Михаил Эпштейн

ВЗРЫВ, А НЕ ВСХЛИП

Вот как кончится мир
Вот как кончится мир
Вот как кончится мир
Не взрыв но всхлип.
Томас Элиот. "Полые люди".

  Есть ирония судьбы в том, что мишенью глобального терроризма стали два здания, которые с начала 1970-х годов служили символами и высшими образцами архитектурного постмодерна. Две башни - как два взаимоотражения без подлинника.

  В свое время выдающийся архитектор и теоретик постмодерна Чарлз Дженкс писал, что эпоха модерна закончилась в 15 ч. 32 мин. 15 июля 1972 г., когда спроектированный в стиле модерна жилой район Pruitt-Igoe в Сент Луисе, когда-то названный "совершенной машиной для жизни" - был взорван динамитом как неподходящее место обитания для людей с низким доходом, для которых он и был функционально предназначен*.

  С такой же хронологической точностью можно констатировать, что в 10 ч. 28 мин. 11 сентября 2001, с крушением двух башен Всемирного торгового центра, воплотивших в себе финансовую мощь и блеск глобального капитала, закончилась эпоха постмодернизма. Но закончилась, в отличие от модернистского жилого комплекса, не строительным актом, а актом террористическим, который вместе с двумя зданиями-близнецами унес жизни тысяч людей. Реальность, подлинность, единственность - категории, которыми было принято пренебрегать в поэтике постмодернизма, основанной на повторе и игре цитат, на взаимоотражении подобий, - жестоко за себя отомстила.

  Персидская война породила мифологию симулякра - война как инсценировка, распланированное упражнение для телевизионщиков. На эту тему была целая книга Ж. Бодрийяра, выросшая из серии его статей 1991 г. для газеты "Либерасьон", - "Войны в Заливе не было". По Бодрийяру, было только супершоу, грандиозное событие из мира пиар и масс медиа, которое для поддержки патриотизма оплачивалось из военного бюджета. Солдаты мало чем отличались от актеров массовки. Безопасность была обеспечена. Управление военными действиями с командного пункта по сути не отличалось от компьютерной игры - задавай цели, нажимай на клавиши. Война 1999 г. в Югославии - если можно так назвать ежедневное выполнение летных миссий бомбардировщиками НАТО - казалось, подтверждала этот игровой взгляд (со стороны Запада) на новейшую историю. Реальность - дереализуется, растворяется в фантазии.

  11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке произошло обратное - самая невероятная фантазия реализовалaсь.

  Пять лет назад по Америке широко прошел и потряс страну фантастический фильм "День независимости" ("Independence Day", 1996) - про нападение инопланетян на Америку. Над Нью-Йорком нависает космическая платформа, день превращается в ночь, начинают рушиться здания, люди бегут от падающих обломков, неузнаваемо меняется силуэт мировой столицы. Сегодняшние фантазмы - самолеты, прошивающие насквозь небоскребы над Нью-Йорком, люди, погребенные под развалинами финансовых дворцов свободного мира, - как будто перенесены в реальность из этого фильма.

  Террор - не регулярная война, которая ложится в рамки игрового сценария; террор растет из мусора повседневности, он происходит здесь и сейчас, и неизвестно, когда и откуда он тебя коснется. Террор - это когда реальность становится сплошь значимой, подозрительной и неотвратимой. За один день повернулся вектор исторического времени. Все двинулось назад, в плоть и кровь, в страх и трепет, в ту самую реальность, которую было так модно оплевывать, как мертвого льва.

  Как-то сразу, в несколько часов, закончилась "прекрасная эпоха" отражений и симуляций, ровесница башен-близнецов, продолжавшаяся 30 лет. И завершилась не жалким "всхлипом", как у полых людей Томаса Элиота, - а именно взрывом, настоящим, разрывающим тело и душу. Одним рывком жизнь повернулась в сторону новой жесткости, которой вдруг обернулась мягкость, расплывчатость, "ризомность" конца 20 века. Образ "ризомы", мягко стелющейся грибницы, где нет корней и стволов, низа и верха, где все со всем взаимосвязано, переплетено в мягкий клубок, - этот постмодерный концепт Делеза-Гваттари из книги "Тысяча плоскостей" стал знамением новейшей всетерпимости, безграничного плюрализма.

  Казалось, после падения берлинской стены уже точно не осталось жестких границ, четких критериев добра и зла. Все сблизилось, смешалось, перепуталось - и вдруг из этого всесмешения выросла новая, беспрецедентная жестокость. Добро, не противопоставленное злу, оказалось с ним в одной связке. В цивилизацию стали всех впускать без разбора, без досмотра багажа, без проверки документов, - и она оказалась захвачена варварами. Которые ведут цивилизацию на роковую сшибку с самой собой, разбивают самолет о башню и сбивают башню самолетом. Их собственная гибель оказывается лишь спусковым крючком самоубийства цивилизации, утратившей границу между свободой и всеприятием, разнообразием и уравнительством, подлинником и отражением.

  ** Charles Jencks. The Language of Post-Modern Architecture. London: Academy Editions, 1991, p. 23.

Дмитрий Пинский

Не в Голливудском сериале,
А из разбитого окна
Американцы наблюдали,
Как мира рушится стена...
Но в этом мире , слава богу,
В запасе есть другие стены.
И Геростратикам убогим
Мир не поставить на колени.

* * *
Творец, поди, куда-то вышел
На эти несколько минут,
А не стоял на зыбкой крыше,
Не всемогущ творец был тут...

* * *

В твоих глазах
Застыл закат
Забытых шпор,
Помятых лат,
Оглохших птиц, Ушедших дат,
Любимых лиц...
В тебе - закат!!!
И прохрипит
Беззубый рот:
" За что убит
Живой восход ??? "