голову!

– Склеим, – пообещал я.

– Можно, мы немного поживем у тебя? – спросила Верочка.

Я удивленно посмотрел на нее:

– А дома?

– Дома муж.

– А в мастерской?

– Туда он тоже может придти.

Я откинулся на спинку стула. Перспектива меня вполне устраивала. У
Джека Лондона я читал про одного капитана дальнего плаванья,
который имел в разных портах мира три или четыре жены. С
каждой они были официально обвенчаны, и у каждой были от него
дети. Значит, теперь у меня будет две гражданские жены. Одна
дома, другая на работе. Причем, с ребенком. А как вы еще
понимаете выражение «мы немного поживем у тебя»?

– Отлично, – согласился я. – Сейчас я ухожу к Альберту, а вы будете
отвечать на телефонные звонки. Если откликнется Семен Ляхов,
срочно звони ко мне на сотовый. Номер помнишь?

– Помню.

– Вот и хорошо. Леву получше корми. Держи ключи.

С Альбертом мы поджигали остаток субботы, всю ночь и еще немного в
воскресенье с утра. Охреневший ко времени передачи «Пока все
дома», я случайно нашел старый номер «Черной газеты», и глаз
мой лег именно на те строчки, от которых мне стало еще
хуже.

22 августа электропоезд Сатка-Челябинск отрезал голову 25-летнему
бродяге Олегу Зотову. Молодой человек лежал связанным на
полотне железной дороги...

Я в гневе отбросил в сторону газетную заметку, лег на диван и закрыл
глаза. Двумя месяцами позже Игорь Книппер зашел в
общественный туалет Гагаринского парка и оказался обезглавленным
куском оконного стекла. Они с Надей очень хотели завести
ребенка. 30 сентября милиция Советского района Челябинска
обнаружила в мусорном баке отчлененную голову 26-летней магнитогорки
Александры Пуксиной. Ее тело было зашито в целлофан и
сброшено в реку Миасс. Овдовевший Семен Ляхов знал, что за ним
следят; он звонил ко мне по три раза в день, но однажды звонки
прекратились. Верочка до сих пор не откликалась на мой
сотовый!

Черт! Черт! Черт!

Но они не могут гильотинировать их всех!

Ежедневно в мире появляются 800 новых ВИЧ-инфицированных, и мы еще
не забыли о смерти Фредди Меркьюри и Алексея Васильева!

Мы не должны молчать, даже если из-за нашей правды в мире начнется бойня!

– Берта, но ведь они не смогут гильотинировать всех вылечившихся
вичей! – заорал я на весь редакторский кабинет.

– Не смогут, – согласился Альберт.

– И мы не должны молчать!

– Не должны, – снова согласился Альберт. – Только сначала мы должны
знать, о чем не должны молчать... Нет, ну, ведь правильно?!

– Ах, ты морда пьяная! – я бросился на него почти через весь кабинет
и мы устроили борьбу на толстом ворсистом ковре.

– Счастливый ты, – сказал Пок, когда мы немного отдышались после
раунда. – На следующей неделе будешь гулять по Невскому...

– Хм, поехали со мной!

– Да?! А в это время «Черная газета» превратится в белую?! Ни за что!


39.


Ближе к вечеру в воскресенье, когда я крепко спал у Пока в кресле,
позвонил Гренадер.

– Здорово, – заревел он. – А мы тут у тебя...

– Женщину в офисе не трогать, – ляпнул я с пьяных глаз.

– Да, нет. Мы у тебя дома. Соня готовит ужин. Когда приедешь?

– Зачем? – спросил я.

– Ну, как зачем?! – возмутился Гренадер. – Завтра в поход. А сегодня
грех не выпить со старыми друзьями.

Я передал его предложение Альберту.

– Скажи: сейчас придем, – проворчал Пок с дивана, переворачиваясь на другой бок.

– Сейчас мы придем вместе с Бертой, – сказал я Гренадеру. – Позови к
телефону Софи.

– А, привет, – услышал я через минуту ее голос. – Как у тебя дела?

– Пью, – ответил я. – Что-нибудь надо домой купить?

– Да нет, ничего. Сам скорее приезжай.

– Я с Альбертом...

– И Альберта скорее приводи.

На нашей кухне, кроме Софи и Лизы, сидели Гренадер, Ангел и Алексей.
С собой они принесли три литровые бутылки «Аксаковской» и
два пакета пельменей, которые уже варились.

– Я пить не буду, – предупредил я с порога.

– По чуть-чуть, – предложил Гренадер.

Софи поцеловала меня в коридоре и критически оценила наш с Альбертом
внешний вид.

– Вы что, там спали? – спросила она.

– Мы боролись, – ответил Пок.

– Очень хорошо, – Софи ушла обратно на кухню. – Мойте руки!

Когда мы сели за стол, по тарелкам уже курились пельмени. Алексей
разливал водку в маленькие стопки, и я почувствовал, что снова
хочу вмазать. Ангел рассказывал какой-то длинный анекдот
про мужика и прыщ на заднице прокурора, постоянно сбивался,
или его сбивали, и начинал снова.

– Ангел, – сказал Гренадер. – Этот анекдот все слышали. Рассказал бы
что-нибудь новое и короткое. И выпили бы в конце концов.

– А я не слышала, – призналась Лиза. – Что там дальше?

– ...и вот надевает прокурор штаны, – продолжал Ангел, –
оглядывается, а под окном вся площадь заполнена народом. И оказывается,
что мужик поспорил с каждым из них на полсотни, что у
прокурора задница зеленая.

Все, кроме Гренадера, прыснули от смеха.

– Ну, а теперь выпьем! – предложил Гренадер. – Под горячее!

После «под горячее!» пили за Петербург, за медные яйца коня на
Сенатской площади, за Девочку, за то, чтоб катилось хорошо, за
профессора Знаменского, за ВДВ – братство небес, за киргизский
бизнес Кнута, за Тургояк, за женщин, за «Улисса». После
этого моя глотка словно стала шире, и я поспорил с Гренадером,
что выпью залпом стакан водки и мне ничего не будет.

– Это будет зрелище! – рявкнул Гренадер. – Налейте ему стакан!

Алексей протянул мне полный 200-граммовый стакан «Аксаковской». В
полной тишине я поднял его над столом, приложил к губам и...
опрокинул в себя. Из стакана потом смогли выжать только две
капли, а я с ревом выдохнул голубое пламя.

– Молодец! – похлопал меня по плечу Гренадер. – Теперь можно и к Кнуту в сарай?

– С больших доз меньше пьянеешь, – заметил как бы про себя Пок

– Может быть, сам попробуешь? – предложила ему Софи.

– Ну, зачем же? – пожал плечами Альберт. – Я помаленьку...

После передышки пили за Александра Сергеевича, за дружбу, за молоко
спутницы жизни, за театр «ДДТ», за прошедшие ноябрьские
праздники, за Игоря Талькова, которого боготворит Ангел, за
миллениум, за нас с вами и х... с ними... Я уже плохо помню, как
Гренадер посадил себе на плечи Софи и Лизу и катал их по
всей квартире. Потом к нему на шею попросился я, и Гренадер
вспомнил, что он накатался меня в казарме, когда проигрывал в
карты на желание.

Утром Софи рассказала мне, что Ангел долго пугал унитаз, а потом
забрался в ванну с холодной водой и не хотел оттуда вылезать.
Альберт достал с антресолей гитару и вгонял Лизу в краску
похабными песенками. Дольше всех продержался Алекс, а потом он
высунул голову в форточку и... заснул.

– Ну, вот, – сказал Альберт. – Пункт 24, Закон нормального
журналиста: «командировка может не состояться, если не с похмелья».
Так что у тебя в Питере все будет хорошо.

– Я надеюсь, – ответил я, прислонившись к стене в прихожей.

– Позвони еще завтра перед отъездом, – попросил Пок, попрощался со всеми и ушел.

– Тюря, возьми меня с собой! – зарыдал Гренадер. – Знаешь, как я хочу в Питер!

– Поехали.

– Не могу. Надо было тебе летом ехать. Летом у меня отпуск был...

После того, как ушли все остальные, Софи уложила меня на кровать в
нашей комнате, закутала в одеяло, и я тут же уснул.

Утром, когда я еще завтракал, пришел Артем.

– Доброе утро, – сказал он и сел ко мне за стол.

– Кофе будешь? – спросила у него Софи.

– Ага, чашечку... Слушай, Артур, где ты планируешь остановиться в Петербурге?

– В каком Петербурге? – удивился я.

– Брось! Об этом уже знает полгорода, – Артем принял из рук Софи чашечку кофе.

– Может быть, полгорода и знает... – сказал я.

Капитан помешивал сахар в чашечке, иронически рассматривая меня.

– ...а я нет.

– Вот и хорошо, – согласился Артем. – Кстати, твой Ляхов сейчас
находится у нас. Жив и здоров. Мы предложили ему свою защиту, и
он согласился... Если тебе это интересно, конечно.

– Нет, не интересно, – сказал я. – Ты не спросил у него, почему он
перестал звонить ко мне?

– Наверное, из-за этого и перестал. Мы поселили его на охраняемую
квартиру, уже дважды замечали твоих друзей...

– Каких друзей? – я намазал себе бутерброд, но так и не откусил от него.

– Китайцы.

Я прожевал половину бутерброда.

– Они мне не друзья.

– А я думал, друзья, – как бы пошутил капитан. – Ну, ладно, я пойду.
А ты не забывай включать диктофон.

Мне надо было что-то ответить, и я бросил ему вдогонку:

– А ты не забывай, чье кофе пьешь по утрам!

Артем ушел не попрощавшись, Софи закрыла за ним дверь. Я окончил
завтрак и пошел осматривать Девочку. Надо было, конечно,
сгонять на ней в сервис, но раз не сгонял, так не сгонял.


40.


В Петербург со мной собралась ехать Софи. Я не стал ее долго
отговаривать. Она уложила свои вещички в маленький чемодан и
забросила его на заднее сиденье Девочки.

Когда мы уже выезжали из города, на сотовый позвонил Альберт.

– Ну, и кто ты после этого? – спросил он. – Я же просил тебя
позвонить перед отъездом...

– Я хотел позвонить с шестидесятого километра, – придумал я. –
Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Просто хотел пожелать тебе счастливого пути, через
час ты уже будешь вне зоны досягаемости...

– Ну, пожелай, – разрешил я.

– Желаю, – Пок хрипел с бодуна. – Как настроение? Перегноем-то не
дыши на инспекторов.

– Ну, так пункт 24: «журналист гаишнику не враг, а друг,
родственники и брат». В области меня знают, а до Башкирии, надеюсь,
протрезвею.

– Ну, давай! Счастливо! Я пока тебе тут тылы прикрою.

– Кстати! Ляхов жив! Он находится у гэбэшников на конспиративной
квартире. Они уже взяли его в оборот. Может быть, что-нибудь
раскопаешь...

– А на какой квартире, не знаешь? – спросил Пок.

– Понятия не имею.

– Ладно. Понятно. Счастливого пути! Софи-то легко отпустила?

– А она со мной, – ответил я.

– А! Ну, тогда – счастливого свадебного путешествия! – пошутил Пок.

– Хорошо, до встречи!

Он отключил трубку, и меня прошибло, что я совсем забыл про Верочку
и Леву. Как они там живут в моем офисе? Я набрал номер
своего рабочего телефона. Никто не поднял трубку. Позвонил дяде
Славе-краснодеревщику и попросил позвать Верочку, если она у
себя в мастерской. Дядя Слава немного поворчал и пошел
искать Верочку. Через пять минут я услышал в трубке ее голос.

– Привет Артурчик, – защебетала Верочка. – Извини, что не
перезвонила тебе. Звонил тот человек, о котором ты говорил. Сказал,
что все у него хорошо, и пока временно он не будет к тебе
звонить. Связь у него плохая, что ли...

– Об этом я уже знаю, – перебил ее я. – Ты лучше расскажи, как вы
там живете в моем офисе?

– Ой, Артурчик! А мы уже там не живем...

– Как так?

На другом конце повисло неловкое молчание. Наконец я снова услышал
голос Верочки:

– Понимаешь, мы помирились...

– Вот и хорошо, – сказал я. – Теперь не потеряй мой ключ. Меня не
будет в городе неделю или даже больше. Второй ключ, сама
знаешь, я проглотил. Изо рта, конечно, торчит веревочка, но,
знаешь ли, противно ее вытаскивать.

Верочка засмеялась серебряным бисером.

– И далеко ты собрался? – спросила она.

– В Питер.

– Вот это да! У меня там тетя живет. Что ж ты не сказал мне об этом
раньше? Вместе бы поехали. Я Левке давно хотела Петербург
показать.

– В другой раз, – пообещал я. – Пока деньги копи.

Она пожелала мне на прощание счастливого пути, и я отключил трубку.

Пока с утра не было машин, мы пролетели повороты на Чебаркуль,
Миасс... Уже под Златоустом дорога стала вгрызаться в гранитные
скалы, а ближе к Сатке она поднялась на такую высоту, что уши
закладывало как в самолете. Двенадцать километров мы лезли
на горный хребет, потом столько же спускались с него.

– Тебе не холодно? – спросил я у Софи.

– Да ничего, – ответила она, а я все равно открыл жерло печки
побольше. Через десять минут в машине стало жарко, пришлось
немного опустить стекла. Мы пролетели Юрюзань, Катав-Ивановск,
который лежал под склоном горы как на ладони. Места стали
совсем глухие. Волчьи леса. Тайга. Избушки редких деревушек
расползались по овальным лысым вершинам, каким-то чудом держались
над обрывами и придерживали свои огороды, обнесенные
ветхими заборами. Я всегда говорил, что самые лучшие альпинисты –
это деревни Катав-Ивановского района. Я несколько дней жил в
гостях у одной старушки-скалолазки. Утром откроешь окно, и
кажется, что сейчас дом вытряхнет тебя под гору. На берегах
Катавки козлов привязывают к деревьям не для того, чтобы они
не убежали, а для того, чтобы не звезданулись с обрыва.

Внезапно пошел густой снег. Крупные хлопья ложились на ветровое
стекло, и мне пришлось включить дворники. Софи внимательно
всматривалась в пелену дороги. Складывалось впечатление, что не в
Питер мы едем, а стоим посередине какой-то рваной комнаты с
белыми обоями и ищем, где в ней окно, или в лучшем случае –
проезжаем сквозь тонкие газетные полоски, которые кто-то
опускает с небес. Полоски и справа, и слева. Мы наезжаем на
них, они рвутся, а впереди от белоснежного серпантина все
равно нет просвета.

– Ты все еще дуешься на меня? – неожиданно спросила Софи.

Я включил ближний свет фар, вдавил педаль газа и стал по встречной
полосе обгонять «КамАЗ». Чуть больше девяноста километров в
час. «КамАЗ» слегка прижался к обочине. И тут навстречу мне
выскочил голубой рефрижератор, водитель подал сигнал. Я
ответил ему тем же и добавил оборотов. Стрелка спидометра
рванулась за сто. Прошлой зимой где-то в этом месте сошел с трассы
один дальнобойный верблюд. Грузовик тащило с обрыва, как
сизифов камень. Он наломал елок на весь Новый год и остановился
только на дне ущелья. Потребовался полукилометровый трос,
чтобы вытащить его обратно на дорогу. В тот раз по чистой
случайности оба водителя остались живы.

...Расстояние между нами и этим холодильником на камских колесах
быстро сокращалось. 115 километров в час. Рефрижератор гудел,
как только что кастрированный слон, и собирался уже повторить
подвиг прошлогодних дальнобойщиков. Я успел протиснуться
между двумя «КамАЗами» практически в момент номер ноль.
Последнее, что я увидел, прежде чем Девочка оказалась на своей
полосе, была удивленная посмертная маска водителя холодильника.
Его рев оборвался где-то позади.

– Классно! – восторженно произнесла Софи. – Люблю, когда машиной
управляет мужчина.

Через пол километра Девочку стало немного водить по мокрому снегу. Я
сбросил скорость и выстроился в хвост новому «КамАЗу». Мы
пересекали границу Башкортостана. Таможенный досмотр был
коротким, сержант спросил о целях и времени нашего пребывания на
башкирской земле, узнал, что мы здесь проездом, и отпустил
с миром. Замелькали таблички с тарабарскими названиями
поселков и мелких городов. Впрочем, здесь их было не больше, чем
у нас в Аргаяшском районе, бывшем башкирском кантоне.

В Уфе состоялась наша первая встреча с Шевчуком.

У него тогда еще не было ни «Актрисы весны», ни «Черного пса
Петербурга», ни «Мира номер ноль»... Но Шева знали и любили, как
сейчас. Мы жили в гостинице «Турист» на первом этаже, а Шевчук
со своей группой на четвертом. В коридоре стояли охранники
и не пускали никого постороннего на этаж, только жильцов и
уфимских гостей Шева. Поэтому к «ДДТ» мы решили залезть в
окно.

Как только стемнело, мы с начжуром из Южно-Сахалинска вышли на свой
балкон, тогда на них были установлены железные решетки для
ящиков с цветами, и полезли на три этажа выше. Чтобы попасть
в номер Шева, пришлось сместиться по карнизам несколько
вправо. У «ДДТ» в комнате сидело человек двадцать, на балкон
вышел какой-то толстяк.

– Вам чего, ребята? – спросил он.

– Нам... К Шевчуку...

– А! Проходите!

С собой мы принесли две бутылки водки, которые тут же выпили. Шевчук
как живой сидел на стуле и лабал на гитаре что-то свое,
незнакомое. Мы провели в его компании всю ночь до утра, кто-то
из гостей уходил, кто-то приходил и приносил еще водки. Юрий
тогда пил как верблюд – большими дозами. Я случайно
проблевался в туалете, начжур из Южно-Сахалинска заснул на чужой
кровати, а Шевчук все поглощал стакан за стаканом.

– Что так далеко? Садись к столу, – предложил он мне, когда все уже
спали вповалку. – Ты откуда?

– Из Челябинска.

– Хороший город.

За это и выпили.

Когда кончилась вся водка, он прихватил с собой гитару и ушел в
другой номер. Вечером у «ДДТ» был концерт в каком-то Дворце
культуры, надо было выспаться. А теперь Шев завязал с выпивкой,
резко и бесповоротно, а я все никак не могу...

Софи тоже любила Уфу. Мы договорились с ней, что подъедим на
привокзальную площадь, поднимемся по ступеням на лобовую гору и
осмотрим еще раз весь город.


41.


– Я с тобой давно хотела поговорить, – произнесла Софи, не отрывая
взгляда от дороги.

– Говори.

Она улыбнулась, но тут же снова стала серьезной.

– Ты меня еще не простил?

– За что? – я словно не понял того, о чем она хотела поговорить.

– За того мальчика в «Тайфуне»... – Софи прикурила сигарету.

Я притормозил на обочине. Девочка плюхнулась в жидкий снежок.

– Хватит курить. Садись за руль.

Софи перелезла со своего сиденья на водительское, а я пока протер
фары от копченой грязи.

– Так о чем ты хотела поговорить? – спросил я, когда мы тронулись с места.

Софи вела машину осторожно и не быстро. Я рассматривал ее готический
профиль с острым носом. Я, конечно, люблю эту женщину.
Люблю хотя бы за то, что по утрам нагишом она выскакивает из-под
одеяла, бежит к музыкальному центру и включает мне Шевчука.
И в те минуты я тащусь от тройного удовольствия: от
шелковых простыней, от эротического видения и от петербургского
рока. Жизнь удалась!

Я не хотел этого разговора. Не хотел, потому что пока был не готов к
нему. По мне так все просто: выследить врага, убить и
съесть! А сейчас со мной рядом сидел и не друг, и не враг... А
так.

– Я ведь не изменяла тебе на самом деле, – сказала Софи.

– Мне легче, – признался я.

– Я на самом деле не изменяла!

– Тогда зачем этот разговор? – теперь я мог свободно развалиться в
кресле и закурить.

Софи увеличила скорость до 85 километров, мы даже обогнали какую-то
ветхую «Оку». Когда женщина за рулем, она не может адекватно
разговаривать. Моя женщина не была исключением.

– Прости, – сказала она. – Возьми у меня в кармане, на груди...

– Что?

– ...я нашла для тебя...

Я медленно запустил руку в нагрудный карман ее бандитской кожаной
куртки и достал из него кассету, еще заштопанную в соплю.

– Что это? «Мир номер ноль»... У меня же есть такая кассета!

– Это другое, – сказала Софи. – Этого альбома у тебя еще нет.

И действительно! У меня был настоящий альбом «Мир номер ноль», но не
было этого, пиратского. В начале прошлого года, за
несколько месяцев до того, как в продаже появился новый альбом
«ДДТ», питерские аудио-пираты растиражировали «Мир номер ноль.
Новое и лучшее». В него вошли только четыре новые песни, а
остальной метраж был заполнен старыми хитами, типа «Что такое
осень?», «Ветер», «Последняя осень», «Агидель»...

– Ну, и зачем мне это? – спросил я.

– Посмотри первую песню.

Я посмотрел и обалдел: наконец-то в моей коллекции появилась
«Просвистела...»! Эту песню Шев записал специально для радиостанции
и не включил ее ни в один альбом.

– Вот это да! – воскликнул я. – Сейчас послушаем!

Я сорвал соплю и затолкал ее в пепельницу, вставил кассету в
магнитолу и включил на полную мощность, чтобы Девочка содрогалась
от рока. Песню «Просвистела...», которую в просторечье
называют «Песня о мухе» или «О том, как ребята попадают в рай», я
никогда еще не включал на своих магнитофонах. Софи-гадина
знает, что мне можно подарить так подарить!

...На лобовой горе гулял меховой башкирский ветер. В Уфе было
чуть-чуть за полдень. Все также по горбатым улицам скользили
доисторические трамваи с деревянными сиденьями. На особо крутых
спусках бабушки в оранжевых жилетках выскакивали из служебных
домиков и посыпали рельсы песочком. Вдали было видно, как
над Белой рекой возвышается гордый Салават с поднятой
плеточкой в руке.

Я достал из сумки Тёмин японский диктофон, последний раз полюбовался
на маленькие аккуратные кнопочки и... зашвырнул его с горы.
Диктофон пару раз кокнулся о камни внизу и разломился
пополам. Теперь надо было еще как следует осмотреть Девочку на
предмет всяких клопов и тараканов, но мне было некогда.

Перед нами стояла дилемма: то ли ехать дальше в Казань, то ли – в
Самару. Я выбрал северный путь, потому что знал его чуть-чуть
лучше. Мы перекусили в привокзальном кабаке выехали из Уфы в
Казань.

...Перед КПМ на платном мосту в Набережных Челнах выстроилась
небольшая очередь. Проезд через Волгу стоил 15 рублей для жителей
Татарстана и 45 рублей для гостей из дружественной России.
Когда мы уже почти подъезжали к контрольному пункту, я
случайно взглянул в свое наружное зеркало и заметил, как к хвосту
очереди подстраивается черный «Мерседес».

В нем сидели три человека.

Китайцы?!

На трассе до Казани «мерс» упорно топтал нас в 50-70 метрах позади.

– Мне это кажется, или за нами действительно следят? – спросил я у
Софи, которая снова отдыхала на пассажирском сиденье. –
Посмотри, кто там в «Мерседесе» позади нас?

Софи оглянулась, долго рассматривала хвост в щелочки глаз.

– Кажется, татары, – сказала она наконец.

– Может быть, китайцы?

– А может, и китайцы, – махнула рукой Софи. – Я их без табличек не распознаю.

Я уже прослушал «Мир номер ноль. Новое и лучшее» вдоль и поперек и
решил настроиться на какую-нибудь радиоволну. Поймал «Русское
радио», и через несколько минут на нем снова заиграла
«Просвистела...».

– Ну, уж извини, – сказал я Софи и выдавил из Девочки сотку.

Мы не доехали до белых двухметровых букв «КОЗАН» и свернули на
объездную дорогу. «Мерс» упорно гнался за нами. Суки! Хотя бы уж
топтали не так откровенно!

Казань осталась от нас по правую руку. В устье Камы на великой
русской Волге разлегся город со спиленными крестами на куполах.
Мало татар херачили лапотники Ивана Четвертого! По-моему,
надо устроить новый поход по памятным местам. В принципе, я не
наци. Могу попить водку с челябинской татарвой. При встрече
с некоторыми из них раскланиваюсь, как с равными. Но когда в
твоем доме какие-то макаки начинают писать на стенах всякую
херню про тебя и сраться на коврик у твоей двери, я
вспоминаю Ермака и Ивана Грозного. Татарстан для России – это
подъезд, в котором притаился киллер.

Софи приготовила нам бутерброды с ветчиной. Я проглотил парочку,
попросил ее открыть бутылку пива и сделал из нее два глотка. Мы
будем живы, пока не кончатся дороги...

Нас остановили в 50 километрах от Казани два татарина в форме ГИБДДшников.

– Эта дорога в рабочие часы платная, – сказал один из них, проверив
мои документы. Черный «Мерседес» притаился на обочине, не
доехав до нас.

– И давно? – поинтересовался я.

Татарин вопросительно посмотрел на напарника.

– Всегда так было, – ответил тот.

Я наклонился над его ухом... Татарин покраснел, а я взял у него свои
документы и сел в Девочку.


42.


– Что ты ему сказал? – спросила Софи, когда мы отъехали от ГИБДДшников.

– Сказал, что у тебя СПИД.

Софи рассмеялась.

– А серьезно?

– Серьезно? Перелазь на заднее сиденье и ложись спать. Я буду гнать
до Москвы без остановки.

Софи опустила спинку своего сиденья и разлеглась под прямым углом по
всей машине.

Еще через двадцать километров на дорогу снова вышел узкоглазый
инспектор. Я, не сбавляя скорость, пронесся мимо него, взглянул в
зеркало: инспектор стоял весь в говне.

...Мимо Ярославля, города соборов, я проехал уже поздно ночью. Софи
крепко спала буквой «Г», прижав к щеке Аха.

...В Подмосковье дорога стала заметно лучше и шире, я смело выжимал
по второй полосе 145 и не боялся оказаться в кювете.
«Мерседес» с уродливыми соотечественниками Конфуция и Брюса Ли
парился далеко позади.

...Было три часа ночи, когда я подъехал к крыльцу гостиницы
«Смоленская» и заказал двухместный номер на сутки.

– Это Москва? – спросила спросонья Софи.

– Москва, – ответил я.

Софи больно ударила меня кулачком в плечо.

– Я же хотела порулить на въезде в Москву!

– Извини... Было темно... Ты здесь будешь спать или пойдем в номер?

– В номер, – устало сказала она.

...Закрыв дверь на ключ, она разделась догола и залезла в ванную. А
я пока решил почитать «МК», который купил на вахте. На
каждой странице солнце – расплывающаяся улыбка Лужкова. В столице
снова теракты, в которых на этот раз обвиняют ФСБшников;
кабинет министров сожрал пол бюджета Московской области; в
Смоленске пойман маньяк-зуботехник, который до смерти замучил
28 женщин... Черт! Мне бы так писать!

– Как ты думаешь, мне стоит побрить это место? – спросила из ванной Софи.

– Стоит, но не сегодня, – ответил я.

– Почему? – удивилась Софи.

– Не май-месяц... – ответил я.

Ванная вздрогнула от глубокого хохота Софи.

– Может быть, придешь и помоешь мне что-нибудь? – предложила она,
все еще продолжая смеяться.

Это была контрольная фраза.

Я отбросил в сторону газету и через минуту уже оказался в ванне
вместе с Софи. Мы кувыркались с ней, как два бегемота,
расплескивая воду и целуясь. Когда я соединился с ней, Софи уперлась
руками в стену, и ей пришлось подняться на цыпочки. Я думал,
этому не будет конца. 10 минут я не мог придти к
логическому завершению, а Софи-гадина молча получала одно удовольствие
за другим. Со стороны мы смахивали на двух диких животных.
Или насекомых...

– Это было здорово, – произнесла Софи, вытянув ноги по всей длине
ванны. – Я наверное побила свой рекорд...

– То ли еще будет, – пообещал я.

Утром мы выехали на трассу Е-95, и стрелка на спидометре моей
Девочки всю дорогу не опускалась ниже 110 километров в час.

Лично я не знаю ни одного челябинца или челябинки, которые бы не
мечтали вот так оказаться на Е-95 и втопить в панель педаль
газа. Петербург, несмотря на все проделки большевиков, был и
остается столицей России. По крайней мере, культурной. В нем,
как и в Париже, каждый камень дышит искусством.

В припадках вдохновения я часто гулял по петербургским тропам,
заглядывал в плащаницу окон, в которых еще отражаются лица
Пушкина и Достоевского, Гоголя и Виктора Цоя. В спину дул соленный
морской ветер, из-за которого на теле долго не заживают
ссадины и раны. Я приходил на Пушкинскую-10 и стучался в двери
со скромной вывеской «Театр ДДТ». «Нет ли у вас вакансии?
Хотя бы грузчиком...»

И почему-то никто никогда не открывал.

А потом я уходил на Васильевский остров и просто шлялся по улицам:
не попадется ли случайно навстречу Юрий Шевчук? Нет, не
попадется... И тогда я уезжал на Сенатскую площадь и засыпал на
постаменте у Всадника. А сверху, над моей головой, зелеными
кокосами свисали медные яйца коня...

Впрочем, вы, наверняка, найдете в Петербурге другую романтику...

После поворота на Мытищи мы неожиданно догнали черный «Мерседес» с
китайцами. Двое из них спали на заднем сиденье, прислонившись
к стеклам. Вероятнее всего, желтолицые пасли меня всю ночь
под окнами «Смоленкой», а утром решили выехать пораньше из
Москвы – все равно я уже никуда не денусь с Е-95.

Я быстро поравнялся с ними и оглянулся на сонного водителя, который
держался изо всех сил, чтобы не уткнуться носом в баранку.
М-да, тяжела работа фискала, подумал я. Не дай Бог вот так
следить за журналистом по всей стране!

Китаец спелыми глаза посмотрел на меня, перепугался и снова сделал
вид, что сильно увлечен дорогой. Я обогнал их и встал
впереди.

– Это те же? – удивленно спросила Софи. – Они всю дорогу едут за нами?

– Ну, сейчас я на них оторвусь!

В зеркало я увидел, что двое китайцев на заднем сиденье проснулись и
закопошились. Я притормозил и сразу же прибавил газу.
Иномарка резко отстала от нас на 30-40 метров. Впереди по второй
полосе шпарила колонна новеньких автобусов «ЛиАЗ». Я обогнал
их, ушел вправо, снизил скорость, пропуская колонну вперед,
обогнул ее и оказался у желтолицых за спиной.

Китайцы не ожидали резкого клаксонного сигнала, которым дунула им в
задницу моя Девочка. Водитель-азиат попытался удрать от
меня, но Девочка не переставала поджимать его в хвост. Те, кто
сидел в «Мерседесе» на заднем сиденье, во все глазенки
следили за моими выкрутасами и вздрагивали от оглушительных
сигналов. В этом их бамбуковые дубины были бессильны. Моя Девочка
несколько часов гнала перед собой китайцев – до самой
развязки перед Петербургом. Это чем-то напоминало хоккей, только в
данном случае шайба была несколько больше и элегантнее
игрока.

За контрольным пунктом милиции «Мерседес» с китайцами свернул на
небольшую улочку, – гол!!! – и мы потеряли его из виду.

Был вторник. Мы поселились в центре города, в гостинице «Охтинская».
В той самой, где произошло убийство Егора Голубева.
Администраторша косо посмотрела на нас, когда узнала, что мы
приехали из Челябинска. В номере для небогатых посетителей на
четвертом этаже я быстрее подсел к телефону, моя сотовая трубка
в чехле висела мертвым грузом – роуминг у нее для Петербурга
слабоват, – и набрал номер приемной Знаменского. Я надеялся
передоговориться с ним на встречу, скажем, на завтра, на
среду.

– Алло, – ответила через несколько гудков секретарша Светлана.

– Здравствуйте. Могу я поговорить с Петром Алексеевичем?

– Его нет. Он в отпуске, – ответила она.

– В отпуске?! – удивился я. – И давно он в отпуске?

– Со вчерашнего дня...

Продолжение следует.

Последние публикации: 
Панацея (28/11/2005)
Панацея (24/11/2005)
Панацея (18/11/2005)
Панацея (17/11/2005)
Панацея (15/11/2005)
Панацея (11/11/2005)
Панацея (09/11/2005)
Панацея (07/11/2005)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка